Темные дни, черные ночи (СИ)

Они все же добрались до ванной комнаты, сумели. Он осторожно поставил Круэллу на пол, придерживая за руку, чтобы не упала. В общем, она сейчас не в лучшем положении и шатается, как неваляшка.

- Смотри на меня. Круэлла! Смотри на меня, сказал! – Румпель отчаянно пытается привести ее хоть в какое-то подобие порядка.

Пронзительные голубые глаза широко распахнулись. Она часто моргает, как человек, которого только что разбудили, и в ее взгляде скользит такое неприкрытое, почти детское изумление, что Румпель не может сдержать хохота – она забылась, где они и кто перед нею, похоже. Ох, Круэлла, хоть ты и большая девочка, а таки придется отшлепать по заднице за плохое поведение!

- Дааа? До-ро-гооой? – протяжно спрашивает-утверждает она в комических попытках оставаться серьезной и совершенно не возмутимой.

Румпель ласково коснулся губами ее лба. Волосы пахнут улицей и сигаретами, он всегда любил этот странный запах. Посмотрев на нее в упор, чтобы до нее все дошло правильно, не затерявшись в лабиринте пьяного сознания, он не то, чтобы приказывает, нет – мягко убеждает:

- Полезай в ванную, тебе нужно охладиться, дорогуша. Только осторожнее, пожалуйста.

- О, ты будешь купать меня в шампанском, правда? – она небрежно кладет руку ему на плечо, похлопывая его и царапаясь длинными ногтями.- Это так возбуждает, согласись? Я уже вся горю, дорогой!

Видимо, какие-то странные, дерганные жесты руками призваны показать уровень пламени, которым она охвачена, во всяком случае, Румпель не нашел других объяснений совсем. Но она такая забавная в этой своей попытке флиртовать даже тогда, когда мозг отключается напрочь, плывя по реке из алкоголя. Кажется, все же даже Круэлла Де Виль не может без последствий влить в себя залпом бутылку шампанского. Румпель не испытывает ни злобы, ни обиды за то, что, очевидно, его единственный секс сегодня будет заключаться в страстном обнимании и поглаживании подушки. Ну и что, главное, они все же живы. Да и нет смысла отрицать – Круэлла Де Виль, самая отъявленная злодейка, какая только может быть на свете, сегодня поступила, как настоящий герой, спасая крохотный город вместе со всеми. И именно она вытащила столько всего на своих хрупких, чуть сутулых плечах. Так что, напиться ей позволительно, хоть до состояния угара.

Она, конечно, храбрится и кичится, как поступает всегда, когда ее жизнь или достоинство находятся в сложном положении. Отнимает у него руку, оставив лишь легкое прикосновение к коже ставшей горячей ладони, очень медленно подходит к ванне, шаркая ногами, словно старушка, и… опирается на нее, выплевывая разом все содержимое своего желудка.

Ох. Ванна стала туалетом. Румпель хватает ее за руку, резко и неуклюже развернувшуюся, чтобы она не грохнулась на пол, совсем потеряв координацию, и едва успевает отступить на шаг, чтобы не угодить ботинками в новую порцию содержимого ее желудка.

Круэлла явно начала паниковать, выхватывая у него из рук свой халат и стараясь прикрыться, побагровевшая от стыда и безуспешно старающаяся отвернуться скорее, чтобы он не увидел, какая она вдруг сделалась пунцовая. - Черт. Дорогой. Прости – отрывисто, чеканя каждое слово, шепчет она, прижимаясь к его плечу и пряча там лицо, которое уже горит огнем.

Ей стыдно, неловко и вообще противно. Эта женщина всегда умела кутить так, чтобы потом не испытывать муки совести, и при этом сохранять хотя бы более-менее пристойный вид. И у нее явно не входило в планы, что однажды Румпель сможет увидеть ее такой больной, пьяной и беспомощной. Одно-единственное прикосновение к лицу Круэллы, и Румпель понял, что оно просто горит. Саму же Круэллу трясет как в лихорадке и он едва успевает подвести ее к туалету, прежде чем открылся новый приступ рвоты.

Нырнув в унитаз с головой, Круэлла блюет туда. Мерзкое зрелище, оно обязательно было бы таким и для Голда, если бы не одно но – он знает, что так она просто избавляется от всех ужасных волнений, которые они пережили сегодня, Она и так здорово держалась все это время, а теперь, кажется, настал ее черед быть слабой и выставлять себя в невыгодном свете.

- Прости…. Дорогой, уйди, не смотри! – она говорит это в унитаз, скорее, просто опасаясь поднимать на него глаза, чем ожидая нового рвотного позыва.

Они так много прошли вместе. Теперь же дожили и до того, что он видит ее блюющей, и при этом не испытывает ни капли отвращения. Только сочувствие разве что.

Румпель медленно подходит к ней, помогая подняться. Дерганье плечом в попытке сбросить руку, он игнорировал и только лишь крепко прижимает ее к себе, снимая снова с нее халат.

Осторожно гладит совершенно растерянную Круэллу по волосам и, открыв кран на максимум, помогает ей умыться.

Де Виль начинает вдруг дрожать еще сильнее, теперь ее просто озноб бьет и тело сотрясается в самых настоящих конвульсиях. Заглянув в ее глаза и ничего, кроме панического ужаса и стыда там не увидев, Румпель обнимает ее за талию, поглаживая руками острые лопатки и холодную спину.

- Ну все, Круэлла. Тише. Успокойся.

- Прости, дорогой, черт, кажется, я старею. Я уже, оказы-зы-вается, не могу столько пить. Ты теперь будешь брезговать мной, да?

- Конечно, нет. Ты просто переволновалась, все нормально. А пить тебе в принципе, не нужно, это никого до добра не доводит. Все хорошо, не дрожи так. Все в порядке.

Она плотнее прижимается к нему, обвивая руками шею. Мантра «успокойся» не подействовала, Круэлла все так же дрожит, временами хлюпая носом. Да, она определенно сегодня не в форме.

Румпель смыл содержимое ее желудка и наполнил ванную водой, проверив, достаточно ли она горяча. Подхватив на руки все еще слабую Круэллу, у которой страшно дрожат теперь колени, он опустил ее в ванную, и та с облегчением вздыхает, прикрывая глаза.

Потом, подумав несколько секунд и решив, что ему тоже не мешает снять ужасы сегодняшнего дня с себя и дневное напряжение, он раздевается и ложится в ванную сам, так, чтобы она могла положить голову ему на грудь. Что Круэлла мгновенно и делает, рукой скользнув по его бедру. Она все еще дрожит, не то от страха, не то от напряжения, а может, и от стыда, который никак не отпускает ее.

Голд осторожно массирует ее плечи, лишь легко касаясь их пальцами. Круэлла удобно свернулась калачиком и посапывает на его груди. Минута за минутой, она перестает дрожать и вскоре ее тело лишь иногда бьет мелкая дробь, которую он старается угомонить поцелуем в висок.

- У Пэгги жил весёлый гусь,

Он знал все песни наизусть.

Ах, до чего ж весёлый гусь!

Спляшем, Пэгги, спляшем!

У Пэгги жил смешной щенок

Он танцевать под дудку мог.

Ах, до чего ж смешной щенок!

Спляшем, Пэгги, спляшем!

- Что это? – мурлычет Де Виль, плотнее обвивая его ноги своими.

- Шотландская детская песенка, дорогуша.

Она внимательно посмотрела на него, будто изучая. Улыбка ползет по ее уставшему лицу, превращаясь после во взрыв счастливого хохота.

- Дожили! Самый опасный Темный маг поет чертовой психопатке детские песенки в ванной. Кому рассказать – не поверят.

- Ну, мы и не будем никому рассказывать. Или ты хочешь?

- Нет, - она покачивает головой, лаская пальцами волосы на его груди, - это мое. Только мое и все.