Старинная гравюра (СИ)

========== Часть первая. Владимир и Хельга. Листы 1-3 ==========

Века назад в каком-то королевстве

Лишь сила стали правила закон.

Легенды, страх, как в театральном действе,

Поход крестовый, недруг полонён.

Предательство, дорога, скрежет лат.

Войска завоевателя в пути.

И нам уже не повернуть назад.

От битвы, от меча здесь не уйти.

У поля нынче странный красный цвет.

Цвет мужества, цвет крови, цвет беды.

На небольшом клочке оставим след.

В своей несправедливости тверды.

Средневековье, странная пора.

Тут магии рассвет и ворожбы.

С войной и властью - вечная игра.

Легенды, вера, в замке - знак судьбы.

Средневековье, ты вернись назад.

Ты слышишь, как мечи звенят в пути.

Вы - дети тех, кто там шагнули в ад.

Наследники и рыцари твои.

Вы ищите забвения в бою,

Пусть век не тот, хоть клятвы на кровИ.

Средневековье, миссию свою,

Ты заверши, к себе их призови.*

POV ВладимИр

Лист первый

Сколько я себя помнил, я каждое лето проводил у бабушки в деревне в старинном доме. Деревня была отдалённая и заброшенная. Молодёжь давно разъехалась по городам, моих ровесников не было, что, к слову сказать, меня не очень напрягало.

С рождения я был «вещью в себе», не любил шумные и подвижные игры, но обожал посидеть в тишине своей детской и поразмышлять. Потом мама, научив меня читать в три с половиной года, открыла мне волшебство книг. Теперь у меня был свой мир: сказки, приключения, путешествия, дуэли, благородные герои и спасение прекрасных дам.

Поэтому переезд в деревню я воспринимал, как одно из приключений. Особых развлечений там не было, кроме ловли рыбы на рассвете и дедушкиного кабинета. О, когда я попал в него впервые, я был ошарашен при виде огромного количества старинных книжных шкафов и книг.

Книги были очень старыми, некоторые хранились в специальных стеклянных саркофагах, и к ним можно было притрагиваться только в специальных перчатках.

Многие книги были на иностранных языках, но, так как моя бабушка в прошлом работала учителем иностранных языков, это вскоре перестало быть для меня проблемой.

К шестнадцати я довольно свободно читал и разговаривал на немецком, английском и французском, а также мог, напрягшись и со словарём, переводить тексты на латыни.

А ещё на стенах кабинета висели старинные гравюры. На одних можно было рассмотреть средневековый замок, на других пейзажи какой-то незнакомой страны; но одна из гравюр была самой, на мой взгляд, удачной.

На огромной лестнице, спускающейся к пруду, сидела девушка и играла на арфе. Легкий ветерок, казалось, шевелил пряди её длинных распущенных волос, и думалось, что если очень сильно прислушаться, можно услышать музыку. В пруду плавали два лебедя. Нельзя было в деталях рассмотреть лицо девушки, по мне оно казалось прекрасным.

Все гравюры были в неважном состоянии, потому что бабушка была уже очень стара; и сил, и средств на ремонт дома не хватало. Крыша кабинета протекала при сильном ливне или обильном снегопаде, кабинет протапливался плохо; и всё это очень сильно влияло на состояние гравюр.

Я помогал бабушке, как и чем мог. Научившись держать молоток и забивать гвозди, я, бесстрашно забравшись на крышу, латал течи, делал косметический ремонт в кабинете, пытался реставрировать старинную мебель. Но Время было сильнее меня и разрушало всё быстрее, чем я успевал починить.

И однажды оно отняло у меня бабушку. Она уснула тёплым летним вечером, когда за окном пел соловей, чтобы никогда не проснуться.

Похороны я помню плохо, в голове всё смешалось и прояснилось только тогда, когда отец, сидя вечером за ужином с грустью сказал, что дом надо продавать. Вот тут впервые я очнулся от своих грёз и мечтаний и твердо сказал: «Нет».

Отец очень удивился, Это было видно по его глазам, по удивлённо раскрытому рту, по замершей в руке и не донесённой до рта вилке.

- Сынок, мне очень приятно, что ты так хорошо и преданно относился к бабушке, но дом стар, он вот, вот разрушится, если мы не продадим его сейчас, потом он никому не будет нужен.

- Тогда в нём буду жить я.

- Но он далеко от города. Как ты будешь добираться до института (я тогда отучился первый год в педагогическом институте на историческом факультете)?

- Как-нибудь доберусь. Но дом я продать не позволю. Здесь прошло моё детство, здесь мои книги и гравюры. Здесь память. Здесь я стал тем, кто я есть.

Тут в наш разговор вступила мама. Как всегда мягко и спокойно, она предложила нам обоим успокоиться и обсудить создавшуюся ситуацию.

- Если мальчик хочет жить в этом доме, пусть живёт. Я сама очень люблю и ценю это место. Мы будем навещать сына по выходным, праздникам и в отпуске. Он уже взрослый. Пусть попробует. А насчёт института, отдай ему свою старую «Волгу», что пылится и ржавеет в гараже. Ты всё равно уже столько лет на ней не ездишь, а ему на первых порах она очень пригодится.

Отец повздыхал, поворчал, но мама налила ему ещё чашку чая, погладила по волосам, поцеловала в щёку, и отец успокоился.

Утром он сказал мне:

- Пошли оформлять дом и машину на тебя, а потом в гараж. Приведём нашего конька в цивильный вид.

Вот так в возрасте 19 лет я стал обладателем старинного дома и капризной, но выносливой машины.

Лист второй.

Поступление в институт и учеба там не решили проблему моей застенчивости и отрешенности от мира. Мне не по душе были многие мои однокурсники, у которых на уме была не учёба, а выпивка, наркотики и беспорядочный секс. Я встречался с ними каждый день, здоровался, перекидывался парой фраз, и на этом наше общение заканчивалось.

Воспитанный на книгах и рано обученный иностранным языкам, я учился легко. Многие зачёты и экзамены получал “автоматом”, но в душе после смерти бабушки образовалась пустота. И ни чтение, ни приведение в порядок старого дома не заполняли её.

Мне становилось немного спокойнее только тогда, когда я разжигал в кабинете камин, зажигал свечи и садился в кресло с чашечкой кофе перед гравюрой с изображением девушки. Я смотрел на неё, пытаясь в воображении воспроизвести в деталях её лицо. Я придумывал историю её жизни. Я жаждал услышать, что же она играет, все эти годы.

И однажды я услышал.

На улице выла и плевалась метель. Я приболел и не пошёл в институт. Растопив камин, можно сказать, раскочегарив его во всю мощь, я уселся в кресло, закутавшись в бабушкин плед, и, как обычно, стал рассматривать девушку, прихлёбывая из чашки горячий липовый чай с мёдом.

И тут это произошло… Музыка возникла из ниоткуда, она заполняла мою больную голову, разливаясь по телу прохладой и умиротворением. От неё стало легче дышать, головная боль прошла, зрение как будто улучшилось, и я увидел лицо девушки так ясно и четко, что даже не удивился.

Оно было именно таким, каким я его себе представлял многие годы: огромные, чуть раскосые зелёные глаза, курносый нос, полные чувственные губы, удлиненный овал лица, на лбу задорные кудряшки челки.