Окутанная тьмой (СИ)

— Ба! — наконец выдала Анна и, довольно засмеявшись, легко коснулась щеки Хартфилии своей маленькой, горячей ладошкой. По всему телу Люси прошла непроизвольная дрожь — она и не верила, отказывалась верить, что этот ребёнок ни капельки её не боится и, даже заглянув ей в глаза, по-прежнему тянет к ней свои ручки, улыбается, смеётся.

— Ну же, Люси, чего ты, возьми Анну, видишь, как она к тебе тянется? Ты ей очень понравилась, знаешь, а она ещё никогда так часто не улыбалась, не смеялась, — Лисанна придвинула девочку ещё ближе, и теперь расстояние между Анной и Люси стало ещё меньше. Девочка, вновь что-то проговорив, подалась вперед, приткнувшись мягкой, румяной щёчкой ко лбу девушки. Теперь Люси кое-что осознала — перед этим ребёнком, перед этими глазами, улыбкой она просто бессильна и, помедлив ещё секунду, Хартфилия просто сдалась, поднимая белый флаг. Подняв всё ещё дрожащие руки, она легко переняла девочку, прижала к себе — Люси и сама не заметила, как светло и радостно стало на душе, как на глазах появляются слёзы, она счастлива, — все же свет внутри её души так и не погас. Лисанна косо взглянула на Люси и Анну, улыбнулась, мысленно торжествуя, радуясь, что та стена, казалось и непробиваемая, слишком крепкая была просто разбита одной искренней малышкой — её дорогой племянницей Анной.

— Приятно познакомиться с тобой, Анна, верно? — мир вокруг в который раз рассыпался на мелкие осколки, просто перестал существовать в глазах Хартфилии, перед собой она видела только это маленькое, по-детски пухлое личико, большие глаза и милую улыбку.

— Анна-Анна, знаешь, Люси, её ведь так братик назвал, потому что считал, что Анна звучит очень мило, ведь наши с сестрёнкой имена тоже так заканчиваются: Миражанна, Лисанна. А вот Евергрин, было дело, хотела её какой-то там Каролиной назвать. Ну, ты посмотри, Люси, какая же это Каролина — это ведь просто Анна, наша светлая, милая, искренняя девочка. А ты знаешь, Люси, что маленькие детки разбираются в людях намного лучше, и ты безумно понравилась Анне. Значит ли это, что…

— Не знаю, Лис, я уже ничего не знаю, — прижав Анну к себе, Хартфилия прикрыла глаза, просто наслаждаясь той лёгкостью, тем неподдельным теплом, которое так приятно разливается по телу, заставляя искренне, а не натянуто, улыбаться. Вот только свет Анны так и не проник внутрь, в самые дальние углы, вернее Люси сама не пропустила его туда — тьма её жизнь, она её часть, без тьмы её существование обречено. Она демон: у неё должны быть дрянные мысли в голове, должна быть тишина, мрак в душе, должна быть боль в сердце — это её неотделимые части.

Прошло уже больше часа с того момента, как познакомились Анна и Люси — девочка то и дело живо дёргала маленькими ручками, ножками, стремясь уцепиться пальчиками то за одежду Хартфилии, то за её волосы параллельно пытаясь то ли обслюнявить щёки девушки как можно сильнее, то ли просто поцеловать. Люси была просто в восторге, впервые за такое трудное время ей удалось открыться, хотя большинство чувств так и остались внутри, на лице была лишь лёгкая полуулыбка — каждое прикосновение отдавалось дрожью, страхом, чем-то новым, светлым, но Люси сдерживала всё глубоко в себе, объясняя это тем, что просто недостойна. Всё же много лжи, злости, ненависти жило в её сердце, и даже улыбка Анны не способна изменить это — демон останется демоном, вот только с человеческими чувствами. Анна вновь протянула к лицу Хартфилии руки, приложила ладошки к обеим щекам, что-то проговорила, улыбнувшись, не отвлекаясь, опять касаясь мягкими, обслюнявленными губами щеки девушки.

И всё это могло бы продолжаться вечно, если бы на пороге не появились родители девочки, Люси про себя уже смирилась, предполагая, ожидая, что сейчас они просто возьмут и отберут Анну, с испугом, волнением и страхом. Вот только Эвергрин — повзрослевшая, с еле заметными мешками под глазами, с более мудрым взглядом, с большей женственностью и сдержанностью в выборе одежды, только тепло улыбнулась, сев за стол напротив. Она просто с интересом наблюдала за общением Хартфилии и Анны, смотрела, как её дочь, пользуясь моментом, вновь тискает Люси за щёки, после вновь целуя. И Люси позволяла ей это, даже не пытаясь стереть детские слюни, она и не подозревала, как со стороны это выглядит — мило, тепло, заботливо и вовсе не страшно. Никто уже не видел в ней демона, не видел угрозу и смерть, не видел кровь на её руках, безумие во взгляде, сумасшедшую ухмылку — сама Люси только всё равно видела это, стараясь просто не обращать внимания. Анна крепко прижалась к Люси, уцепившись за рубашку, уткнулась ей в плечо, начиная что-то уже сонно, невнятно, вовсе неразборчиво говорить.

— Похоже, что Анна устала и хочет спать, давай я уложу её, Люси, — Лисанна заботливо протянула руки, попыталась тихо отцепить девочку от Люси, ведь та и не знала, что делать дальше, поэтому просто позволила, однако Анна выразила недовольство, громко вскрикнув, сильнее вцепившись в одежду Хартфилии. Руки Лисанны — любимой тёти — может, и были знакомыми, родными, это они часто убаюкивали Анну, кормили её, вытирали подбородок, однако сейчас ей Анна предпочла почти незнакомую тётю Люси, доверившись ей сильнее. Лисанна виновато улыбнулась и, подняв руки в примирительном жесте, просто отступилась, больше не пытаясь повторить этот трюк. Анна же успокоилась, так же тихонько продолжая что-то бормотать на ушко Люси, только более сонно, рассеянно, пока и вовсе не умолкла, сладко засопев.

— Наша Анна просто чудо, правда, Люси? — Леви, устало потирая спину ладошкой, тепло улыбнулась, кивнув на Эвергрин, Лисанну и Анну, последняя из которых сладко спала, накрытая одеялом, лишь порой дёргая во сне ручкой или ножкой, часто расплываясь в довольной улыбке. Люси и представить не могла, что такого милого, светлого снится этой девочке — не могла, и у неё не было возможностей, чтобы представить, слишком черна её душа, слишком темны мысли. В ответ Люси лишь кивнула, ведь на душе, даже сейчас, было легко, спокойно, и может, Лис действительно была права, не такой уж она убийца, монстр, какой себя представляет. Хотя воспоминания, запятнанные кровью, убийствами и смертью, всё же не дают ей покоя, та вина, которую когда-то возложила, приняла на себя Хартфилия, уже въелась под кожу и просто так вывести её нельзя, даже благодаря свету Анны. Сама Анна хорошая, добрая и наверняка она вырастет настоящей красавицей, будет радовать родителей, и Люси искренне желала ей самого лучшего в жизни, всё ещё тайно молясь неведомо кому, надеясь, что девочка так и не вспомнит её даже — пусть забудет всё, что смогла разглядеть в её глазах. Всё же не стоит так просто поддаваться теплу и чистоте, не стоит знакомить малышку с той стороной, не стоит позволять ей переступать через ту грань, охраняющую ей невинный, детский сон. — Я присяду рядом, ладно? — МакГарден, всё так же улыбаясь, болезненно поморщилась, опираясь на стол, чтобы присесть — теперь любые движения давались ей с трудом, казалось, что каждая клеточка тела находится просто на пределе своих возможностей, ещё чуть-чуть и она просто не выдержит, сломается. Люси неожиданно для самой себя и вовсе необдуманно протянула ей руку, помогая аккуратно опуститься, хотя до этого не собиралась, при этом невольно коснувшись ладонью живота. Тут же раздался ощутимый удар, Хартфилия замерла, теперь не понимая саму себя — зачем коснулась Леви, зачем дотронулась, построила какую-то тонкую связь с её ребёнком, да зачем Леви вообще пришла сюда, в своём-то положении, когда здесь только-только начали наводить порядок? Запах палёного ещё немного ощущался, хоть и несильно, но если посидеть здесь достаточно долго, столько, сколько просидела сама Люси, то начинало уже порядком подташнивать, дополняя всё это вчерашними воспоминаниями. И все, кроме одного, Хартфилия помнила на зависть чётко — Люси до сих пор не помнила, кто помог ей вчера или же это она кем-то воспользовалась, грубо вонзив клыки, — не помнила, от досады стискивая кулаки. — Анна очень хорошая и смышлёная девочка, вот увидишь, мой малыш будет таким же миленьким и хорошеньким. Вот-вот уже, ещё неделя и всё, я смогу увидеть его и мне до сих пор не верится в это, будто сон наяву, но я ведь не сплю. Люси, я бы хотела поговорить с тобой серьёзно, на чистоту — не уходи больше никуда, пожалуйста, и стань крёстной моему ребёнку. Ты ведь знаешь, что лучше тебя я не найду никого, именно для меня важно, чтобы это была ты, пожалуйста, Люси. Я так долго ждала, надеялась, терпела, — Хартфилия внимательно слушала, но всё это не мешало ей замечать, постоянно находить на себе взволнованный, будто озлобленный взгляд Гажила. Конечно, Люси понимала, почему он смотрит так невыносимо, пронзительно, и сама могла объяснить другим непонимающим, вот только этот взгляд не давал ей расслабиться и, быть может, подумать над предложением Леви, чтобы как-то занять себя, отвлечься. Единственное чувство, желание, которое возникало в душе, видя Гажила таким, было — бежать — быстро, без остановки, просто бежать, не разбирая дороги, не важно куда, главное подальше отсюда. Люси знала, что не в праве была презирать его за эту слабость, ненавидеть за этот страх и взгляд, однако всё равно было дико неуютно, некомфортно, неприятно, а жаловаться Леви, пожалуй, самая отвратительная идея, пришедшая Хартфилии в голову за всё утро. Нет, Люси дала себе слово, что выдержит, во что бы то не стало, нужно постараться, продержаться и скоро всё пройдёт, взгляд Гажила измениться, может и сама Люси станет немного другой, не в силах поддерживать эту стену, по которой давно идут трещины.