Мое побережье (СИ)

— Нет, подождите, док… Лесли! — я не смогла ринуться следом в одних трусах и свитере, а доктор Харрис, как назло, прибавила в темпе шага. — Черт.

Отец мне голову оторвет. Просто… оторвет и зажарит в духовке, вместе с этим проклятым платьем. Я выглянула за шторку еще раз и мысленно выругалась, встретившись с любопытным взглядом какой-то девчонки.

Это безрассудно. Верх нерациональности — столь беспечно тратить деньги.

Я просунула ногу в штанину и крепко зажмурилась, позволяя глупой улыбке вырваться наружу.

Это прекрасно.

Выходя на улицу, я бережно держала в руках большой, красивый, бумажный пакет, почти невесомый, беспокоясь о том, как бы он не ударился о ноги какого-нибудь прохожего в порыве продувающего насквозь ветра. Не верю. Перед глазами все еще стояло отражение с той девушкой — не мной, той, какой-то другой, не Джинни — Вирджинией. Волшебное сумасшествие.

Лесли указала на вывеску крупного торгового комплекса и сообщила ряд магазинов, в которых можно найти обувь и аксессуары, названия коих проскользнули мимо моих ушей. Казалось, ничто не может омрачить этот день; какой угодно — запросто, но только не сегодня. Даже факт, что неладный Киллиан прочитал мои сообщения и не нашелся с ответом. Впрочем, другого я от него не ожидала. Вполне предсказуемая модель поведения для подобной ситуации.

Торговый центр встретил нас суетной толпой вечно спешащих людей.

***

Полотенце слетело с головы, и влажные волосы с холодком срывающихся с кончиков капель рассыпались по плечам. Стоило бы поторопиться да не копошиться перед зеркалом, выщипывая брови, которые итак плохо видно на лице, но затея лечь пораньше все равно с треском провалилась. Часа два назад.

Я подхватила на руки Снежка, проведшего все время в моей компании, лежа на стиральной машине, и бедром затворила за собой дверь. Моя ласковая пушистая нежность. Опустив голову, чмокнула рыжую макушку и пугливо зажмурилась, когда он, психуя, стукнул лапой меня по щеке, слегка выпустив когти.

— Ну и глупый, — сообщила ему, спуская шерстяной комок на пол. Нет, чтобы теплыми подушечками погладить… а кто тебе корм покупает, предатель? — Совсем меня не ценишь.

Снежок завернул уши назад, и я подумала, что он наверняка назвал бы меня чокнутой за привычку вести дискуссии с котом, если бы умел говорить.

Я стянула с постели покрывало и привычно сложила его в кресле, погасила свет. Включив фонарик на телефоне, добрела обратно до кровати и блаженно протянула ноги под одеялом, тут же переворачиваясь на бок и сворачиваясь в позе зародыша. Нет ничего совершенней теплого пухового плена, когда за окнами воет жуткий ветер.

Время перевалило за полночь, а дата на телефоне сменилась с последнего числа ноября на первое декабря.

Заметив проигнорированное сперва входящее сообщение, я приготовилась увидеть привычное: «Спишь?» от Хэппи, однако представшее взору имя адресанта если не ввело в состояние шока, то смятения — однозначно.

«Будь я сейчас рядом, предложил бы наплевать на школу и уехать к морю, смотреть на звезды, как ты любишь. Но я всего лишь в аэропорту».

Перед глазами всплыли картинки уютного коричневого дома с белыми окнами на берегу моря и комнатки с большим телескопом и плакатом, изображающим нашу солнечную систему. «Летний дом» Старков.

«С первым днем зимы».

Я закусила губу и отчего-то задержала дыхание, медленно печатая ответ.

«С первым днем зимы, Тони».

========== 11.1. ==========

— Знаешь, на что похож перелет в… как это называется, общественном самолете? Мне четырнадцать лет и у меня есть няня — это нонсенс!

Я могу зарекаться, врать всем вокруг и самой себе, гнать мысли поганой метлой, но это не изменит одного прескверного факта: пока Старк так или иначе присутствует в моей жизни, я не забуду его голос и не перепутаю ни с чьим иным.

Я не заметила, как уже автоматически закатила глаза и обратила взор к задним партам в поисках свободного места — подальше от него. И нет, наша последняя «ночная переписка» (или как можно назвать эту парочку сообщений?) никак не повлияла на текущее положение дел. Ведь ничего не изменилось?..

Тони сидел с Хэппи, спиной ко мне, а перед ним вертелась Уэшвилл со своей рыжей подружкой, упрямо и очевидно подбивающей клинья. Довольно неприятная личность. С большим декольте. И не менее объемным задом. Правда, обязанным пропорциями поеданию тортиков перед сном, а не силе спортзала.

Она вдруг засмеялась, широко открывая свой большой рот, и я вспомнила, почему эта фурия вызвала у меня самые неприятные чувства.

Это же Фелиция-чайный-пакетик. В ее рот, как в большой чайник, помещалось… много чего. И не только самое главное, со слов Старка. Фу. Просто фу.

Бестия.

Старк во весь свой звучный говор распинался о минусах бизнес-класса. Нашел, на что жаловаться. Хотя, если учесть, что в большинстве случаев он путешествует по воздуху на личном самолете Говарда, то удивляться нечему. Интересно, что станется, если его засунуть в эконом? Он сможет хотя бы пять минут усидеть на месте, не захлебнувшись собственным ядом?

— Доброе утро, — мягкий голос прозвучал где-то слева и значительно выше уровня ушей. Задумавшись, я потерянно моргнула, а затем встретилась с клетчатой рубашкой, застегнутой почти под самое горло.

— Привет, — рука бесконтрольно взметнулась к обходящему меня Стиву. Когда я поняла, что за каким-то бесом тронула его за локоть, было уже поздно. — Ты сидишь один? — как и поздно — ловить вырвавшиеся слова.

Соберись, Поттс.

Роджерс осмотрел ближайшие парты.

— Не знаю. — Растерянность, с которой он говорил, буквально кричала о том, что я нарушила все его планы относительно грядущего урока. А он, по видимости, был слишком хорошо воспитан, чтобы отказать даме. — Можешь сесть со мной, если хочешь.

Здорово, если мне удалось не покраснеть от всепоглощающего стыда. Здорово — в данном случае синоним чему-то запредельно сказочному и нереальному. Чувствуя, как горят уши и шея, я тряхнула головой и поправила волосы, прикрывая лицо. Буду смотреть на свои сапоги. Замечательная обувь. Если почистить. Неужто на улице так пыльно? Дороги ведь снегом только припорошило. Или, вот, в пол; мы сейчас находимся на втором этаже. Сколько минут полета мне потребуется, чтобы провалиться до небезызвестной отметки «сквозь землю»?

Пристроить стопку учебников на самом краю стола — лучшее из моих «достижений» этим неожиданно странным и поразительно мерзким утром. Ведь мерзким же? Книги с грохотом полетели на пол, а из некоторых даже выпали листочки: один — исписанный старым тестом, другой — с какими-то пометками, напоминающими переписку с Хэппи, да свидетельствами моих тщетных попыток изобразить вазу с цветами, яро перечеркнутыми мажущей пастой на несколько раз. Звук привлек внимание нескольких человек. Многих человек. Почти всех, кто находился в классе.

Я даже забыла мысленно выругаться — в голове образовался странный вакуум.

Когда меня настигла идея собрать учебники, Стив успел разогнуться и аккуратно сложить их на парту. Последнее время они летали из моих неуклюжих рук непозволительно часто.

— Все в порядке?

— Что? — я смотрела в чистые зеленые глаза напротив, а кожа горела от чужого взгляда, который будто физически прожигал лицо. — Я… спасибо. Да.

Соберись, Поттс!

И молчи. Просто молча сядь на свое место.

Я не нашла сил встретиться глазами с Тони, подгребая раскрытый на случайной странице учебник к самой груди и носом зарываясь в белые страницы. Прижала ладони к вспыхнувшим щекам и попыталась размеренно вдохнуть и выдохнуть. Не получилось — грудная клетка дрожала от волнения.

Что за чертовщина творилась с момента, как я вошла в этот дьявольский класс?

С каких пор я вообще начала так много сквернословить? Вопиющий моветон. Прав был… да все были правы, кто говорил, что Старк на меня дурно влияет.

Особенно, если слишком глубоко пустить его в свою голову и сердце.

Когда бы однажды некий безумный ученый изобрел таблетки, «глушащие» чувства одного индивида по отношению к другому, спрос бы на них был невообразимый. Это уже ненормально — так реагировать на любое событие или его отсутствие, связанное с одним единственным человеком. В реальности ничего фактически не происходит, а твой мирок то раздувается, едва не лопаясь, то дрожит, словно в десятибалльное землетрясение, и рушится на глазах. Без причин, без объяснений. Кора мозга, как асфальт на дорогах, сминается и ломается; по сердцу — точно трещины в грунте, до метра шириной; в глубинках души — оползни и обвалы.