Мое побережье (СИ)

Недавно я коротала часы за просмотром «Общества мертвых поэтов». В картине присутствовал кадр, когда один из главных героев звонил по телефону девушке, от которой был просто без ума, а, положив трубку, криком громогласно выплеснул свои эмоции, получив от нее приглашение на вечеринку. Фильм восемьдесят девятого года. Сейчас все иначе.

Отношения превратились в рынок сбыта, а те самые «популярные девчонки» — в основной продукт спроса. Одни ищут зрительное подтверждение своему статусу, другие — «любви» уровня диснеевских мультфильмов. Инфантильность в чистейшем виде.

Все ищут свою «вторую половинку». Помню, в младшей школе нас водили на фабрику игрушек; там был цех, где делали пластмассовых кукол. Их склеивали из двух половинок: слева лежала куча со спинами, справа — с лицами. Работница фабрики не глядя брала половинку слева, половинку справа: раз, два — и готово. Дальше совершенно одинаковые, безглазые, безротые куклы ползли по конвейеру на раскраску. Возможно, так популярные сейчас психологические тренинги руководствуются этим же принципом: будь стандартным, и ты легко найдешь свою половинку? Успешно игнорируя тот факт, что зрелый человек — уже целостная состоявшаяся личность (в идеале миновавший пороги «просто индивид» и «уже индивидуальность»), и никакая «половинка» ему не нужна. Ему нужен тот, с кем он способен ужиться, несмотря на ряд различий в чертах характера и мировоззренческих позициях, тот, кто не станет пытаться изменить ближнего «под себя», чтобы было удобней, чтобы как в детских фантазиях о «любви».

К сожалению, подавляющее большинство забывает, что любовь — это взрослое чувство. Его не купишь цветами и конфетами, не достанешь по блату, не займешь, не отберешь, не выпросишь жалостью. До него можно только дозреть.

Послушайте, даже к музыке и математике склонны далеко не все; я не про «Собачий вальс» и не про простые арифметические действия, а про настоящую музыку и про высшую математику. А что любовь? Для всех желающих? Не та любовь на показ, чтобы позлить завистливых одноклассниц, не та, когда вы «расстаетесь» по дюжину раз за неделю.

Создать крепкий союз и сохранить его — это труд. Труд обеих сторон. Занимательный факт, который частенько упускают в гламурной литературе с глянцевыми обложками, дабы не спугнуть читательскую аудиторию: только боль может заставить человека измениться. Так, боль от собственной глупости заставляет поумнеть, боль от своей холодности — теплеть. А что для типичной прослойки моих ровесников? Они ведь как черт ладана избегают ненужных страданий и сложностей.

Незрелой психике свойственна бессознательная стихийная защита от ответственности. Девочки ждут, что их будут содержать, оберегать, принимать «такими, какие они есть», зачастую отдавая взамен лишь глупые подростковые истерики, ибо «очередной козел» идет вразрез с их представлениями о принце. Только вот про то, что пока еще мальчишкам по складу ума совершенно не нужна такая приставучая обуза в их лице, успешно забывают. Они будут весело и беззаботно проводить с барышней время до тех пор, пока с ней комфортно, и пока она не сжует ему мозг окончательно.

Следом неизменно наступает очередной разрыв отношений. «Не поняли друг друга, не сошлись характерами». Не повезло с «любовью», не тот человек…

Старая сказка. Хорошо раскупаемый миф. Сладкая иллюзия. Чушь собачья.

Есть ли смысл думать, что мне не свезло с подружками по большей части потому, что главная движущая женская сила в школе — пресловутые инфантильные дурочки, уже сбившиеся в свои «кучки»? Я ведь правда пыталась хоть с кем-нибудь подружиться. Рак-отшельник, иначе не назовешь. Да, у меня есть парочка приятельниц, подходящих под определение «нормальные» — те, у кого наличествует голова на плечах и кто способен смотреть на жизнь под тем же углом, что и я, но эти девочки — лучшие подруги, и как бы я ни старалась влиться в их общество и сформировать из дуэта трио, все равно чувствовала себя пятым колесом в телеге. С остальными… скучно. Их разговоры не вызывают во мне интереса. Да и я для них слишком «странная».

«Зануда», — внезапно отразился от стенок черепной коробки голос Старка, и я подавила желание рыкнуть и запустить в невидимый фантом подушкой.

Добить себя какой-нибудь плаксивой песенкой, что ли? Вспомнить, как Тони дарил мне на одно Рождество шар, отражающий при подключении на потолке звездное небо, и как мы лежали… ну, нет.

Катись в свой Нью-Йорк и по возможности там оставайся.

Клянусь, пальцы сами разблокировали телефон и зашли в галерею; в здравом уме мой мозг ни за что бы не отдал столь беспечную команду. Фотографии этого напыщенного павлина так и разрывали память своим обилием. Многострадальная техника проигрывала уже третью песню, в текст которой я даже не вслушивалась, листая каждый снимок и зачем-то его рассматривая. Удалила бы, да ведь все равно придется восстанавливать. Ну, или скачивать заново. Что я, себя не знаю.

Самая сложная вещь — это не разговаривать с тем, с кем ты привык разговаривать каждый день.

На совместной фотографии с последнего дня рождения Хэппи и особо «слезовыжимательном» треке я не выдержала — глаза подернула слабая рябь против воли. Глупо; я закрыла галерею, приказывая себе собраться в единую кучку и заняться… чем-нибудь. Чем угодно.

Не так уж и велик повод, чтобы раскисать. Бывали ссоры и похуже. И, возможно, еще будут, ох, какие будут.

Если будут.

Ужасное слово.

Я целенаправленно зашла на блог с красивыми картинками, стараясь максимально сосредоточиться на качестве обновления собственного контента и отвлечь мысли от того, размышления о ком сейчас будут неуместными, слишком меланхоличными и, пожалуй, крайне ранящими.

Вот и один новый читатель пятнадцать минут назад появился. Жизнь продолжается.

А я стою на месте, глядя в единственно важную спину того, кто, не оборачиваясь, движется вперед.

***

Он появился так резко, что к горлу подкатил приступ тошноты, а по телу прошелся характерный жар. Аж плохо стало — так бы вкратце я описала свое состояние, когда карандаш Хэппи указал на экран моего мобильного, демонстрируя три сообщения с неизвестного номера, пришедших одно за другим: «Вирджиния», «Привет», «Как твои дела?». Я так и замерла с учебником, спрятавшимся в сумку по окончании занятия лишь на половину, с одной стороны напрягая память в попытке вспомнить, кто может являться адресантом, с другой — прекрасно понимая, что больше писать мне никто бы не стал: все номера, с владельцами которых я нахожусь в непосредственной связи, забиты в моей телефонной книге.

Руки мелко дрожали от волнения и, чего греха таить, легкой паники. Униженное женское самолюбие твердило не отвечать. Конечно, можно было притвориться, что словам Старка я не верила, да вот только ему не было смысла мне врать о таких вещах. Противоборствовало сей позиции мое пагубное альтруистическое альтер эго, свято верившее в то, что даже самые отмороженные люди — тоже люди. Не стану говорить о том, как часто я из-за этого билась об одни и те же грабли.

— Это кто? — любопытство Хэппи не было таким же критическим по степени своего развития, как у Старка, но иногда он мог сунуться в не совсем свое дело.

Хотя, в подобном вопросе не было ничего ужасного. Просто я вредничала.

— Угадай, — я с остервенением застегнула плохо сходящийся из-за учебников замок. Ненавижу вторники. Как и понедельники. — Киллиан проснулся.

Хэппи умудрился приподнять брови и через секунду нахмуриться. Забавная игра мимики.

— Он тебе до этого не писал?

— Нет, с чего бы, — я громко фыркнула и закинула сумку на плечо. — Я даже не помню, когда он мне писал последний раз. Сколько недель или… месяц назад, может быть.

— Мудак, — констатировал Хоган, поравнявшись со мной в школьном коридоре. — Чего ему понадобилось?

«Риторический вопрос», — мелькнуло в голове, но вслух озвучивать не стала.

— Понятия не имею.

Когда-нибудь я понравлюсь парню просто потому, что я — это я; заинтересую его как личность, со всеми своими склонностями к меланхолии, картинками в блоге, страхами и комплексами, музыкой в плеере, любовью к уединению и возом заскоков, часто именуемых «тараканами в голове». Когда-нибудь не потому, что обоими головами мужского тела будут руководить животные инстинкты.