Окутанная тьмой (СИ)

Когда мимо, прямо перед глазами, пролетает коса Акихико, насквозь пронзая одного из Дьяволом, Таро ухмыляется — всё-таки Жнец рехнулся, поддался, решился стать таким жестоким, как и прежде, поняв, что правильность и достойность здесь не нужны. Акихико стал таким, пускай и не навсегда, пускай он потом, быть может, и будет сожалеть о содеянном, но таким он был нужнее — он должен убивать, резать, кромсать, рвать, не чувствуя жалости и сострадания. Таро прекрасно знает, что перед глазами Акихико сейчас только Кин — мальчик, к которому Жнец привязался слишком сильно — он будет убивать за него, обходясь так же жестоко, как обходились и с Кином, и с Венди, и с Локи, и с Люси. И в какой-то мере это было хорошо, теперь Таро лишний раз убедился, что сдаваться они не будут, точно так же, как и глупо отступать, они должны победить любой ценой, оставляя за собой только свежий, кровавый след.

Таро тоже больше не знал пощады, жалости, даже когда капли крови неминуемо попадали на его лицо, расплываясь грязными, тёмно-багровыми пятнами на ровной, бледной коже. Он, ровняясь на совершенно обезумевшего Акихико, делал точно так же, без зазрения совести проливая на песок свежую кровь — и не было жалости ни в глазах, ни в душе, ни в сердце, точно так же, как и сострадания. Совесть подозрительно молчала, не произнося ни слова, и это был лишь один из твёрдых знаков, что всё, что они делают, пускай и таким путём, правильно. Ряды врагом стремительно и заметно редели, Таро это видел, но всё же никак не мог достать до последнего Дьявола, каждый раз на пути становилась жалкая падаль, не позволяя даже коснуться его. Под раздачу попадали более мелкие и до безобразия тупые особи, полностью лишившиеся разума, у которых не было инстинкта самосохранения — была только команда убивать, мешать, раздражать. Последнее доставляло неудобства обычно чересчур спокойному Таро, они быстро умирали, были расходным материалом, неудавшимися куклами. Таро уже чувствовал некую усталость, распространившуюся по телу, на мгновение прикрыл глаза, стараясь перевести дух, как тут же перед его лицом пролетела коса Акихико. И Таро мог бы обернуться, одарить его злобным взглядом, решив, что Жнец свихнулся окончательно, но тот падший, замахнувшийся на него со спины, с хрипом упал на колени — Акихико спас его, пускай и был безумен, всё сильнее, глубже, кровожаднее вонзая руку в рану от косы, разом вырывая из тела и душу, и сердце. Акихико в таком состоянии мог многое, его не заботила горячая кровь на руках и то, что она человеческая, ярко-красная, он убивал падших, но так и не забывал прикрывать своих, по возможности защищать их. Таро, легко взмахнул мечом, подняв косу с песка, бросил её туда, где так же неконтролируемо, неудержимо буйствовал Акихико — вот таким Таро его и помнил, таким он любил его больше, ведь Акихико в безумстве был бесподобен, неповторим.

И всё могло бы, наконец, закончится, легко и просто, с множеством жертв и рекой крови под ногами, если бы в один момент весь стадион не озарил яркий свет. Таро, прикрыв рукой глаза, только вздрогнул, замер, ощутив всем телом те давно забытые чувства — всё поглощающий страх тут же раздался в его теле, крепко сковывая трепещущее сердце. Тот, кто появился, вызвал в нём только это чувство, которое Таро ненавидел больше всего, ничем не перекрываемый страх и он — верный Рыцарь Тьмы, наследник Дьявола Ямадо — дрожал как мальчишка, боясь, просто не имея смелости, возможности поднять глаза, чтобы посмотреть кто это.

— Что за цирк вы здесь устроили? — разнёсся по уже давно затихшему стадиону властный, женский голос, от которого Таро передёрнуло ещё больше, он, желая избавиться от страха, противостоять ему, только сильнее стиснул зубы. Ноги ослабли, отказывались слушаться, и он ничего не мог поделать с этим, не мог противиться — просто упал на колени, еле подняв голову, получив разрешение на это, перед ней — самой Смертью. Лия со злостью осматривала то, что осталось от всех демонов, их людские оболочки, стены арены, на которых ясно и чётко виднелись свежие вмятины, трещины от ударов Кина и Акихико. Лия сначала не понимала, зачем шла сюда, не понимала, почему сердце с самого утра тревожит её, болезненно и странно ноет, отвлекая от работы — оно предчувствовало это. И в тот момент, когда Люси, её сила просто исчезли, и Лия не смогла почувствовать её, дозваться до сестры, заговорить с ней, проникнуть в сознание, она поняла, что что-то случилось, то, чего она боялась. Демоны — как падшие, так и Акихико с Таро, стояли на коленях — все они, не смея ничего поделать, молчали, смиренно ожидая, что будет дальше. Лия не собиралась нянчиться с ними, выяснять, кто виноват, кто начал раньше, сейчас Лию волновала только её сестра и то, что её силы биения сердца, она почти не слышит, не чувствует. — Кто посмел падшие? — грозно и чересчур властно, как и прежде, прокричала она, не смотря на то, что все молчали и всё прекрасно слышали. Лия ничего не могла поделать с собой, именно так она должна вести себя с демонами — Смерть должна пугать их, наводить ужас, должна вызывать дрожь по всему телу и ставить неверных на колени. Никто толком и не понял о чём именно говорит Лия — об этой бойне, о падших, полуразрушенном стадионе и про людей на нём, хотя холодные, почти яростные алые глаза Смерти давно остановились на бессознательной Люси. Если бы только не выдержка, самообладание Лии, то, несомненно, все они — демоны, люди и прочие — давно бы превратились в пепел. Лия ни за что не простит того, кто посмел так изувечить её сестру ту, которой она сама, Смерть, так сильно дорожит. Лия знает лишь одно — виновные будут уничтожены, все до одного, и никто не помешает ей вершить правосудие, все падут, но не на колени, а замертво, глядя безжизненными глазами в небо. — Вставай, мелкий, — тихо, едва сдерживаясь, прошептала Лия, внимательно глядя, как над Хартфилией, над её раной в груди появляется крошечный светло-зеленый огонёк, боязливо, легко погружаясь внутрь, залечивая дыру изнутри, не оставляя ни напоминания, ни шрама. Мягкий, приятный свет на секунду вспыхнул, после чего Люси покорно распахнула глаза, хотя взгляд был пустой, пока пустой, она ещё спала, поддаваясь силе Лии. Люси была ещё не в сознании, но даже так поднялась, стала на ноги, подчиняясь сестре — одежда на Хартфилии был безнадёжно испорчена, изодрана напоминая жалкие тряпки. Не жалея собственных сил и усилий, Лия легко щёлкнула пальцами, без дозволения Люси, наряжая её в платье — чёрное, как подобает Смерти. То, в котором Люси была похожа на настоящую куклу — любимую, милую куклу Лии, с чистыми, невинными глазами и искренней улыбой. — Просыпайся, мелкий.

— Лия? — Люси, сделав первый осознанный вздох, невольно приложила ладонь к груди, к тому самому месту, где совсем недавно чувствовала невыносимую боль. Она почти ничего не понимала, в голове всё мешалось, она не могла вспомнить, что было, но сознание медленно выдавало кадр за кадром. Теперь глаза Люси смотрели на мир вокруг живее, серьёзнее, она отошла ото сна, вернувшись в реальность, вспомнив то, что было недавно, но не понимая откуда здесь Лия.

— Да, сестра, это я, Лия. Как ты себя чувствуешь? — Лия по-доброму, как только могла, улыбнулась, стараясь за милой улыбкой скрыть оскал, она хотела убить тех, кто тронул Люси. На мгновение остановившись на глазах Хартфилии, Лия прочла всё, что хотела, Люси не сопротивлялась или ещё просто не пришла в себя после случившегося, забыв обо всём. Лия суровым, грозным взглядом медленно прошлась по падшим, обходя Таро и Акихико, после только повторно щёлкнула пальцами, не прекратив улыбаться. Все демоны, которые так сильно и грубо покушались на жизнь Люси, поочерёдно начали падать лицом в песок. Таро продолжал чувствовать дрожь, страх, но факт, что эта девушка, эта Смерть, сестра Люси, этой глупой девчонки, ради которой и началась бойня, и радовал его, и пугал. Было странно, и он мог бы не верить, но, присмотревшись внимательнее, пересилив себя, поднял глаза, замечая явные сходства: глаза, волосы, черты лиц — почти идентичны, вот только характеры совершенно разные, они словно два близнеца, связанных только родством и не более. С этой мыслью Таро только легко улыбнулся, понимая, что их не убьют сейчас, Люси не позволит, тем более, они не сделали ничего плохого — они искренне пытались защитить, как саму Люси, так и весь стадион обычных людей.