Старинная гравюра (СИ)

Я внимательно посмотрел на стоящую передо мной женщину, вгляделся в знакомые, до боли любимые черты, в ту, ради которой я дошёл до её дворца. И вдруг отчётливо понял, что она изменилась. Той, любимой, больше нет. Эта - другая, холодная, чужая и очень злая.

-Хель! Что они сделали с тобой? Что случилось? – почти шёпотом произнёс я.

Она захохотала так громко, что в её хохоте мне почудилось эхо обвала в горах:

- Да, ничего со мной не случилось. Я такая была, есть и буду. А ты попался, как мышь в мышеловку, на своём желании всех защищать. Да ещё и гены Хранителя дали о себе знать. Да, мы с Йормунгардом провели и Тора, и Одина, и тебя. Я прикинулась жертвой, проникла в стан Тора и его соратников, обманом втёрлась к нему и к тебе в доверие. А змей разыграл злодея и ревнивца. И вот, дело сделано, ты стоишь здесь, в моём дворце, новый Бальдр. И, клянусь всем злом, всеми смертями, что существуют на свете: в этот раз ты полюбишь меня и будешь принадлежать только мне, мне одной.

Тут я почувствовал, что папирус у меня в кармане шевелится. Я засунул руку в карман, схватил что-то пушистое, невесомое, вытащил наружу, поднес к глазам и увидел серый пепел.

- Ты лжёшь. Не знаю, почему и зачем, но ты лжёшь.

- Я говорил тебе, что его так просто не проведёшь, он защищён от лжи,- скрипучим голосом проговорило что-то из черно-синей темноты. И в следующий миг из самого тёмного угла залы полыхнуло чёрное пламя.

Все танцующие фигурки просто исчезали при соприкосновении с ним. Вот оно коснулось Хели, и её не стало. Жалобно завыл Ферн. Я попытался обнажить меч, но было слишком поздно.

Пламя добралось до меня, окутало, словно покрывалом. Внутренности трещали и взрывались изнутри. Я чувствовал эту боль, хотя уже не должен был ничего чувствовать. Я видел, как вытекали глаза, как вывалился мой язык. Я всё это ощущал, и в следующую секунду я умер.

Лист девятнадцатый

POV Ферн

Хозяина не стало. Он просто превратился в чёрный пепел на этом дурацком скользком сияющем паркете. Вместе с ним исчезла добрая половина танцующих, хотя остальные продолжали медленно кружиться в вальсе, словно ничего не случилось. Хозяйки двора тоже не стало. Исчезла и черно-синяя темнота.

Почему пламя не тронуло меня? Практически совсем. Только кончик одного уха исчез, словно его срезали бритвой. И почему я не чувствую боли? Почему я совсем не чувствую одно своё ухо?

Я побегал по дворцу, я понюхал каждую щель. Я разгребал пепел. Я выл, звал, ругался и плакал.

Ну, почему ты не прислушался к моим словам, не дал увести тебя из этого царства Мёртвых в мир жизни, зелени и любви?!

Я не нашёл хозяина. Становилось всё холоднее и холоднее, пора уходить. А то я могу остаться тут навсегда в виде черной глыбы льда.

Я пошёл к выходу. Мне никто не мешал. Дверь дворца оказалась открыта. Далеко за деревьями светился серебряно-ледяной мост. И я пошёл на это зарево, на эту единственную путеводную звезду, которая у меня ещё осталась.

Мне ничто и никто не встретился, не препятствовал моему пути через лес. То там, то тут слышались печальные вздохи, всхлипы, шуршание и треск. Понятно, это царство Мёртвых для людей, а не для животных. Меня тут и не ждали, и не приняли бы.

Вот уже совсем близко, на расстояние одного моего прыжка, - мост. Вот я уже различаю огромную тушу Нига. Он дремлет.

Вот увидел меня, привстал на передние лапы. И в удивлении сел на хвост. Не увидел ВладимИра.

Я подошёл к дракону, уткнулся мордой в одну из его передних лап и завыл так горько, так печально, что замерли все звуки вокруг, и мне показалось, что царство мёртвых окуталось черно-серой пеленой.

А мир по другую сторону моста стал пепельно-белым. Исчезли все краски, все запахи. Миры скорбили.

Ниг всё понял сразу, он обнял меня другой передней лапой и зарыдал в голос. Он был боевым драконом. Хотя простодушным и спокойным. Он сам был из мира, где жили Тор, Один, Хель, Йормунгард, ниссе, великаны и другие злобные и добрые существа. И он знал, что значит терять друга.

Сколько мы так просидели, я не помню. Я очень устал. Ниг взвалил меня, обессиленного, к себе на спину и куда-то понёс. Я так устал, что сразу провалился в беспокойный сон.

Мне снилось, что я - в гравюре, лежу на ковре, на изумрудном лугу. Из леса идёт мой хозяин, живой и улыбающийся. Я кидаюсь к нему, лижу лицо и руки. Он в шутку отмахивается от меня и говорит:

- Вижу, ты наскучался. Ничего! Сейчас пойдём домой!

Перед нами возник радужный мост, мы вдвоём ступили на него, нас окутала радуга и куда-то понесла.

Этот полёт я ощутил и наяву. Я открыл глаза, когда дракон заходил на посадку. Вокруг полыхали радужные молнии, гремел гром, но дождя не было. Дракон приземлился перед воротами замка. Я узнал бы этот замок и вслепую. Мы были во владениях Тора.

Лист двадцатый

POV ВладимИр-Бальдр

Шаг навстречу…

Как коварен и труден тот путь.

Пусть. Вновь опять я останусь ни с чем.

Кем? Станешь в мире ином без меня.

«Зря!» Говорят в один голос кругом.

А ведь надо уметь не прощать,

Хотя сердце готово взорваться.

Не прощать, чтобы не обещать,

Ни себе, никому возвращаться. *

Мама рожала меня тяжело, в муках. А папа, Один?, метался из комнаты в комнату по всему дворцу и по-черному матерился:

- Да… что же это за дворец такой… ни одной повивальной бабки!… Распустились… зажирели… Я вас всех испепелю… Филинам скормлю… На живодёрню отправлю… Как же моя любушка, Фригг, мучается…

Когда же повитуху нашли и привели в опочивальню к жене Одина, первое, что бабка сделала, так это выпроводила Отца всех богов из комнаты и захлопнула дверь перед его носом.

Он постоял, изумлённо глядя на закрытую дверь, потом пришёл в себя и опять забегал по дворцу. Слуги и служанки попрятались кто куда, гости быстренько уехали к себе домой, бормоча под нос: - От греха подальше…

Когда же по дворцу разнесся мой жизнеутверждающий крик, и Одина пустили к жене, он тихонько подошёл ко мне, взял на руки из рук бабки, высоко поднял над головой и проговорил:

- Великие дела сотворишь ты! Но ужасна будет твоя судьба!

***

Мне - полгода. Я лежу в колыбельке, улыбаюсь всему миру и сучу голыми ножками, а папа распекает служанок, потому что те повесили мне погремушки в виде барашка, а он требует повесить лук, стрелы и меч.

***

Мне – три года, я не просто хорошо хожу, я бегаю по всему дворцу, да так быстро, что мамки-няньки не успевают меня поймать, и я впервые убегаю на конюшню, где меня находит отец, спящего под боком кобылицы, всего в навозе и сене.

Когда папа ругался в тот раз, на земле месяц гремели громы и лили ливни.

***

Мне - пять лет. Папа впервые сажает меня в седло, которое лежит на спине небольшого дракона - Бада. Этот дракон сам боится моего папу, поэтому первый и последующие полёты проходят тихо-мирно.