It Sleeps More Than Often (СИ)

— Вызывайте полицию. Сообщите о вторжении во владения Церкви: церковный двор — наша собственность. Сообщите об угрозе своему здоровью. Ни в коем случае, слышите, ни за что не вступайте с ними в противостояние. Вы — жертвы. А самое главное — это ведь правда. Правда? Я буду так скоро, как смогу. Идиоты хотят скандала? Они его получат. А мы получим очередное очко в нашу пользу. Действуйте.

Сбросив звонок и переведя дыхание, Катарина хочет уже набрать номер полиции, как вдруг роняет телефон на пол — оглушительных грохот со стороны главного входа напугал её до дрожи в руках. Добежав до молельного зала, она видит тусклый утренний свет, просачивающийся в помещение вместе с туманной дымкой. Витраж, через который они с Ландерсом совсем недавно вели своё наблюдение, больше не цел — с улицы в него прилетел камень.

Комментарий к 8. Вторжение

* С точки зрения католической церкви, любое половое извращение недопустимо, а под извращением подразумевается любое греховное опорочение тела вне законного брака, заключённого между М и Ж. Любой вид мастурбации (в т.ч. женской) признаётся разновидностью извращения.

** Белый цвет - знак чистоты, а ошейник - знак верного служения. В этом символизм ношения колоратки.

*** Малакия - онанист, реже - гомосексуалист. “Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники - Царства Божия не наследуют.” (c) Первое послание к Коринфянам.

****** Автор погрязла в ангсте. Экшон и порево переносятся на следующие серии. Всю неделю страдаю вместе с персонажами. К вашим насмешкам готова.

************ OST к Шнаулю - Smokie - (I Just) Died in Your Arms Tonight (вдарим по классике). Спасибо за внимание.

========== 9. Двойная игра ==========

— Пойдём, пойдём, — Пауль кладёт ладони Шнайдера в свои и медленно отводит оцепеневшего настоятеля от двери.

— Запритесь в трапезной, отец, а я вызову полицию, — командует Катарина и всё-таки набирает дежурный номер.

Опасаясь снова подходить к витражам, она забегает на второй этаж и, стараясь оставаться незамеченной, оглядывает церковный двор через почти чёрное от пыли маленькое коридорное окошко. Солнце уже совсем высоко, и происходящее внизу можно рассмотреть даже сквозь пелену тумана. Оставив свои машины припаркованными у обочины, набежчики перешли дорогу и подобрались к церкви уже почти вплотную. Катарина щурится, стараясь разглядеть надписи и изображения на их плакатах. Содержание лозунгов вполне ожидаемо: “Накажем педофилов в рясах”, “Не дадим сирот на растерзание”, “Церковь — оплот растлителей” и прочая популистская мишура. Наткнувшись взглядом на очередной транспарант, сестра невольно вздрагивает: во всю ширину полотна красуется фото Александра. Нет, не посмертное конечно, не фото из материалов дела, которое Штеффи так услужливо скинула ей на телефон сразу после своего освобождения, а прижизненное, сделанное, кажется, даже ещё до усыновления — возможно, во время его прибывания в приюте. Катарина избирательно таращится в слова на плакатах, пытаясь понять, имеет ли данное столпотворение какие-то счёты лично к Шнайдеру, а если нет, то почему они вообще пожаловали именно сюда? Хотя, судя по информации на сайте организации, география их выступлений весьма обширна и даже не ограничивается только лишь баварскими землями. Да, имя настоятеля в лозунгах не фигурирует — значит, она была права: отец Кристоф действительно не замешан во всей этой истории. Что ж, невиновность не помешает ему стать обвиняемым. По физиономиям, вылавливаемым из толпы уставшим взглядом, видно: им всё равно, кого рвать на куски. На очередном промелькнувшем плакате Катарине удаётся рассмотреть ещё одно детское фото, и на этот раз мальчишеское лицо кажется сестре незнакомым. Теряясь в размышлениях, она не замечает, как оба настоятеля тенями вырастают у неё за спиной.

Ландерс первым издаёт что-то вроде нервного покашливания, запуская гусеничку дрожи вдоль позвоночника монахини.

— Простите, что напугали Вас, сестра. Прекрасный пункт наблюдения Вы себе нашли. И кажется, Вы знаете больше, чем мы… — Ландерс всё ещё заносчив, но он не глуп: он отлично понимает, что в сложившейся ситуации они с сестрой — по одну сторону баррикад.

Подпустив мужчин к окошку, она кратко излагает свои соображения по поводу фрау Керпер, её фонда и непрозрачности их целей.

— Цель одна — пиар на горяченьком, — сонно и отчуждённо отвечает Ландерс, тыча пальцем в сторону двух молодчиков из числа прибывших: те так искусно кривляются на камеры своих мобильных, что их кураж передаётся даже сквозь надёжные церковные стены. — Стримят в интернет, к вечеру станут знаменитостями. А к утру — снова никем. Дешёвки.

Пауль как-то мрачно выдыхает и отходит в сторону, оставляя обзорное окошко в распоряжении Шнайдера. Едва тот успевает оглядеть первый ряд пикетчиков, его брови удивлённо ползут вверх. От Катарины таким нюансам не скрыться:

— Вы кого-то узнали, отец Кристоф?

— Да, сестра… Мальчик на фото…

— Александр?

— Кто? Нет… Я имею в виду то фото, — он указывает на картинку с незнакомым Катарине ребёнком. — Это же Клемен, приёмный сын Веберов. Но почему они…

— Всё понятно, — возбуждённо перебивает его монахиня, — я, конечно, ещё проверю свои догадки, но что-то мне подсказывает, что фонд мадам Керпер черпает поводы для своих выступлений отнюдь не с потолка. Либо у них есть осведомители в сиротских интернатах, либо связи в агентствах по усыновлению. Зуб даю, они специально мониторили именно вашу деревушку на случай появления здесь приёмных детей. Типичная схема для охотников за популярностью: мало состряпать скандал, необходимо ещё и подкрепить его какой-никакой фактологической наглядностью. Череда совпадений как раз подойдёт…

Она рассуждает вслух, но скорее для себя — внимание слушателей ей неинтересно, как неинтересен и самим слушателям её монолог. Шнайдер задумчив и молчалив, снова бледен, снова глаза его печальны, а губы сомкнуты в нить, но сейчас он спокоен. Уверенно держится, ровно дышит… Он напуган — этого не скрыть. И это нормально. И в то же время — он спокоен, как никогда. Парадокс. О Ландерсе подобного не скажешь: он весь на иголках, он дёргается, не стоит на месте, время от времени как бы невзначай прижимается к плечу Шнайдера, затем резко отстраняется, а тот как будто и не замечает этого… Катарине интересно за ними наблюдать. Но мерзкий голос фрау Керпер в третий раз за утро заставляет её содрогнуться.

Через окошко им видно, как шумная воительница лихо, несмотря на нескромные габариты, забирается в открытый кузов одного из подогнанных ближе к церкви пикапов, и, вооружившись мегафоном, принимается вещать. Суть её речей из церкви не расслышать, но угадать её не трудно. Подручные пляшут вокруг пикапа, размахивая своими картонками, и несколько из них тщательно фиксируют всё происходящее на камеры.

— Педофилов к ответу! — раздаётся с улицы в очередной раз, и тут же в толпу налётчиков летит шрапнель. В завязавшейся кутерьме ничего не разобрать, крики и возня смешивают происходящее в одно сплошное грязное пятно. Первым реакцию выдаёт Шнайдер:

— О нет, я должен быть там!

Пока Катарина и Пауль пытаются понять, в чём дело, настоятель уже мчится вниз. Ещё немного, и он выскочил бы из церкви, но вовремя сообразившие что к чему коллеги ловят его у дверей.

— Нет-нет, отец Кристоф, нам следует ждать приезда полиции здесь, — увещевают его оба.

Причиной такой резвой мобилизации стало появление на импровизированном поле брани Гюнтера и компании: это они сообразили закидывать незваных гостей квашеными овощами. Что ж, если трактирщик здесь, значит, скоро здесь будет и вся деревня. Усевшись на одну из скамей, Шнайдер, осознав, что к пастве его сейчас отсюда никто не выпустит, погружается в самое привычное для себя занятие: в молитву. Пауль, облегчённо тряхнув плечами, усаживается рядом, будто сторожа его покой, будто ограждая его в момент столь интимный от всего остального мира. Наблюдая эту идиллию со стороны, Катарина невольно проникается неким умилением.