Мое побережье (СИ)

Мы сидели за рядом стоящими партами на географии, и вечно всем недовольная миссис Мюррей раскладывала перед нашими носами листы с результатами последнего теста, попутно ворча — вернее выразиться, согласно ее представлениям, озвучивала рекомендации и типичные ошибки, допущенные учениками.

Я географию не любила, но работа оказалась несложной, и высший балл в углу отсутствовал лишь по той причине, что миссис Мюррей никому их не ставила из вредности.

Листок Тони приложился к парте с таким остервенением, что впору было удивиться, как он не порвался от столь варварского обращения.

— За что «F»? — он не повышал голос — пока не повышал. Явление временное — мне ли не знать.

Миссис Мюррей взглянула на него поверх безвкусной, квадратной формы оправы. Ответствующий голос был суше пергаментов в гробнице:

— Вы не ответили ни на один вопрос.

Зря.

— Я ответил на все вопросы, — процедил сквозь зубы, с вибрирующим нажимом.

Если в таком состоянии Старка довести до ручки, он начнет раздавать советы из серии «протри очки», а потом засунет пресловутые в самое интересное место.

Мюррей поправила оправу на носу, тщетно практикуя не имеющий воздействия зрительный террор в отношении Тони, который, кажется, сатанел все больше с каждой секундой.

— В своем ответе вы не использовали предоставленные вам статьи, а некоторые предложенные варианты в тесте и вовсе зачеркнули, вписав одному вам известные данные.

— Потому что у меня под носом растет корпорация, котирующаяся на Нью-Йоркской фондовой бирже, уж мне порядка лучше известно, каков на сегодняшний день процент безработицы и без идиотских данных переписи населения за две тысячи десятый год, — если бы слова были материальны, реплики Тони летели б в Мюррей огромными шарами для боулинга, стремясь выбить в ряду зубов страйк.

— Вы продемонстрировали полное невладение материалом и свою некомпетентность, это отвечает на ваш вопрос о поставленной оценке?

— А я-то думал, в школах проверяют знания.

— Я проверяю знания, которые вы смогли почерпнуть из выданных мною статей и применить на практике.

Ее заклинило на своих бумажонках? Я чувствовала, что тоже начинаю раздражаться, хотя не имела к происходящему почти никакого отношения — просто ограниченность и зацикленность представителей ее поколения частенько отражалась на нервной системе.

— Эти статьи — бред!

— Тони, — мой шепоток смешался с возмущенным голосом Мюррей, напоминавшим дряхлеющую на ходу, рассыпающуюся телегу в условиях промышленного переворота:

— Этот «бред», — акцент, который она сделала на прямом цитировании, выглядел, скорее, нелепо, нежели вызывал эффект, на кой она рассчитывала, — результат долгих и упорных исследований, что вам, должно быть, неведомо, — попытка зацепить провалилась с треском, ибо Тони лишь презрительно фыркнул.

— Дайте Хогану калькулятор, и он напишет то же самое. Возможно, даже красочней, и вы не уснете на второй странице.

— Мистер Старк, — не исключено, что взлетевший тон предполагал продолжение о каких-нибудь рамках, однако Тони начало нести:

— Не моя вина, что у этой Сьюзи, — он покосился на статью и сморщился, явно передумывая озвучивать фамилию, — КПД мозговой активности близок к нулевому.

— Зато ваш, очевидно, не знает границ.

— По крайней мере, меня ждет МИТ, а не педагогический колледж.

Визгливое: «Мистер Старк!» ударило по барабанным перепонкам, когда я устало приложила ладонь ко лбу и прикрыла веки. Не исключено, что в недалеком будущем этот человек прославится в качестве личности с самым подвешенным языком во всей Америке — Мюррей лишь позорилась, пытаясь оказать на его совесть маломальское давление, да только для сего ее понятийно-терминологический аппарат был недостаточно развит, а «совесть» мистера Старка — задвинута слишком далеко, чтобы пробудиться и хотя бы порваться царапнуть своего владельца изнутри.

Я не удивилась ни капли, когда ему «посоветовали» покинуть класс, а от экспрессивности его «с радостью» едва не пронеслись от стены к стене электрические разряды. Судя по линии плеч и размашистому шагу — злого, как беса.

Это не было каким-то «тяжелым выбором», подразумевающим глубокие душевные метания; я только тихо шепнула Хэппи: «Соберешь мои вещи?» и, получив слабый утвердительный кивок, подхватила телефон и вышла следом, игнорируя в раз обратившиеся к моей спине взгляды немого стада.

Коротко выдохнула и пошла за этим адским вихрем, испепеляющий взор которого разве что буквально не разрезал бетон надвое.

— Тони… — Он замер так резко, что сумка со звучным шлепком ударилась о бедро. И лишь непривычное удивление отразилось в бешеных глазах. Что? Он против внезапного компаньонства или просто не ожидал его? Второй вариант казался мне диким, но со Старка станется.

Я поняла, что затаила дыхание, когда недостаток кислорода начал душить, подобно обернутой вокруг шеи змее.

Не знаю, зачем это сделала — жест, такой нелепый, не был чем-то жизненно необходимым или уместным. Наверное, потому, что по нервам слишком сильно ударило осознанием: он уходил. Опять, глубоко в себя, так, что мог вообще не вернуться, замыкался от меня в своей излюбленной скорлупе.

Ладони легко скользнули под опущенными руками и скрылись за спиной, покуда нос уткнулся в мягкую ткань футболки с длинным рукавом.

На какую-то секунду он напрягся, а я прикрыла веки, представляя, как он ненавязчиво и ловко выпутается из кольца объятий, отстраняясь. Вот он — рывок в бездну с головой. Натянутые до звенящей тишины струны волнительного ожидания, грань, когда он вот-вот отшатнется. Как одернул парой дней назад колено, стоило мне случайно задеть его под столом. Ощущение ставшей слишком прямой спины под пальцами.

Легкий запах его геля для душа впивается в легкие, раскурочивая их. Будто старым ножом под ребра — посылка из прошлого. Далекого и недоступного.

Помню, я уже спрашивала, почему он остался в нашем городе, не вернулся в Нью-Йорк или хотя бы не поступил в частную школу в Сиэтле, ежели у Говарда «было здесь дело». Тони всегда пожимал плечами, не отвечая ничего вразумительного. Сила привычки — наверное, это якорь для многих, и даже для такого человека, как Старк.

В конце концов, его родители находились в постоянных разъездах по более привычным для них местам; дома оставались лишь Тони да Джарвис, благодаря упорству которого особняк еще не превратился в груду щепок, погребенную под свалкой пивных бутылок.

Когда он поднял руку, я замерла, непроизвольно крепче сжимая пальцы на твердой спине и ожидая мягкого, но такого определяющего толчка — и тогда я точно полечу вниз, цепляясь конечностями за выступы до тех пор, пока тело не вывернет окончательно, не расплющит по земле в последней встрече с оной. Однако ладонь опустилась на мой затылок, неуверенно зарываясь пальцами в волосы.

Горячей спиралью нечто, не поддающееся разумному объяснению, закручивалось у меня в позвонке, рассылая свои теплые импульсы по всему организму. Поверхностное дыхание приятно щекотало шею.

На считанные секунды мы почти стали теми Тони и Пеппер, которыми были какой-то год назад.

Что с нами случилось?

Я уткнулась губами в его плечо, задерживая в себе этот запах настолько, насколько позволяли легкие.

Ответ незатейливо забирался подкорку: жизнь.

***

Само по себе время оттепели — уже романтика. Она во всем: в мягком солнце, бегающих по улицам собаках, в нас.

Но, кажется, любые явления расцвета природы и сопутствующих тому радостей упрямо обходили меня стороной.

Я крутилась перед зеркалом весь вечер с лицом, мрачнее тучи, то одергивая, то приподнимая чуть выше к талии юбку, искренне не беря за ум, отчего так нервничаю, покуда картинка с изображением Хэппи по другую сторону экрана монитора методично жевала чипсы.

— Да хорошо ты выглядишь, успокойся. Только расстегни хотя бы одну пуговицу на рубашке.

Воротничок со светло-розовыми, тонкими полосами на белом фоне впивался в горло, душил, и одновременно придавал какой-то странной, с налетом на извращенность уверенности. Рука дернулась и опустилась обратно. Глупые барьеры и комплексы.