Темные дни, черные ночи (СИ)

- Стой, они убьют Эмму! – кричит Реджина.

- Мне нет никакого дела до нее, дорогая, я хочу просто покончить с этим и все! – злобно бросает Круэлла. – Если я не прикажу собакам атаковать немедленно, ваш дорогой чокнутый пират убьет меня.

- А если прикажешь, я сделаю это быстрее! – Реджина предостерегающе поднимает руки, показывая, что готова исполнить свое намерение.

Круэлла поджимает губы, тем не менее, оставив свою затею.

- О, какая милая перепалка, дамы! - Крюк, конечно же, не смог пройти мимо спора. – Поверьте, мне абсолютно все равно, кого из вас убивать первой, но, возможно, я подарю вам еще несколько драгоценных минут жизни, как только разберусь с ней.

Его пальцы сильнее вонзаются в горло Свон, отчего она (и это заметно даже в тусклом лунном свете) становится багровой.

К счастью, Крюк отвлечен уже пришедшим в себя Девидом, который выпускает в него несколько пуль.

Киллиан ранен, но так легко, что, в общем, это почти царапина. Это лишь раззадорило ошалевшего от осознание собственного всевластия Капитана, и он продолжает неистово хохотать.

- Что, думал Темного можно уничтожить просто выпустив в него парочку пуль? Глупый Девид. Очень глупый. Ты жа…

Вдруг рот его перекосило от настоящей боли и он, ссутулившись, сгибается пополам. Развернувшись к своему обидчику, Киллиан растерянно шарит глазами, пытаясь понять, кто же посмел так дерзнуть. Из проткнутого сердца тонкой струйкой течет кровь, орошая сухую землю.

Эмма Свон. Смертельно бледная и постаревшая в один миг на тысячу лет. Она стоит в нескольких шагах от него, сжимая в руках Эскалибур, и даже не осознавая, что по щекам ее текут горькие слезы.

Киллиан изумленно ахает, прикладывая к груди ладонь, словно пытается удержать в ней черное сердце. Рука тут же окрасилась багрянцем, дышать стало трудно и он втягивает воздух ноздрями, как и Эмма всего несколько мгновений назад.

- Киллиан – шепчет она, и в этом имени нынче – вся горечь мира.

Он шире открывает глаза, стараясь запомнить ее такой – в красной кожаной куртке и с чудесными светлыми локонами. Она больше не Темная.

Рухнув на колени и харкая кровью, Киллиан протягивает руку ей навстречу. Тьма вокруг них рассеивается, а Темные исчезают один за другим. Киллиану плевать. Он смотрит слабеющими глазами только на Эмму, ища ее взгляд глазами.

Она больше не Темная, и он хочет запомнить ее такой – в красной кожаной куртке и с чудесными светлыми волосами – прежде чем отправиться навеки в Ад и гореть там.

Он протягивает навстречу ей дрожащие руки. Подойдя поближе, она ныряет ладонью в его ладонь, яростно растирая по щекам слезы.

- Киллиан – снова повторяет она в его сведенный судорогой рот.

Он поднимает ладонь, лаская ее волосы кончиками пальцев и втягивая в ноздри ее запах и смотрит, смотрит, не мигая, чувствуя соленый привкус крови на своих губах.

- Киллиан – она склоняется к его устам, целуя. – Я люблю тебя.

Чувствуя, как нещадно быстро жизнь покидает его, он водит пальцами по ее воспаленным губам, трогает подбородок, нежно ласкает каждую родинку на шее, которую помнит все до одной наизусть. Слезы режут глаза, боль становится невыносимой. Он делает над собой чудовищные усилия, чтобы не кричать и экономит воздух в груди, потому что дышать особенно больно. Он тонет в лужи собственной крови и пальцы его левой, безвольно висящей на земле руки вязнут в липкой кашице. Но он из последних сил открывает глаза как можно шире, и поднимает голову навстречу ее губам, которые так сладко пахнут мятой и его поцелуями.

- Киллиан – снова шепчет Эмма. – Я люблю тебя.

Да, Эмма. И я люблю тебя. Он шевелит губами, пытаясь озвучить это, дрожащими, почти уже онемевшими пальцами накручивая на руку пучок ее волос, и до боли хватает ее за подбородок. Еще немного. Еще несколько секунд. Он должен сказать это, потому что это то, ради чего он жил все эти годы, к чему шел всю свою беспутную жизнь – к ней. Чтобы любить ее, нежную, теплую, и родную. Он ищет ее глаза, ее взгляд, но понимает, что больше не может ее увидеть. Глаза застилает черная пелена, такая же, как и та, из которой пришли Темные.

Пальцами он все еще чувствует тепло ее руки, когда жизнь окончательно покидает его.

Его рот несколько раз то открывается, то закрывается в попытках сказать одно только слово: «Прости». Но на это нет уже ни сил, ни времени. Прощальный вздох касается подбородка Эммы, рисует черту на ее губах и уносится в воздух. Пальцы замирает в ее пальцах, еще теплые, но уже мертвые.

Тело еще дрожит в последней, жестокой конвульсии, но он уже ничего не чувствует и не ощущает.

Киллиан Джонс умирает.

Эмма Свон, уже не Темная, девочка-сирота, женщина, которой не довелось увидеть первые шаги и услышать первые слова своего сына, та, что потеряла одного своего возлюбленного и убила другого, остается одна. Совсем одна в холодном и жестоком мире.

Она не видит, как рядом с ней образовалась стена из ее родных и семьи, не видит ошеломленного взгляда Круэллы и задумчивых глаз Румпеля, провожающих мертвое тело своего заклятого врага. Не видит, как по щеке Реджины, выкатившись из бархатного тайника ресниц, бежит горькая слеза.

Она не видит ничего. Ослепла и оглохла от горя.

На небе вдруг начинают одна за другой появляться звезды. Тьма уходит, открывая бессонный город. Эмме плевать.

Она держит в объятьях еще теплое тело своего возлюбленного, снова и снова повторяя его имя, как мантру, и неспешно перебирает его пальцы в своих руках.

- Я люблю тебя, Киллиан Джонс. И я тебя прощаю.

========== Глава 42. Время для любви ==========

- Осторожнее, дверь. Лучше держись за меня, если не хочешь сломать пару конечностей, пока мы дойдем до ванной!

Румпель вздыхает, подтягивая к себе размякшее тело Круэллы. Она почему-то откровенно тяжеловата, хоть и очень худая. Вероятно, алкоголь сделал свое дело и превратил ведьму в безвольную куклу.

Круэлла пьяно улыбаясь, поглаживает его по волосам:

- Будешь купать меня в шампанском, дорогой, м?

- Я бы с удовольствием, Круэлла, но ты влила все шампанское в себя за пять минут, пока мы ехали сюда в машине. Не заметила?

У нее совершенно заплетаются ноги и, поняв, что нести ее так же тяжело, как покорять Эверест инвалиду-колясочнику, Румпель просто подхватывает свою ведьму на руки, таща ее, заливающуюся счастливым хохотом, в ванную.

Она склонила голову на его плечо, пьяно мурлыча.

Румпелю только и остается, что примирительно вздохнуть, крепче сжимая пьяную любовницу в объятьях. Круэлла начала что-то напевать, что-то совершенно странное, бессвязное, очевидно, песенку времен своей юности. Румпель улыбается – она похожа теперь на тряпичную куклу, и просто качается на его руках. Забавно было наблюдать за такой Круэллой. Обычно эта ведьма, даже когда выпьет, или налакается до чертиков, все равно оставалась крайне беспардонной, выпуская наружу всех своих демонов, и агрессивной. Она может громить посуду, кричать, ходить по дому, стуча каблуками так громко, будто Дьявола вызывает, в общем, создавать грандиозный шум, от которого скрыться можно было разве что улетев на Луну. Но чтобы вот так, тихонько мурлыкать у него на плече, оставаясь совершенно безвольной, ведомой – это в новинку. Не сказать, что она уж слишком много выпила, да и закусывать Де Виль не привыкла, поэтому Румпелю только и остается, что удивляться, отчего же такие перемены.