История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)

В последний момент, уже вернувшись в номер и сонно наблюдая за искрящимися ночными огнями из-за оконного стекла, я все-таки дотянулась до телефона на тумбочке и отправила лаконичный и достойный отправителя ответ:

«Пиктограмма — это из информатики. Пентаграмма — из демонологии, Ла Вей [4] ты недоделанный».

_____

[4] Ла Вей — основатель и верховный жрец организации «Церковь Сатаны», автор «Сатанинской библии», известный как создатель авторского варианта сатанизма, один из «видных идеологов оккультизма и сатанизма».

_____

***

Мне снилась Марвел. Ее ласковый, бархатный голос, размытый дремотной, иллюзорной далью, заставлял воспаленные струны моей души отчаянно пульсировать, как будто она звала меня к себе всем своим существом. Я скучала. Мне было грустно оттого, что мама так далеко, что я не могу обнять ее так крепко, что напряженные плечи начнут ныть от боли, а в уголках глаз выступят предательские, но такие упоительные слезы.

Я проснулась и уставилась в полуночно-синий потолок. Где-то неподалеку раздавались голоса. Повернув голову чуть вбок, я увидела Элис, сидящую на софе по-турецки. В ее ладонях призрачно светился серебристый планшет.

— Я не вижу, чтобы он… — полушепотом произнесла Элис и осеклась. Новомодный девайс едва не вывалился у нее из рук. Она резко переместилась, облокотившись о мягкий подлокотник, заунывно скрипнувший под ее сверхъестественным весом, и снова замерла — одни лишь только подсвеченные золотом глаза оставались живыми, бодрствующими где-то далеко в ее мысленных взорах.

Я моментально забыла о сне и во все глаза вгляделась в такой знакомый, окутанный пушистой снежной белизной силуэт. Вот она, моя Таня. Стоит только выбраться из-под невесомого одеяла, прошлепать босыми ногами по деревянному полу, и забраться на диван рядом с Элис — и я увижу ее, поговорю с ней, скажу, как же сильно я без нее скучаю…

Элис всем телом содрогнулась, как будто только что вынырнула из глубины, и взяла планшет поудобнее.

— …действительно привел в действие угрозу, — каменным голосом отозвалась вампиресса, и я невольно стиснула ладони в кулаки. О ком это она? — Он способен лишь исполнять приказ. У вас еще есть время. Правители никогда не спешат с подобным решением, ведь им нужно убедиться…

— Был приказ отдан или нет — они были уверены, что Ли живет с нами, — голос Тани звучал разбито и болезненно, почти что жалко. Волосы встали дыбом, когда я уловила эту обреченность, грозящую перерасти в самый настоящий страх. Что могло так напугать женщину, одной рукой ломающую череп медведю? — Они знали это с самого начала и целенаправленно шли за тем, чтобы снова отнять ее у меня.

Что это значит? Я старалась не кусать губы, чтобы не провоцировать и не привлекать внимания Элис, но иначе чувствовала себя неспособной молчать. Что значит — снова? Я бы ни за что не пошла ни с кем и никуда, ведь там мой дом, там моя семья…

— Разве теперь есть способ ее защитить? Ты же знаешь, что связывает меня с Аро, — сломанным голосом спросила мама и глубоко вздохнула. — Мы бессильны против Вольтури. Мы не сможем им противостоять…

— Прошу тебя, Таня, не паникуй раньше времени. — Элис постукивала ногтем по виску. Звук получался такой, словно редкий крупный дождь падал на брусчатку. — Откуда им знать, где сейчас находится Лиззи? А прежде чем они рискнут пожаловать в наши земли, они очень и очень хорошо подумают. — Голос Элис стал грубым, урчащим, злым. Как будто здесь неведомых гостей ждали готовые пехота, флот и кавалерия. — Повторюсь: и у нас, и у вас еще есть время.

Я почувствовала смятение и тошнотворное бессилие оттого, что мама, единственное родное мне создание, больше не верит в то, что мы справимся. Если надежда пропала у Тани, то что до Калленов? Зачем им на шее готовое взорваться ярмо?

— Но закон… — Танин голос практически сошел на нет. — Ведь я нарушила закон, как моя мать, как Ирина!.. Неужели и сейчас все…

Я все же до боли закусила губу, закрывая влажные глаза и из последних сил удерживая внутри себя беспомощные рыдания. Неужели мою маму и всех Калленов могут сурово наказать из-за моего существования? Как же быть? Почему я принесла любимому человеку несчастье?

— Когда ты рассказала нам о Максимильене тогда на пароме, — приглушенно начала Элис, — мы предположили, что лайнер могло погубить и постороннее вмешательство. Известный нам обеим человек сейчас крайне заинтересован в завершении многолетней миссии. А это значит, что закон был нарушен гораздо раньше, чем ты полагаешь. Если бы не слабая человеческая память…

— Это не оправдает нас, Элис, — безжизненным голосом прошептала Марвел. — Моя малышка, боже, моя бедная малышка, ты обречена…

Я едва не задохнулась от эфемерного кинжала в сердце. Но как только боль от разочарования пропитала меня, казалось бы, насквозь, пелена слез обратилась в приступ неудержимой злости, которую хотелось выпустить наружу, как огненную струю. Вот оно, хваленое вампирское бессмертие, вот что значит непомерная сила и превосходство во всем, вот чего стоит рядом с этим мое бьющееся сердце. Стоит над мраморным челом повиснуть малейшей угрозе, как все показное могущество улетучивается. Ах, мы боимся законов, мы боимся правителей, мы говорим, что ты обречена, малышка. Да и плевать, особенно ничего не изменилось; я жила в обреченности с детства. Я всю свою жизнь тащилась на поводу у тех, кто старше и якобы мудрее. Какой еще балет, Бет? Ты же лишишься здоровья к тридцати! Как это тебе не нравятся занятия музыкой? Ты же девочка, негоже пинать мяч с этими неумытыми мальчишками! Литература это, конечно, здорово, но вот тебе учебники по химии и физике, мы хотим, чтобы ты делала великие открытия, а не утонула в бесполезной философии. О какой любви можно говорить в тринадцать-то лет? Ах, он еще и старше тебя?!.. Я зажгу тебе камин, я куплю тебе новую одежду, приготовлю завтрак, обед и ужин и буду сидеть с тобой хоть всю ночь подряд, ты только не плачь, Лиззи. Но знай, что однажды ты будешь обречена, и я забуду все слова любви, которые тебе говорила, я превращусь в бесчувственное бессмертное изваяние и предпочту сохранить свою жизнь. Не расстраивайся, мышонок. Ты ведь просто человек…

Да, я человек, но я не беспомощна. Черта с два я буду сидеть и ждать, пока мне на шею упадет лезвие гильотины. Я разберусь и с раскаявшимся безумцем Мэнголдом, и с этими гребаными призрачными Вольтури, которые непонятно почему нагоняют страх на весь вампирский род. Щекотливая ситуация — отличный повод наконец-то измениться и встать на ноги. Довольно мне стоять на пересечении дорог. От выбора, сделанного сегодня, зависит вся моя жизнь. Моя мать — моя мать! — напугана. Она, вампиресса, живущая на этом свете вот уже тысячу лет, боится до такой степени, что едва способна говорить. И я — причина этого страха. Я, беспомощная, беззащитная и уязвимая, живущая и растущая, готовая сломаться у нее на глазах. Таня не хотела, чтобы я вырастала. Я разделяла желание до тех пор, пока пузырь инфантильности и бесконечной заботы не лопнул, оставив меня на пепелище мира, который я когда-то знала так хорошо. Но я найду выход из выгоревшего поля. Смогу снова стать независимой. Потому что все, чего я желаю, — оказаться на обратной стороне страха, который сковал меня с силой кабельных стяжек.

Я просто устала от бесконечных, неподвластных какой-либо логике перемен. Все дорогие мне люди погибли. Эта боль невыносима, но она — это все, что от них осталось. Сперва я думала, что скорбь сделает меня меньше, сердце сожмется и лопнет — но ведь не лопнуло. День ото дня жизнь в Денали медленно пробуждала меня. Во мне открывалось новое пространство, словно комнаты, которых я никогда прежде не видела. Только эти неизведанные доселе места держали меня на плаву. И сейчас передо мной открылась новая, восхитительно изящная дверь, за которой меня встречали Каллены. Они вновь напомнили мне о мире за стенами комнаты, о школе, обители странной детской самоуверенности, которую я почти успела забыть. Пока ты ходишь в школу, пока ты узнаешь что-то новое, у тебя есть надежда, твой личный хрустальный шар, в котором можно увидеть себя в окружении интернов городской больницы, а потом и создателем новой вакцины, которая облегчит и спасет множеству людей жизнь… Когда-то я хотела стать врачом. Но была и еще одна дверь, подернутая густым, багровым, чадящим туманом. За ней скрывалась правда. И до тех пор, пока я не найду в себе силы быть самостоятельной и ответственной, не смогу встретиться лицом к лицу со своим прошлым, я ни за что не сумею предопределить растекающееся на горизонте ртутью будущее.