Камень сердолик (СИ)

Жрец достал из-под мантии туго набитый, сыто звякнувший в его руках мешочек.

- Вот, - сказал он. – Это половина моих сбережений. Плата за риск. Здесь хватит на то, чтобы вы могли начать честную жизнь. Не обижайся, просто возьми.

Ала вздохнула, приняла мешочек и сразу определила, что он набит полновесными золотыми монетами. Такой добычи у них ещё не было, а может, и не будет никогда. Здесь и впрямь хватит на то, чтобы открыть постоялый двор или мастерскую, заплатив солидный взнос в гильдию. Ради этого стоило рискнуть, к тому же… Когда-то жрец спас ей жизнь, и пусть ему сейчас в голову запала такая блажь, как любовь к странному мальчишке-Фаэру, это не отменяет её долга.

- Хорошо, - сказала девушка. – Но учти, что я делаю это не только ради денег, понимаешь?

- Понимаю, - серьёзно согласился жрец.

- Тогда говори, что мы должны сделать.

И брат Иммаир стал излагать свой план – подробный и хорошо продуманный.

***

План жреца был хорош – практически без изъянов. Только вот Ала знала, как часто рушатся самые продуманные планы из-за нелепых случайностей, поэтому, идя на дело, взяла с собой одну очень интересную вещь. Это было её единственное наследство. Женщина, которая её подобрала, рассказывала, что эта странная вещь – единственная, которая находилась при малышке. Вещь эта больше всего напоминала небольшой шарик, полый внутри, со множеством отверстий. Внутри шарика что-то тихонько позвякивало и пересыпалось, но наружу через отверстия не просыпалось ничего. Шарик был прикреплён к тонкой цепочке странного плетения – вещь непонятная и довольно бесполезная, разве что на шее носить. Но металл, из которого был сделан шарик, был некрасивого тускло-серого оттенка, и даже когда Ала пыталась его начистить песком, чтобы хоть немного заблестел, ничего не вышло.

Но Ала всё равно упорно носила шарик на шее – ведь это была единственная память о неведомых родителях, а то, что оставили именно родители, девочка не сомневалась – кто ж ещё?

Но однажды старая нищенка у Храма, разглядев необычное украшение на шее Алы, тихо прошипела:

- Сняла бы ты это, девонька… Или под одежду спрятала. Жрецы за это могут такое учинить – пропадёшь с концами.

- Зачем это жрецам? – удивилась Ала. – Вещь некрасивая, не ценная…

- Эх, молодёжь, - вздохнула нищенка. – И ведь Фаэрская кровь в тебе вроде бы…

- Я сирота, - мрачно отрезала Ала. – Кто его знает, какая во мне кровь…

- Есть Фаэрская, - прищурилась старуха. – Глаза… И ещё – будь ты чистокровной Гортанкой – это бы не смогла надеть.

- Да что это такое? – не выдержала девочка. – Скажи, бабушка. Сокровище, что ли, какое?

- Можно и так сказать… - проскрипела старуха и выразительно покосилась на проходящего мимо продавца лепёшек. Ала вздохнула – несколько монеток у неё было – как раз на пару сдобных горячих лепёшек. Но если отдать их – можно лечь спать голодной, кто знает, удастся ли раздобыть ещё. Однако, любопытство взяло верх. Ала свистом подозвала мальчишку-продавца и купила у него две восхитительно свежие, ещё тёплые и маслянистые лепёшки, а потом протянула одну старухе.

Нищенка быстро схватила лепёшку и стала есть – неторопливо, но было понятно, что голодна она давно.

- Совсем народ подавать перестал, - пожаловалась она, съев ровно половину и спрятав вторую где-то в своих неопрятных лохмотьях, - беднеют все… Если бы жрецы похлёбку не раздавали – давно бы с голоду померла. Но похлёбка-похлёбкой, а иной раз и пожевать что-то хочется. Зубы-то пока есть…

И нищенка коротко хохотнула, показав все пять уцелевших желтоватых зубов. Ала только вздохнула и повторила свой вопрос. На этот раз старуха ответила:

- Видела я такое. Эта штука называется «Последний Шанс». Если край придёт – этот шарик нужно с шеи сорвать и наземь бросить – тогда от любого врага ускользнёшь.

- Куда ускользнёшь? – деловито спросила Ала.

- Вот того я не знаю, девонька, - ответила нищенка. – Давно это было, знала я Фаэра-полукровку с таким шариком. Лихой парень был. Правая рука тогдашнего Ночного Правителя. Так вот, говорят, что когда стражники его схватить хотели, он этот шарик оземь бросил… и пропал. Совсем, как есть пропал.

- И что дальше? – нетерпеливо спросила Ала.

- А ничего, - вздохнула старуха. – Больше я никогда ничего о нём не слышала, но, надеюсь, что всё у него хорошо сложилось. Хотя, кто знает…

Ала задумчиво спрятала шарик под одежду, протянула старухе вторую лепёшку и отправилась восвояси. Но слова о Последнем Шансе запомнила накрепко.

И вот теперь, отправляясь на опасное дело, она вновь надела странное украшение на шею. Впервые за несколько лет.

*Дарыш - крупный хищник, напоминающий льва, но с длинными клыками, коротким хвостом и пятнистой масти.

========== Глава 44. Андала. Последний Шанс ==========

Лохмач, Тоно-Топор и Шатун согласились сразу. И не последнюю роль в их согласии сыграл мешочек с монетами. Подельники, ставшие друзьями, страстно мечтали об одном и том же – выбраться из нищеты, выгрызть всеми силами сладкий кусочек и зажить честно. Выбиваться в помощники к Ночному Правителю никто не хотел – те, как правило, жили красиво, но недолго, а если всю жизнь промышлять мелкими кражами, то так и останешься мелкой сошкой, перебиваясь всю жизнь с лепёшки на воду, да ещё и от каждого патруля стражников хорониться будешь. А потом что, когда воровством промышлять не сможешь? Милостыню у Храма просить именем Небесной Благодати? Так что деньги жреца – это был шанс на более или менее обеспеченную и честную жизнь. А воровской романтики вся компания уже наелась до тошноты.

Ловкач Эно немного подумал, но не нашёл изъяна в плане брата Иммаира, поэтому он тоже согласился.

За малышом решили идти втроём – Ала, сам Адо-Шатун и Ловкач Эно. Тоно-Топор с его физической силушкой в данном случае был бесполезен, да ещё и внимание к себе лишнее привлекал, поэтому его отправили на пристань - пошататься среди грузчиков ради создания впечатления – раз Топор здесь, значит, и остальные где-то неподалёку, просто маскируются хорошо. Лохмач же должен был встретить дорогих гостей в убежище и дождаться возвращения Алы, Шатуна и Ловкача с малышом. Всё было продумано.

Приют Храма располагался на окраине – это был тихий, неприметный домик, вполне приличный с виду, с вымытыми окошками и белёными рамами, с выкрашенными синей краской подоконниками и желтоватой, явно не новой, но ещё крепкой черепицей. Со слов брата Иммаира там сейчас жили две кормилицы, четыре пожилые храмовые послушницы для ухода за детьми, престарелый брат-целитель и привратник, исполнявший заодно и роль охранника. Малышей там сейчас было не более восьми – все возрастом от полугода до полутора лет, совсем уж младенцем был только тот, кого предстояло выкрасть, – все мальчики, ведь после того, как Храмовому приёмышу исполнялось полтора года, его переводили в другой приют, а уж затем – в Храмовую школу.

Двое суток Ловкач, Шатун и Ала, таясь, наблюдали за жизнью приюта и не нашли в ней решительно ничего криминального. Послушницы возились с малышами, не кричали на них, не шлёпали, дурное настроение не срывали, кормили и обихаживали, судя по всему, неплохо, малыши не выглядели голодными или грязными. И вообще, дни стояли тёплые, и дети довольно много возились на улице в специальной большой загородке, под неустанным присмотром одной, а то и двух послушниц. Единственным исключением был младенец – он часто плакал, плохо брал грудь, на что жаловалась приставленная к нему кормилица, и вообще был беспокоен. Старый целитель частенько осматривал малыша и разводил руками, не находя у него никаких младенческих недомоганий.

«Наверное, по отцу тоскует, - неожиданно подумала Ала, сидящая на чердаке дома напротив и наблюдавшая за жизнью приюта, - может, раз он такой необычный, чувствует, что его с отцом разлучили, хоть и кроха совсем…»