Больше, чем брат (СИ)

Тем временем Огден продолжил, смотря куда-то в небо, словно забыв о тлеющей сигарете:

— Бывает, меня зовут посниматься в рекламе. Но мне больше нравится самому фотографировать. Правда, дохода это не приносит, только трачу деньги. Чем занимаешься ты?

— Я отучился на криминалиста. Сейчас работаю в департаменте полиции, — при очередной затяжке огонек опалил фильтр и Макс кинул окурок, придавив носком ботинка. Довольно иронично, с практически криминальным прошлым уйти в такую сферу, но, между тем, обоснованно.

Огден, задумчиво уставившись в лицо брата, протянул зажигалку обратно. Но неожиданно выронил её, бросил сигарету куда-то вправо и подул на обожжённые пальцы. Это словно дежавю — в детстве младший часто падал и разбивал коленки, а старший дразнил его. Тогда Макс был несносным мальчишкой. И сейчас, разглядывая лицо брата, Миллер старший задавался вопросом, почему Огден не возненавидел его после всего, что тот с ним сделал. Хотя, может и возненавидел, просто хорошо это скрывает.

Пока они здесь курили, совсем стемнело. Наклонившись, старший подобрал зажигалку и кинул короткий взгляд на брата.

— Мне пора возвращаться. Надо проверить, как там отец, — Макс не помнил того момента, когда стал родителем для своего родителя, это случилось постепенно и как˗ то само собой.

Младший посмотрел в ту сторону, откуда они пришли. Там кто-то громко смеялся, все блестело, гудело, двигалось. К своему удивлению, Огден ощутил досаду от того, что брат собирается уйти отсюда так скоро. Он заметил, что замёрз и не придумал ничего лучше, чем спрятать холодные пальцы поглубже в рукава.

— Я не хочу туда возвращаться, — признался он, недовольно морщась, — Может, просто уедем отсюда? Я так не люблю все эти фальшивые праздники.

«Боже, — мелькнуло в голове младшего, — это же выглядит так, словно…»

Словно он пытается подкатывать к собственному брату.

«Только выглядит», — сказал он себе серьёзно, и добавил вслух, словно оправдываясь:

— Мне просто нравится говорить с тобой.

Его захлестнула растерянность, перемешанная со стыдом и приправленная острым страхом, что брат сейчас уйдет из его жизни туда же, откуда пришел. Нужно было сделать хоть что-нибудь.

— Да, наверно выглядит это как чистое безумие. Если захочешь, можешь считать, что это я так неудачно пошутил, — он кивнул в сторону праздника, еще сильнее прячась в пиджак, словно это было возможно. — Не хочется больше оставаться здесь.

От сегодняшнего дня Макс мог ждать, чего угодно — холода, отчуждения, того, что они с братом даже не посмотрят друг на друга или подерутся, но никак не такого. Куда Огден собирается ехать сейчас? Ему что, действительно нравится общение с Максом? Но они едва ли обменялись парой фраз.

Это было похоже на крик души и Макс внимательно слушал. Это было похоже на то, что Огдену нужна была чья то поддержка. Брат цеплялся за него, словно за что-то спасительное. Может Миллер младший просто перебрал шампанского и оно ударило в голову только сейчас? Может у него проблемы с парнем, на учебе, или просто не с кем поговорить. Подростки в восемнадцать часто мечтают о справедливости и режут вены. На курсе криминалистики Макс изучал психологию, но и без этих знаний он понимал, что брата сейчас нельзя оставлять одного. В конце концов, Огден был для Макса лишь маленьким, запутавшимся в себе мальчишкой. Неужели он мог оставить его здесь и сейчас, так же, как и восемь лет назад?

Восемь лет назад. Неужели он забыл? Нет, Огден помнил, как и Макс, просто молчал. Такое не стереть из памяти, как ни старайся. Максу казалось, что он помнит все детали, словно это было вчера.

***

— Что случилось, Макс? — мальчик оторвался от экрана компьютера, словно кожей почуяв, что с братом что-то не так.

Макс молчал, но, видимо в его взгляде что то полыхнуло, потому что младший явно напрягся и быстро сказал:

— Я не трогал твоих вещей.

Они очень часто скандалили из-за того, что младший брал вещи старшего без спроса, даже если этого на самом деле и не было. Они дрались по любому поводу, и зачинщиком всегда был Макс.

— Конечно же, не трогал. — голос старшего пугающе ровный, — Ты сделаешь кое-что для меня. И не расскажешь маме. Понял?

Огден медленно и послушно кивнул. Он, как и все младшие, просто хотел быть частью жизни Макса.

Конечно, старший припугнул младшего, чтобы тот ничего не рассказывал маме, и Огден сдержал свое обещание. Вскоре Макс уехал к отцу, и в сознании Огдена остался как бы раздвоенным: братом и кем-то сильно похожим на него.

Позже младшему изредка снились кошмары о тошноте, нехватке воздуха и бессилии, но с каждым разом они изрядно теряли степень ужасности. Однажды Огден проснулся после такого кошмара с эрегированным членом и, сонный, долго, медленно трогал его, пока, удивленный и восхищённый, не кончил впервые за свою жизнь. Психологическая защита, с говорящим названием сексуализация, сделала своё дело: страх спрятался где-то в глубине его сознания, на его место пришло удовольствие.

Воспоминания о пережитом не отступали тогда и, в конце концов, привели к повторению этого опыта, но уже иначе: два подростка, влюбленные и неуклюжие, дрочили друг другу под одеялом на одной из ночёвок, зажимая себе рот в попытке сдержать стоны, чтоб родители за стеной не услышали. Это казалось естественным, правильным. Даже можно сказать — единственно верным вариантом. Где-то в шестнадцать Огден окончательно признался себе, что он гей. Это было не сложно.

Став гораздо старше, Огден смог осознать произошедшее в детстве и даже мысленно назвать вещи своими именами. Но прошлое, даже ужасное, размывается со временем, на него наслаиваются воспоминания о воспоминаниях и, в конце концов, оно превращается во что-то сильно отличное от оригинала. Да, Огден смог, наконец, разозлиться на брата. Но иногда, когда он дрочил, перед глазами вставали картинки того злополучного дня. Это было редко и стыдно. Но это было.

***

«На факультете половина таких как я» — утопленником всплыли в памяти Макса недавние слова.

Огден стал геем не из-за той же выходки, верно? Миллер старший старательно гнал от себя эту мысль, но отчего-то чутье подсказывало, что так оно и было. Черт.

Младший кажется перевозбужденным эмоционально — затянувшееся напряжение вылилось в такого рода срыв. Нужно просто успокоить его и отправить отдыхать. Или сдать кому-то из взрослых. Конечно, не маме и Грэгу — сегодня у них первая брачная ночь. Но тогда кому?

— Это ведь сложно, организовать такую шикарную свадьбу, верно? — внимательно рассматривая лицо Огдена, Макс неожиданно перевел тему, понижая голос, отчего тот становится вкрадчивым, — Много нервов и эмоций. Столько всего нужно учесть, организовать. Все должно быть идеально, к тому же, когда невеста — твоя мама. Наша мама.

В восемнадцать лет подростки так ранимы. Нет, Макс не был хорошим и он не мог играть идеального старшего брата после всего, что между ними было. Но довести Огдена до номера было в его силах.

— Знаешь, праздник постепенно достигает своего апогея, думаю, скоро гости будут расходиться. Мне нужно отвести отца в его номер и найти свой, а я тут вообще не ориентируюсь. А ты здесь белый король. Поможешь?

Огден молча кивнул в ответ и, все так же трясясь от холода, направился в сторону мотеля. Он знал, что где-то здесь есть тропинка, но не пытался её разглядеть, а шел прямо по мокрой от вечерней росы траве, чувствуя, что носки, торчащие из ботинок становятся все более холодными и мокрыми с каждым шагом. Сейчас младший не понимал своих чувств, их было так много, что они едва помещались в сознании. Почему ему так больно сейчас, так тоскливо? Он пытался думать об этом, но его всякий раз выносило во вне, словно что-то не давало приблизиться к источнику этой чертовой боли.

Кажется, он выпил всё-таки слишком много вина. Так сложно собраться! Но, после очередной попытки осознать разрывающие его чувства, младшего ошарашило пониманием трех вещей, и он тут же пожалел об этом: