Окутанная тьмой (СИ)

От куртки Лисанны приятно и чарующе пахло полевыми цветами, запах которых будто просто глубоко впитался в ткань и кожу девушки — он уже словно сроднился с ней, оставаясь неотделимой частью, и Хартфилия хорошо чувствовала его, закусывая губы. Штраусс понимала, что все и без того перепуганы, и потому отвела Люси в сторону, усадив на высокий каменный бордюр, за которым еще, словно мертвые приведения, стояли невысоки молодые деревья с пустыми ветвями. Люси нехотя отпустила девушку, которая на удивление не ушла или просто не хотела так поступать, и поэтому, оживленно топая ножкой по дорожке и оглядываясь назад, к двери гильдии, стояла напротив, сложив руки на груди. Ее заметно успокоившееся биение сердца и вкус крови, который уже мерещился Хартфилия на языке, продолжали сводить ее с ума, и девушка уже хорошо ощущала, как кончики клыков врезаются в губы, которые и так были искусаны до крови, как неприятно сухо во рту, как цвет глаз плавно сменяется на черно-алый. И то единственное желание, сейчас так сильно будоражащее все создание Люси, заставляющее ее сердце отбивать бешеный ритм, и строить в голове ужасные кровожадные сцены, было просто впиться клыками в эту тонкую шею и не отпускать, пока этот ясный голубой цвет не покроется дымкой пустоты.

— Лис, мне очень плохо, — возможно, что Люси, ее понимание происходящего, а не голод, сейчас взявший полный контроль над ней, и могла бы что-то сделать наперекор. Но вот руки сами собой тянулись к Штраусс, которая — такая глупая, наивная, прямо, как и полтора года назад, — легко улыбнулась, доверчиво подавшись вперед, обняв Хартфилию и легко, по-дружески поцеловав в бледную щеку.

— Все хорошо, все уже закончилось, Люси, ты дома, ты дома, — проговорила Лисанна, ничего не подозревая, будто и не чувствуя горячее дыхание на своей коже, не чувствуя, как тонкие пальцы медленно и осторожно убирают короткие, ускользающие пряди волос в сторону, открывая вид на тонкую оголенную шею. — Все хорошо, поверь мне, — повторилась Штраусс, глубоко вдохнув прохладный воздух и слегка поежившись.

— Да, я снова дома, спасибо, — довольная, предвкушающая ухмылка появилась на лице Люси, но Лисанна, конечно же, не могла этого видеть, и из-за своей излишней доверчивости, наивности не могла даже предположить, что такое возможно, потому Хартфилия уже праздновала свою безоговорочную победу. Глаза довольно сияли с маленьким озорным огоньком внутри, с губ не сходила ухмылка, а на языке, словно в реальности, чувствовался этот тошнотворно-сладкий, металлический привкус человеческой крови — неторопливо Хартфилия начала опускать голову.

— Семпай, ну уж нет! — Лисанну одним рывком грубо оттянули за шиворот в сторону, как котенка, а Люси, подняв помутневшие, покрывшиеся легкой дымкой глаза, нечетко рассмотрела перед собой пятнадцатилетнего мальчишку, который стал причиной всех ее бед. Вот только высказать ему сейчас все, что накопилось внутри или просто отругать за такое поведение, возможно, ударить не было реальным, поскольку ухмылка, обнажающая острые, белые клыки, так и продолжала красоваться на ровном бледном лице Хартфилии. — Простите, Люси-сан, но я никогда не позволю вам пасть так же низко, к тем никчемным убожествам, с которыми вы долгое время сражаетесь. Прошу прощения, знаю, у меня нет возможности рассчитывать на ваше доверие сейчас, но я хочу помочь. Искренне…

— Люси-сан, простите меня за то, что так вышло. Я знаю, что вновь, уже в который раз, ослушался вас, вновь подставил, опозорил ваше имя, вот только и вы попробуйте понять меня, снова. Я такой, какой есть и, похоже, что неподвластное, необъяснимое желание обладать все большим количеством прогнивших душ и силы зародилось во мне еще в самом детстве, поймите, я не могу идти против самого себя. Таким меня воспитали, точнее, таким я себя сделал сам, считая, что все правильно, вот только с вашим появлением в моей жизни начало многое меняться. Мне казалось, что, как вы и ожидали, я стал лучше, но вопреки этому, я так и не стал тем достойным демоном, которого вы хотите видеть во мне, простите. Я знаю, что глуп, вспыльчив, жесток, я принимаю на себя всю ответственность за произошедшее, во всем этом только моя вина. Простите, что те люди, ваши друзья, пострадали, узнав о вас слишком многое — то, что им не было положено знать, то, что вы так упорно пытались скрыть от них, — простите за того парня, я виноват перед ним так же сильно. Обещаю, я верну все на свои места, он будет жить, как и раньше, я уже на верном пути, и совсем скоро смогу вернуть ему чувства, хотя и знаю, что вы, возможно, все равно отвернетесь от меня, пускай. Я это заслужил, такой демон как я не достоин вашего доверия, вашей улыбки и времени, которое, как оказалось, было потрачено на меня впустую. Я так ничего и не понял, ничего не осознал, ничему не научился — простите, Люси-сан, я, похоже, нерадивый ученик, простите. Как бы вы не пытались, сколько бы раз настойчиво не повторяли мне, что я должен делать, как обязан вести себя с людьми, ничего не вышло. Я продолжаю быть таким, каким и вырос, видимо, мне не дано быть тем достойным демоном, о котором вы, Люси-сан, грезили, я не такой и никогда не буду таким, знайте — я не буду идеальным, никогда. Я знаю, что, скорее всего, вы даже не вспомните об этом разговоре, ваши глаза сейчас пусты, безжалостны, будто безжизненны, и все из-за меня. Знаю, это, конечно же, грубость, но сейчас, когда вы находитесь в таком состоянии и не можете контролировать себя, быть может, вы можете понять меня, когда всегда мало крови, душ, истязаний, криков? Вы понимаете меня, семпай, можете понять? Но все же, даже если вы и отвернетесь от меня, бросите, прогоните, знайте, я уйду, но я ни за что не позволю вам сдаться и стать такой как я. Вы — тот достойным демон, о котором думаете, мечтаете, тот демон, которому в свое время поклонятся все, и я буду в их числе, Люси-сан. А теперь, простите, это будет очередная грубая фраза в ваш адрес, ведь я не имею права, но все же — укусите меня, семпай, и забудьте о той жажде, которая вас терзает. Моя кровь не такая, к какой вы привыкли, я ведь чистокровный демон, но уверен, что хоть и ненадолго, но она избавит вас от этого мерзкого чувства, давайте, Люси-сан, кусайте, — неторопливо расстегнув несколько пуговиц на той же помятой рубашке, Кин оттянул ворот в сторону, делая шаг навстречу еле стоящей девушке. Он был одним их тех, кто и боялся ее, и уважал, и по-своему ценил, любил, но в этот момент Кин понимал, что в любой момент, если только Люси этого пожелает, он может умереть. Вот только все светлые, чуждые ему чувства, которые так трепетно взращивала в его душе Хартфилия, не позволили ему бросить ее и отвернуться, так же, как и обычная привязанность, необходимость в этой девушке. Кин никогда не позволял кому-то вгрызаться клыками в свою кожу, считая это чем-то мерзким отвратным, но вот сейчас он был готов пожертвовать собой, собственноручно растоптав свою гордость и статус в мире демонов. Люси всегда была для него безоговорочным примером, но у него никогда не выходило стать таким же, как она — всегда что-то из прошлого мешало, возвращая на самое дно, в бездну. Кровь в венах кипела, сердце бешено стучало, и Кин, впервые за долгие годы, мог уверенно сказать, что оно у него есть, что он не бессердечный. Сейчас он не был спокоен, не был уверен, он просто боялся, что после всего, что он делает, все станет только хуже. Люси осматривала его тем же мутным взглядом, казалось, вовсе не понимая ни одного произнесенного им слова, хотя так оно и было. Все ее сознание было, словно в тумане, и понять что-то, разобрать или прочитать по губам демона, когда он говорил, у нее не было никаких сил. — Ну же, Люси-сан, вам станет намного легче, давайте, не брезгуйте, пожалуйста, — челка прикрывала темные глаза, где легко можно было увидеть весь страх и волнение, хотя чуть дрожащие руки все равно выдавали Кина, ведь он, не смотря на то, что перед ним просто Люси, продолжал бояться, как и раньше. — Кусайте, — притянув Хартфилию ближе, Кин только глубоко вздохнув, чувствуя, как ее пальцы мертвой хваткой цепляются за воротник рубашки, с остервенением оттягивая его в сторону, как ее горячее дыхание опаляет кожу, а волосы щекочут щеку. Шумно сглотнув, Кин, положив руку на затылок девушки, уверенно надавил на него, моментально стискивая зубы, жмуря глаза. Это было гораздо больнее, чем он представлял, но не так уж и страшно, хотя та сила, с которой Люси впивалась в кожу, была ощутимой и неприятной.