В поисках будущего (СИ)

Я иду к парням и даже не удосуживаюсь ничего ни сказать, ни спросить, просто забираю газету и переворачиваю ее. Новостная шапка мерцает передо мной, словно какой-то злобный напев или что-то вроде. Мне стыдно признаться, но я испытал облегчение, когда оказалось, что это не то, что я подумал. И, в то же время, это почти так же ужасно.

– Что ты делаешь? – спрашивает один из ребят, у которых я отобрал газету. – Отвали! – он пытается вернуть ее назад, но я поворачиваюсь к нему спиной, не обращая на них обоих внимания.

РОН УИЗЛИ УБИТ.

Три слова.

Я пытаюсь быстро просмотреть статью, но это бессмысленно. Я не могу ее осмыслить, и вообще, это неважно. Заголовок сказал все.

Мне стыдно за то, что я испытал облегчение. Это эгоистично, учитывая, что я уверен: Роуз предпочла бы быть мертвой, чем читать эту статью. Но не я. Что бы я сделал, если бы…

Роуз.

– Слушай, тебе надо сосредоточиться, – Колл становится передо мной и отбирает газету. Я смотрю на него, как сквозь туман, и вижу, что он начинает беспокоиться. – Ты поволнуешься об этом позже.

– Мне надо идти.

Я даже не думаю дважды, прежде чем сказать это. Я хватаю свои вещи и начинаю стягивать с себя квиддичную форму.

– Малфой, не будь идиотом. Подумай о своем будущем.

Мне не надо о нем думать. Я уже знаю, где мое будущее. И даже если из этого ничего не выйдет, я все равно должен быть там. Я начинаю запихивать все в свою сумку и перебрасываю ее через плечо, доставая палочку.

– Они не дадут тебе второго шанса.

– Мне плевать! – почти выкрикиваю я, и Колл выглядит шокированным моей прямотой.

Он ничего больше не говорит, лишь легко вздыхает и качает головой. Он думает, что я идиот, знаю, но мне плевать. Мне плевать на все кроме того, что я должен быть там. С ней. Я должен ее увидеть и убедиться, что она в порядке.

Чтобы добраться туда с помощью аппарации нужно не больше нескольких минут. Хотя я даже не знаю на самом деле, смогу ли я туда аппарировать, потому что к их дому применены самые серьезные меры безопасности, и только некоторым определенным людям разрешено туда аппарировать или переходить через каминную сеть. Я был одним из этих людей, но теперь… Теперь я не знаю. Но я пытаюсь, и это срабатывает – оказывается, Роуз еще не подумала о том, чтобы запретить мне появляться у нее дома. Но, когда я туда прихожу, я немного удивлен. Не знаю, чего я ждал, но, думаю, в ее доме должно было быть полно народу, полный беспорядок, но ничего этого нет. Здесь тихо. Я иду в комнату Роуз, и она пуста. Может быть, пуст и весь дом. Может, Роуз даже нет дома. Может быть, в газете была утка.

Но я отказываюсь от этой теории, когда открывается дверь позади меня, и я оборачиваюсь и вижу, как она выходит из ванной. Еще только час пополудни, но она в пижаме, и ее волосы мокрые. Наверное, она только из душа, судя по ее виду. И я вижу по ее лицу и по красным глазам, что газета не соврала.

Она не замечает меня сразу и, только когда совсем входит в спальню, видит, что я стою здесь. Она останавливается и просто смотрит на меня по-настоящему долго. Это будет неловко. Мы не виделись два месяца. Наверное, она меня ненавидит. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но тут ее глаза наполняются слезами, и она начинает немного трястись.

– Ты в порядке? – глупый вопрос, знаю, но я не знаю, что еще сказать.

Вместо того чтобы кивнуть, или пожать плечами, или еще что-нибудь, как поступили бы многие в такой ситуации, Роуз безмолвно качает головой, и слезы выступают в уголках ее глаз. Она выглядит, как маленькая девочка, когда стоит здесь, и я даже не знаю, кто сделал первый шаг, но теперь ее лицо прижато к моей груди, а ее руки так плотно обернуты вокруг моей талии, что я почти думаю, что могу задохнуться. Но это неважно. Она рыдает громкими, глубокими рыданиями, от которых все ее тело содрогается, как в конвульсиях. Но это тоже неважно. Главное, что она здесь. Собственной персоной, во плоти.

И, мать вашу, я по ней скучал.

Роуз для меня все, хочу я это признать или нет. Она для меня все. Возможно, потому что я так много лет своей жизни был на ней помешан, но она мне нужна. А я нужен ей. И это все, что имеет значение.

Она продолжает плакать, и каждый раз, когда она издает новое рыдание, она пытается прижаться ко мне еще ближе. Я держу ее и позволяю плакать. Я не знаю, что еще делать, но чувствую, что тут нельзя ничего сделать. Это то, что ей сейчас нужно, и, каким-то образом, то, что нужно мне. Те несколько секунд, которые прошли до того, как я смог взять в руки газету, были самыми страшными в моей жизни. Это ужасно, конечно, и отвратительно: испытать облегчение при виде заголовка вместо горя. Но она в порядке. И она здесь. И я не думаю, что я когда-нибудь еще ее отпущу.

Я не знаю, сколько мы здесь стоим, пока она наконец не поднимает взгляд и не смотрит на меня. Она босая, поэтому сейчас я немного выше. На ее мокром лице следы слез, а глаза такие красные, что белого цвета на белках почти не видно.

– Я не знала, придешь ли ты…

Она все еще держит меня за талию, но я поднимаю руки и подношу их к ее щекам, стирая слезы, которые еще катятся. Она на секунду закрывает глаза, когда мои пальцы скользят по ее лицу, и, когда открывает, мне самому хочется заплакать.

– Я бы никогда не оставил тебя одну.

И это правда. Я опускаю голову, чтобы поцеловать ее в лоб, а потом снова обнимаю ее, положив одну руку ей на волосы, когда она снова кладет мне голову на грудь. Я слышу каждый ее вздох, и хотя она больше не рыдает громко, она все еще издает тихие плачущие звуки, и ее тело непроизвольно вздрагивает. Но я продолжаю держать ее и тереблю ее волосы, пока она наконец не отстраняется и не ведет меня к кровати, на которую мы неуклюже падаем.

У Роуз куча подушек. У изголовья кровати сгружено по крайней мере десять, и мы лежим, расположившись на них. Роуз снова кладет голову мне на грудь, а я обвиваю ее руками. Я чувствую непреодолимое желание защитить ее.

– Я хотела, чтобы ты пришел, – тихо говорит она, не поднимая головы. – Но я не знала…

– Роуз, – обрываю я ее. – Я здесь.

Больше ничего не нужно было говорить, и некоторое время мы молчим. Но потом она вдруг поднимает глаза и говорит:

– О господи. Ты должен быть на просмотре.

Я вопросительно приподнимаю брови:

– Откуда ты это вообще…

– Я читала, – простой ответ, и она смотрит мне в глаза, когда двигается, чтобы сесть. – Тебе нужно идти…

Но я притягиваю ее назад.

– Я остаюсь с тобой.

Она продолжает смотреть мне в глаза, не отрываясь, когда кладет голову на подушку. А потом она поднимает руку и нежно проводит по моим волосам. На секунду мне кажется, что она собирается меня поцеловать. Но она этого не делает. Вместо этого ее нижняя губа начинает дрожать, и новые слезы собираются в уголках ее глаз.

– Скорпиус, прости, – отчаянно шепчет она. – Я не должна была отказывать… Я…

– Ш-ш… - я прикладываю палец к ее губам и держу его там, пока она не замолкает. – Все нормально.

Но она горестно качает головой.

– Я не хочу тебя потерять.

– Я здесь, хорошо? – мягко говорю я, и так совершенно естественно это чувствовать: обнять ее и притянуть к себе поближе.

– Не уходи, – едва слышно, когда она зарывается лицом мне в шею.

Сама мысль, что я могу уйти от нее, абсурдна. Не могу поверить, что был вдали от нее так долго. Почему я вообще ее отпускал?

Мы лежим так еще некоторое время, и, наконец, она успокаивается до такой степени, что я почти думаю, что она заснула. Ее дыхание выравнивается, она перестает плакать. Я продолжаю нежно перебирать ее волосы, думая, что она действительно уснула, но она внезапно почти неслышно бормочет.

– Почему это случилось?

Что я должен был сказать? У меня нет для нее ответа. Я не могу в это поверить, не то, что найти в этом смысл.

– Что случилось? – мягко спрашиваю я, осознавая, что я даже представления не имею, как это произошло, не говоря уж о том, что я не могу сказать ей, почему это случилось.