Две души Арчи Кремера (СИ)

Профессор Степанов решил сделать перерыв, за который они доели бы мороженое, и начал расспрашивать его о школе, о том, какие предметы ему нравятся и что за программки делал Арчи.

– Да так, – смутился мальчик. – Совсем маленькие игрушки. Я их иногда делал для одноклассников. Им нравилось. Или какие-нибудь штучки, чтобы делать разные паттерны, рисунки там, фоны, все такое.

– Это очень интересно, – покивал профессор Степанов. – Ты ведь покажешь их мне?

Арчи недоверчиво уставился на него: не верилось как-то, что после таких захватывающих вещей профессору Ларри могут быть интересны его незамысловатые придумки.

А профессору Степанову действительно было интересно. И кроме этого, куда удобней было иметь спокойный, расположенный к нему и рабочей группе материал, чем человека, медленно, но верно, решающегося на бунт.

Затем профессор Ларри и доктор Густавссон, незаметно устранившаяся из разговора, позволившая профессору вести Арчи дальше, но внимательно следившая за мальчиком, повели его дальше, в отдел номер четырнадцать. В нем еще один профессор, которого профессор Ларри начал сразу называть Бедри, принялся рассказывать Арчи о тканях. Не таких, из которых одежда шьется, а биоматериале. Лаборатория номер четырнадцать была очень большая, о-о-очень большая, насколько Арчи мог видеть. По одной ее части профессор Бедри Гужита провел Арчи, рассказывая и показывая ему то да се, а потом остановился у одной двери, прищурился хитро, посмотрел на доктора Ларри, на Арчи, на дверь и спросил у него:

– Животных не боишься?

Арчи недоуменно моргал, глядя на него.

Доктор Густавссон нагнулась к нему и тихо проговорила, улыбаясь:

– Зверюшек. Мышек и обезьян. Раз профессор Гужита руководит лабораторией биотехнологий, то и зверюшек в ней должно быть много. Хочешь увидеть их?

Арчи растерянно пожал плечами.

– Хочу, наверное, – неуверенно сказал он.

– Вот и отлично, – тут же отреагировал профессор Бедри и открыл дверь – и Арчи сжался от пронзительных криков мартышек. – Прошу, – приглашающе протянул руку внутрь помещения профессор Гужита.

Чтобы никто не подумал, что Арчи испугался или испугается, он, подъехав к профессору, сказал:

– У наших соседей было целых две собаки. Одна овчарка и еще совсем маленькая. Они были очень милые, тетя Сусанна иногда брала меня с ними гулять.

– В таком случае я как-нибудь возьму моего пса с собой на работу, и ты погуляешь с ним, годится?

Профессор Бедри Гужита был высоким, плечистым, немного сутулым; носатым, с тяжелой челюстью, густыми черными бровями и гривой черных с проседью волос. Арчи отчего-то испугался его поначалу, но после такого обещания решил, что он просто замечательный.

Наверное, от вида этих животных следовало прийти в восторг: кажется, этого от него ждали если не доктор Густавссон, то лаборантки точно; одна даже достала из клетки мартышку и поднесла ее к Арчи. Он осторожно сказал: «Привет», – протянул ей руку, и мартышка тут же ухватилась за палец.

– Это наша героиня, Манни-Панни. Представляешь, родилась слепой, – произнес профессор Гужита. – А теперь может видеть, потому что мы совместно с Ларри и Октавией придумали, как сделать ей глаза. Так что она теперь полноценная красавица. Ну-ка, Манни-Панни, покажи мне свои глазки.

Он ловко ухватил ее за щеки и поднес ближе к Арчи; тот – заглянул ей в глаза. Не отличить вообще от настоящих. А мартышка орала как резаная, а Арчи не знал, можно ли ему поморщиться или уши закрыть.

– Здорово, – вжавшись в кресло, сказал Арчи и виновато посмотрел на профессора Гужита.

– Замечательная лаборатория. Думаю, у Арчи будет еще немало времени, чтобы познакомиться с ней поближе и даже подружиться с кем-нибудь, правда, милый? – произнесла доктор Густавссон и успокаивающе похлопала его по плечу. – Спасибо, профессор Гужита, это была очень интересная экскурсия. Но Арчи с самого утра путешествует по центру, и кажется мне, что нам пора сделать перерыв на обед.

– Разумеется, разумеется, – воскликнул профессор Гужита, отдавая мартышку лаборантке, снова открывая дверь. Арчи показалось отчего-то, что зверинец зверинцем, но в этой лаборатории есть очень много других сокровищ, которые ему не показали. Например, от приемной, в которую они вернулись, отходил еще коридор; куда он вел, Арчи не мог толком разглядеть – видел фиговато, коридор был тускло освещен, и наверное, доктор Густавссон была права: устал. Хотелось, конечно, чтобы его еще немного поводили по другим лабораториям, но Арчи устал.

Профессор Ларри долго прощался с Арчи, допытывался, как ему понравилась экскурсия и какая именно лаборатория показалась ему самой интересной, требовал, чтобы Арчи еще раз непременно к нему заглянул, злорадно поглядывал на доктора Густавссон, скептически смотревшую на него: можно подумать, Арчи сможет избежать бесконечных часов во всех этих лабораториях. Арчи пытался сидеть в своем кресле ровно, но не получалось, он попробовал поерзать, чтобы устроиться поудобней, но тоже не получалось, отчего-то у него было ощущение, что равномерно ноет все тело, еще и руки болели, особенно тот палец, за который ухватила Арчи Манни-Панни. Арчи украдкой посмотрел на палец – вроде ничего особенного, наверное, поболит и перестанет, попытался прислушаться к тому, что говорила ему доктор Густавссон, но как-то неуспешно. Но доктор Густавссон повторила:

– Ты слушаешь меня, Арчи?

У него покраснели уши; Арчи опустил голову и виновато пожал плечами, а затем поднял на нее взгляд. Доктор Густавссон опустилась на корточки.

– Устал, малыш? – спросила она.

У Арчи защипало глаза. Он попытался отвернуться от нее, но доктор Густавссон повернула его лицо к себе.

– Мы идем обедать, или ты немного отдохнешь, а потом мы пообедаем?

Арчи пожал плечами. Ему бы спрятаться куда-нибудь, посидеть денька два в темноте и тишине, чтобы привести мысли в относительный порядок, только этот ответ доктора Густавссон не устроил бы.

– Наверное, нужно пообедать, – со стариковской обреченной интонацией сообщил он свое решение.

Затем доктор Густавссон милостиво предоставила Арчи возможность отдохнуть. Он уже покатился было в тот корпус, в котором жил до этого, но она сказала:

– Арчи, милый, та комната предназначена для гостей, а ты уже не гость. Так что пойдем в твои новые комнаты.

Она произнесла это легко, как само собой разумеется, наверное, имела право, но Арчи стало обидно. Страшно. Жутко. Захотелось рассердиться. Когда какие-то похожие вещи вытворяли братья-сестры-тети-кузены, это было как-то объяснимо, наверное. Что на них сердиться? Даже не так: на них Арчи никогда не мог сердиться – по многим причинам. Он был приучен к тому, что это было недопустимо, и удивительно было, что они – одной с ним крови – были совершенно здоровыми, а он – нет. Их проказы принимались Арчи с пониманием, даже с завистью: они-то могли шалить, бегать как угорелые, разбрасывать вещи, бросаться друг по другу чем под руку попадет, а он – нет. Но вот так переселить его куда-то, не спросив, не поинтересовавшись его мнением, они такого никогда бы не сделали. Ему было обидно: та комната была очень хорошей, Арчи нравилось в ней, он чувствовал себя защищенным, и покидать ее не хотелось совсем. И на тебе, да еще и доктор Густавссон…

– Мы постарались обустроить комнату так, чтобы тебе было удобно. Она больше и красивее гостевых комнат, а из окна открывается совершенно чудесный вид. Ты можешь каждый вечер любоваться озером, – ласково говорила она. Арчи держал голову опущенной и упрямо рассматривал пальцы. – Ну что, пойдем?

Арчи, надувшись, смотрел в сторону. Он небрежно дернул плечами, вроде как говоря: да мне пофигу, и покатил за ней. Она, эта комната, действительно была совсем в другом месте. Если, допустим, вспомнить, что та, старая – номер для гостей, то тот корпус, как там мама называла его: гостиничный, что ли, – он оставался все дальше за спиной. Лаборатории профессора Ларри и профессора Бедри были где-то слева и тоже все отдалялись. И в этом здании Арчи не был никогда.