Старинная гравюра (СИ)

Только мама нервно смотрит на нас из окна и украдкой вытирает слезу. Один запретил ей баловать меня.

***

Мне – десять. Папа учит меня сражать мечом, копьём, булавой, бить из лука. Мама научила меня читать, писать и считать, и, поссорившись с папой, сама пригласила для меня учителя изящных искусств. Мама считает, что настоящий мужчина кроме владения боевыми искусствами должен уметь танцевать, петь, быть галантным (что за слово такое? - спрошу у папы) и вежливым.

Я спросил о значении слова папу-Одина. Он тяжело вздохнул, погладил меня по голове и произнёс:

- Сынок… Эти женщины… Нам их не понять…

И послал меня чистить конюшню и лошадей. Я побежал с радостью.

***

Мне – четырнадцать. И я впервые влюбился в девушку, вышитую на гобелене в комнате матери. Я приносил ей цветы, пел ей только что выученные песни, разговаривал с ней. Однажды за этими занятиями меня застукал отец. Он понял всё с одного взгляда и сказал:

- Мальчик вырос.

И тут же, не смотря на слёзы и мольбы мамы, забрал меня с собой на войну, которою вёл в соседних землях с непокорными великанами.

Там я впервые увидел и понял, что такое война. Смерть, грязь, кровь, пот-всё смешалось в многочисленных битвах. Я мгновенно забыл девушку на гобелене. Я пьянел от звуков боевого рога, от ударов мечей друг об друга. От шума битв.

Тогда мы победили. С этой новостью грязный, в помятых доспехах я ворвался в комнату матери. Она встала, пяльцы и нитки выпали из её рук, и она произнесла, как ранее отец:

- Мальчик вырос.

***

Мне восемнадцать. Я знаю историю моей семьи, мы – Хранители Тора. Я умер и воскрес.

Я стою у подножия трона Одина и говорю, глядя в мудрые, всё знающие и понимающие, глаза:

- Здравствуй, Отец всех богов. Я вернулся.

____

*Отрывки из моей песни

========== Часть третья. Возвращение. Листы 21-22. ==========

Память – странная штука.

Что-то ненужное – помним.

Важное – вот ведь мука,

Словно залито бетоном.

Боль и обиды - рядом,

Словно вчера случились.

Радость и счастье разом

Стерлись, исчезли, забылись.

Лица врагов, как в раме,

Перед глазами живы.

Лики друзей в оправе

Туманной, недостижимы.

Память играет с нами,

Мучает, бьёт наотмашь.

Вдруг накатив волнами,

Дразнит, крича о прошлом. *

Лист двадцать первый

POV ВладимИр

Это летнее утро выдалось свежим и тёплым. Ещё не было изнуряющей жары, которая заставляет все живые существа искать спасения в прохладе лесов, рек, озёр и прудов.

Я сидел на крыльце своего дома и точил косу. Трава опять опережала меня по скорости роста, и старый сад выглядел заброшенным и неприбранным. Сегодня, в это прохладное утро, я решил привести его в порядок, и начать следовало именно с этой непослушной травы.

Я по-прежнему жил уже шесть лет один в моём доме, тишина и покой которого лечили и физические, и душевные раны. Я вдруг вспомнил, что именно сегодня та трагическая дата, когда меня, обожженного, избитого и без сознания нашёл мой сосед по участку на повороте в нашу деревню.

Я лежал на обочине, в кустах, машины рядом не было, документов тоже. И что самое ужасное, пропал мой Ферн.

Когда меня привезли в больницу и сообщили о случившимся родителям, они тут же приехали. И ХОТЯ ВРАЧИ ПРИВЕЛИ МЕНЯ В ЧУВСТВО, Я НИЧЕГО НЕ ПОМНИЛ И НИКОГО НЕ УЗНАВАЛ.

Я лежал в персональной палате; рядом с моей кроватью, на стуле, сидела какая-то женщина, держала меня за руку и плакала. Немолодой мужчина стоял в ногах кровати и всё повторял: - Ничего, сынок, прорвёмся!

Так я пролежал в больнице месяц. Благодаря заботе матери и постоянной моральной поддержке отца я потихоньку стал вспоминать - кто я, кто эти люди, где я, но я абсолютно не помнил, что со мной произошло.

Мама рассказала, что после моего телефонного звонка, когда я предупредил её о внезапном отъезде, прошло две недели. Я не звонил, не писал, а потом меня нашли в таком плачевном состоянии.

Врачи уверяли родителей, что мне надо поехать в санаторий, чтобы окончательно долечиться и успокоиться, и тогда со временем память может вернуться ко мне.

Но я категорически отказался ехать куда бы-то ни было, кроме моего дома. Мне казалось важным вернуться именно туда. Что – то звало меня и обещало, что именно там я найду ответы на все вопросы.

Мама и папа сначала жили со мной в деревне. Я быстро поправлялся, совершал длинные пешие прогулки и пробежки по ближайшему лесу. Купался в соседнем озере. Занимался домом. Когда родители поняли, что физически я восстановился, они переехали в город, чтобы не надоедать мне своей чрезмерной опекой.

Я очень скучал по Ферну (вот его я помнил), везде искал, расклеил его фотографии с номером моего телефона. Но тщетно. Волк как сквозь землю провалился.

Я уладил дела в институте, досдал все пропуски. И стал жить и учиться дальше. После окончания института мне предложили поступить в аспирантуру и работать на моём любимом историческом факультете. Я согласился. Теперь я работал над диссертацией «Образ Бальдра - как бога добра и мира в скандинавской мифологии». Почему-то меня очень привлекла эта тема.

Четыре раза в неделю я читал лекции студентам младших курсов, проводил семинары и коллоквиумы. Жизнь вошла в спокойный ритм. До нынешнего года.

В сентябре среди второкурсников появилась новая девушка, Ольга Торова. Она перевелась к нам из какого-то института. Как только она впервые вошла в аудиторию, меня словно ударило током. Я где-то видел её раньше. И это чувство не оставляло меня постоянно. Я стучался в свою закрытую до сих пор память, но она стойко хранила свои секреты.

Я чувствовал, что девушка тоже смотрит на меня, где бы я в этот момент не находился в аудитории. Она очень хорошо отвечала на семинарах. Иногда я даже спорил с нею, она удачно парировала мои выпады, и это мне доставляло удовольствие. Я поставил ей автоматом и зачёт, и потом экзамен, но меня не оставляло чувство, что она хочет что-то мне сказать помимо уроков.

И что самое странное, с её приходом я начал видеть сны, где главным действующим лицом какой-то скандинавской саги, очень отличной от канона, был я. Я просыпался и помнил каждое своё слово, каждое действие. Я стал записывать эти сны, и, поскольку они снились с завидным постоянством, у меня скоро набрался целый файл, на хороший полноценный роман.

Я показал его своему научному руководителю, он объяснил эти сны тем, что я очень вжился в тему диссертации. Я показал записи маме и папе, они предположили, что, может, такие красочные сны свидетельствуют о пробуждении памяти, и предложили не спешить и подождать ещё. Я показал файл своему другу, филологу, и он, прочитав его, сказал односложно: -Печатайся!

Я пошёл в одно скромное издательство, где работал ещё один мой бывший одноклассник, и показал рукопись ему. Он читал её две недели, потом позвонил мне, попросив приехать. Когда я приехал, он предложил мне подчистить незначительные детали в течение одной недели, и сообщил вердикт издательства, что они будут печать мой роман.