Бог видит тебя, даже на последней парте (СИ)

Хозяйка, спотыкаясь, бросилась бежать, а перед глазами всё стояла картина залитой кровью комнаты с головой козла, прибитой к стенке. На рогах, мёртвый и голый, висел постоялец. Под его ногами в потёках крови на полу открытая книга, на странице перевёрнутая пентаграмма в бурых пятнах.

На шее трупа звякнул колокольчик, и шевельнулась мёртвая голова, открылись на человеческом лице полные тёмного замогильного безумия козлиные глаза, и грустная ухмылка перекосила рот. А женщина всё бежала вниз по лестнице и не могла избавиться от приближающегося из-за спины звона колокольчика.

========== 8. Демиург ==========

Перечитав пару раз текст, я исправляю ошибки и радостный кидаюсь в нашу комнату, чтобы показать получившийся рассказ брату. Меня распирает от удовольствия и желания с кем-нибудь поделиться, показать своё детище. Мы сталкиваемся в дверях.

— Смотри, что у меня получилось! — сияя улыбкой, говорит Матвей, крадя мои слова и протягивая какую-то хрень.

От пластиковой бутылки он отрезал горлышко, засунул внутрь две длинных губки для мытья посуды, а между ними проложил обычный фасовочный кулёк, завернув лишние бока вокруг губок, а верх на обрезанную горловину.

— И чё это?

— Плюнь в дырку, — просит он, раздвигая мягкие края губок, — поделись слюной по-братски.

Плюю и явно ощущаю какой-то подвох. Он тоже старательно плюёт, добавляя свою порцию слюны. Затем бесстыже спускает трусы и суёт свой член между губок.

— Прикольно! — Подмахивает тазом. — Как кайфово! Не то что кулаком. А ну-ка подержи бутылку.

Так они об этом шушукались вчера с Иваном, два озабоченных маньяка-кулько-губкотраха.

— Сгинь, извращенец!

Забирается к себе на кровать, ритмично шелестит пакетом, выставляясь. Совсем, гад, распоясался! Ну как так можно, не стесняясь брата?! Прячусь на своей кровати под ним. А я к нему с рассказом — идиот. Им всем одно лишь нужно — подрочить и кончить! А я эти мастурбаторы из слов делаю даже не для себя, а для других, и радуюсь, когда меня похвалят за доставленное удовольствие. Эй, читатели, не пора ли перейти к более активным и желанным действиям? Пишите, я примчусь, и мы порезвимся в реале, одними словами этот голод не утолить. Мычит чего-то наверху. Проглотил язык от счастья? Затих. Волнуюсь что-то. Заглядываю. Лежит и лыбится блаженно, извращ мелкий. Суёт бутылку. Сам в неё ты лезь!

— Попробуй и скажи: похоже, как на самом деле, или нет?

Заглядываю в пакет, он весь в липкой сперме. Противно, но тоже интересно мне сравнить. Принюхиваюсь.

— А другого нет пакета?

Качает головой.

— Фу, не хочу.

— Ладно-ладно, я в твою слюну так сунул.

Обидится ещё…

— Сравнил слюну и сперму! Рассказ заценишь новый?

— Говно вопрос!

Опять говно кругом, да и во мне немало, видать, судьба такая аль природа-мать.

— Ну ладно, хрен с тобой! — Спускаю шорты… И не только шорты…

— Ну как, похоже? — Смотрит с любопытством.

— Почти один в один.

— Не обманул, значит, Ванька-изобретатель! Дай-ка мне, хочу ещё.

— Помой пакет хоть!

— Пофиг! Так скользит получше.

Сижу и жду, пока закончит, чтоб рассказ дать почитать.

— Да, что-то второй раз так быстро не выходит.

— Давай я вслух начну?

— Ага, давай, может, быстрее кончу.

Ухмыляюсь, задёргивая шторы.

— В тёмной мрачной комнате…

— Петь, чтоб больше мне такое не читал, я чуть не обосрался. Посмотри, всё сжалось у меня от страха! Но кончить я успел. Гы-гы!

— А что молчал?

— Так интересно стало. Клёвенький рассказ, но про Пал Палыча понравился мне больше, там смешнее.

— Кто бы сомневался…

Спускается и прыгает ко мне. Смеётся, толкается плечом и лезет сверху, повозиться хочет. Боремся и валимся на пол, гогочем, на спине подо мной он вьётся. Хватаю руки, на лопатки опускаю и спрашиваю:

— Оттрахать мне тебя?

И тут же получаю по яйцам. Как же больно!

— Я пошутил, осёл! Без детей меня оставишь!

— Пошутишь так ещё — не будет у тебя детей не только от Ивана, а вообще!

— Как же, сука, больно…

Брат в школу, я в бурсу на пары, а сам всё про Ивана думаю — позвонит или нет?

Весь день как неприкаянный хожу. Пал Палыч на обеде смотрит, смотрит, и я смотрю украдкой.

— Какой-то ты другой, — говорит, — случилось что-то?

Хочется рассказать, вдруг поймёт? Киваю.

— Слушай, не томи, выкладывай уже.

— Влюбился, кажется. — Чувствую, как краснею.

— Надеюсь, не в меня?

— Да боже упаси!

Смеётся, а в глазах печаль.

— Извините.

— Я понимаю, сам в себя бы не влюбился. Вот двадцать лет назад…

Опять грустно смеётся.

— Ни телефона, ни записки не оставил и вряд ли позвонит…

— Страдаешь?

— Невыносимо без него. А ещё я написал рассказ, хотите, покажу? Он небольшой.

— Ты пишешь?! Показывай, конечно, интересно, а сам доедай.

Я ем, а он серьёзно и внимательно читает.

— Ну как?

— Довольно необычно, интересно, а есть ещё?

Вспоминаю фанфик про единорога.

— Нет, это первый.

— Да? Для первого вообще отлично, ты не бросай и развивай талант.

— В автомастерской он очень пригодится.

— Так ты же для души, не для кого-то.

— Так в том-то и дело, что хочется для кого-то, а для себя я могу просто посмотреть кино в голове, записывать не надо.

— А ты создай.

— Кого?

— Своего читателя.

— Это как?

— Своей работой. Вот я прочёл, и это повлияло на меня. И ты пиши, чтоб задевало за живое, выворачивало душу, показывало им самих себя, как в зеркале, и разбивало зеркала, освобождая от себя же.

— Вот это вы загнули, прямо как философ!

— А как иначе? Вот в твоём рассказе: страх темноты, попытка обуздать его, взять под контроль неведомое, ужас и крах, которого так все боятся, и подсказка, что даже крахом всё не заканчивается.

— Ага, ещё придётся за старушками гоняться с топором.

Смеёмся.

— Петька, мне бы твои годы…

— Вам только кажется, что горы б вы свернули.

— Хм, и кто тут философ? Да не грусти ты, а то я тоже сейчас впаду в уныние.

Без четверти семь. Звонить боссу или нет? Может, ну его всё? Но интересно, что за повышение такое. Интим-услуги на дому? За ним не заржавеет.

«Звони уже, а то он сам позвонит и накроет так многоэтажным, что не отобьёмся».