Падение во грех (СИ)

Потому что разум отца сковывала Система. Разум Айона же был свободен от неё. От всего, что связывает обычный человеческий мир, что не даёт людям заглянуть за грань, увидеть правду… отец был поглощён суетой, Айон же был выше этого.

И потому так были горды его глаза, высокомерно глядевшие на того, кто заточил его в эту тюрьму.

Казалось, отец тоже почувствовал это. Он прекратил избивать нас, и отошёл на шаг, всё ещё сжимая в руке ремень. Взгляд стальных глаз пронзил Айона, а затем и меня….

- Вы оба не выйдете из этой тюрьмы, – почти прошипел отец. – Убийцы… демоны… преступники… не достойные жить… вы убивали людей, вы хотели уничтожить всё… вы будете гнить здесь вечно… вы это заслуживаете.

Я бросила на отца пронзительный взгляд. Он обвиняет нас в том, что мы убивали? А что делает он сам, создав эту тюрьму? Он считает это справедливым?

У людей весьма странные понятия о справедливости. Они легко могут простить убийства, если понимают их причину….

Увы, наши с Айоном мотивы им никогда не понять. Все люди, все до единого поглощены Системой и бояться заглянуть правде в лицо. А тем, кто бояться правды, никогда не понять тех, кто видел, кто чувствовал её….

- Отец… – прошептала я, медленно поднимаясь с пола, ведь от ударов я упала. Волосы падали мне на глаза, ужасно мешая. А голос был каким-то искусственным, каким-то чужим. – Ты говоришь, что мы убийцы… ты считаешь, что всё это справедливо… но позволь спросить, чем ты лучше? Чем создание этой тюрьмы лучше тех поступков, что совершили мы? Разве ты не видишь, что происходит здесь? Все эти пытки… разве ты не знаешь, в кого здесь превращаются заключённые? Знаешь ли ты, что многие здесь гниют от болезни, сходят с ума, умирают под пытками? Знаешь ли ты, что многие заключённые от голода начинают есть трупы, а то и своих товарищей по камере? И это ты создал всё это! Это ты виноват в таком месте, в таком мире! Ты считаешь, что это справедливо? – я чуть усмехнулась сухими губами.

Глаза отца сверкнули яростью, а затем последовал удар, такой сильный, что я опять упала, ударившись виском о лоб Айона. Я поднесла руку ко рту, ощутив на губах солоноватый вкус. Кровь… она стала моим вечным спутником….

Крик отца зазвенел на всю камеру, отражаясь от стен:

- Заткнись! Вы, преступники, заслуживаете этого!

Эти слова вызывают у меня лишь усмешку. Жуткую усмешку… ведь на моих губах до сих пор кровь….

- В самом деле? – говорю я, с иронией глядя на отца. – Ты так легко судишь нас? А чем ты лучше, если поступаешь точно так же?

Рука отца сжала ремень. Я стиснула зубы, готовясь к очередному удару. Но его не последовало. Я удивлённо глянула на отца.

Его взгляд уже не был стальным. В нём появился какой-то странный блеск, а уголки губ чуть поднялись вверх в болезненной ироничной ухмылке.

- Хорошо, – тихо сказал отец. – Пусть так. Тогда мой ответ таков – я вас ненавижу. Я вас ненавижу за всё, что вы сделали со мной… за то, что случилось с моими родителями….

Слова отца вызвали у меня какой-то странный, каркающий смешок. Наконец-то он признал правду… красивые речи о справедливости, о долге – не более чем мишура. Куда уж лучше это искреннее – «я вас ненавижу».

Но вот в глазах отца вновь вспыхнул гнев. И вновь он подскочил к Айону, сжав его горло.

- В этом виноват ты, Грешник… – прошипел отец. – И ты умрёшь здесь… умрёшь здесь потому, что я тебя ненавижу.

Айон чуть сощурил глаза, брезгливо глядя на моего отца. В его взгляде было настоящее презрение, он смотрел на отца с таким пренебрежением, с каким не смотрел даже на палачей и Марилену. Отец же в ответ крепче сжал его горло. Он не был способен что-то сделать Айону, но пытался хоть как-то выместить свою злость.

Грешник презрительно глянул на моего отца.

- Всё ради себя… – хрипло, сквозь сжатое горло проговорил демон. – Уничтожить дочь. Уничтожить заключённых. И всё, чтобы ублажить свой эгоизм, – демон раскатисто рассмеялся. – Убив меня, ты не исправишь ничего. Даже если моей жизни и будет суждено оборваться, то будут и другие, кто увидит всю правду, всю грязь мира, которую такие, как ты поощряют, и более того – создают. Ты отродье этого мира. Не способное даже понимать, – Айон хмыкнул, не отрывая от моего отца гордый, презрительный взгляд.

На моих губах появилась улыбка, а в душе появилось какое-то странное тепло, которого там не было уже давно… это тепло придавало мне гордости.

Всё так… даже если мы умрём, Мечта останется жить, и вновь оживёт в ком-то… как она ожила во мне, вопреки всему.

Наша Мечта никогда не погибнет. Мечта Айона никогда не погибнет.

Ведь недаром его имя значит вечность….

Но мой отец был не в силах этого понять. Совсем другое он услышал в словах Айона….

- Эгоизм? – хмыкнул он, криво усмехнувшись. – Это я – эгоист? А тогда кто ты? Ты собирался уничтожить мир ради своих глупых целей.

Айон сощурил глаза, и тоже хмыкнул. На его губах появилась ответная кривая ухмылка.

- Уничтожить мир? – с насмешкой проговорил Грешник. – О нет. Это не уничтожение мира, а лишь придание ему того облика, который был изначально. Этот мир уже БЫЛ таким, но из-за таких мелочных людей, как ты, он превратился в Систему. Стал клеткой.

Глаза моего отца вспыхнули ещё более сильным гневом, а голос сорвался на крик.

- Только ты хочешь этого мира!!! – почти взревел отец, его пальцы, сжимающие горло Айона, просто побелели. – И больше никто!!!

В ответ Айон усмехнулся, искоса глянув на меня. Мои губы тоже тронула ответная улыбка.

Он один хочет этого мира? Как бы не так….

Я желаю этого не меньше, желаю всей душой.

Что? Двоих тоже слишком мало? Уничтожить миллионы ради двоих – это эгоизм?

А кто из нас не эгоист на этой планете?

Я тяжело вздохнула, и мрачно глянула на отца. Хватит уже этого цирка. Пора взглянуть правде в лицо.

- Любые желания, любые Мечты несут в себе эгоистичное начало, – усмехнулась я. – Возможно, мы единственные хотим этого мира… возможно… но знаешь что, отец? Теперешний мир и так уничтожит себя, рано или поздно. Потому что невозможно жить… невозможно жить, забыв о себе. А мы забываем. Забываем наши желания, потому что, видите ли, «так надо». А как так можно жить? Сколько ещё может просуществовать мир, где люди жертвуют собой непонятно зачем? Сколько ещё просуществует мир, где люди несчастны? Ты говоришь, что мы эгоисты… да, это так. Мы эгоисты, потому что думаем о своих желаниях, думаем о том, как быть счастливыми. Даже если это в ущерб всему остальному. Но мы никогда не принесём в жертву то, без чего не можем прожить, как сейчас происходит в этом мире. Ведь вы всё время жертвуете всем, всё время уничтожаете себя… разве так можно протянуть долго? Что ещё могут ждать уничтожающие себя, кроме как вымирания? А мы всегда останемся живы, и всегда будем счастливы, потому и стараемся ради этого. И это единственный мир, который может существовать. Только такой мир может быть по-настоящему счастливым.

Я почувствовала одобрительный взгляд Айона. На мгновение я вновь ощутила, как наши души, наш разум сливаются… до боли, до странной, страшной страсти.

Мы – единое целое. И этого уже никто не изменит….

Мы будем бороться за свободу. И никогда не станем рабами.

И отец тоже словно почувствовал эту связь, эту цель, этот выбор. Его глаза сверкнули гневом, и он подошёл ко мне. Он сжал мои щёки так крепко, словно у него были не пальцы, а железные тиски. Подняв моё лицо, он заставил меня смотреть ему в глаза, смотреть в глаза его ненависти… ненависти Системы.

- Из-за твоего дурацкого эгоистичного счастья, из-за твоей бредовой мечты умерла твоя мать, – прошипел отец. – Близнецов избивают в школе. Я не говорю уже о тех, кого ты убила своей силой… среди них были и те, кого ты знала с детства. Твои друзья… твои родные… и уж точно все, кого ты убила были чьим-то родными, ты просто выродок, если готова ими пожертвовать! – отец выпустил моё лицо, но тут же влепил мне пощёчину, которая, казалось, отозвалась болью не только в щеке, но и во всём моём теле. И в душе….