Трансильвания: Воцарение Ночи (СИ)

— Ваше Величество. — Искренне и тепло улыбнулся Амбердо. — Вижу, что энтузиазм поставил Вас на ноги. Но, если хотите знать мое мнение, стоило полежать хотя бы до вечера. Вы точно в порядке? Не испытываете боли?

— Не стоит беспокоиться обо мне, доктор Андерсен. Я в полном порядке! Живее еще себя никогда не чувствовала. — Улыбнулась я, нетерпеливо опуская руку седовласому бородачу на плечо. — У нас получилось? Что с моими детьми? Могу я их увидеть?

— Разумеется. Его Величество остался рядом с ними до тех пор, пока Вы не придете в себя.

— Тогда идем! — Я нетерпеливо подтолкнула Амбердо к выходу, и, покинув лабораторию, мы устремились на шестнадцатый этаж, в нашу с Владиславом комнату.

В комнате спиной к двери стоял мой муж, рассматривая нечто, расположенное возле окна. Когда мы подошли ближе, он обернулся и протянул мне руку. Я тепло и крепко сжала ее в своей. Я стояла, устремив взгляд на его профиль. Прямой длинный нос, темный глаз, горделивая ухмылка и золотая серьга в левом ухе. Он напоминал прекрасного и свободного цыгана, а из того, что я знала о его семье, его отец — Валерий-завоеватель был королем всех цыган, и девушка-охотница, о которой он говорил, его потомок, точная копия нашей Селены, тоже была цыганской принцессой, следовало, что он — тоже потомок этого прекрасного свободного племени. Мой рома. Если бы он только темной ночью сыграл мне на гитаре. Где-нибудь у берега реки. А я бы сидела и слушала, и слушала, растворяясь в звуках цыганской мелодии… Я даже не могла понять, почему меня так сильно влечет эта часть его происхождения. Он улыбнулся, видимо, прочитав мои мысли.

— Когда-нибудь сыграю. Обещаю. — Раздался до боли любимый голос в голове, и я опустила голову на его плечо, устремив взгляд вперед.

В крупном резервуаре, до краев заполненном свежей кровью, плавал окровавленный красный сгусток, уже покрывавшийся зеленой болотной слизью, длиной около пятнадцати-двадцати сантиметров.

— Вот это да. Это он так за сколько часов вырос? — Ошеломленно спросила я, обернувшись в сторону Амбердо, не отпуская руки мужа из своей.

— Чуть больше, чем за два. Вскоре этот сгусток, достигнув своих максимально возможных размеров, начнет деление на отдельные организмы. Тогда их можно будет разместить в лаборатории, в которой Вы недавно очнулись. Закончив деление, кровавые сгустки покроются зеленой слизью окончательно и начнут свое превращение в коконы. А когда и этому процессу подойдет конец, станет возможно привести их к жизни с помощью разряда молнии и проверенного оборудования Его Величества. Металлические трубки проведут к каждому организму разряд в несколько миллионов вольт и, при помощи живого бьющегося сердца и доли человеческой энергии, Ваше потомство оживет. — Резюмировал доктор Андерсен. — К сожалению, человеческое сердце не выдерживает такого разряда тока, поэтому мы ищем существо бессмертное и невероятно сильное для оживления Ваших детей.

— Вы упоминали о нем, когда у меня случился первый приступ. — Я кивнула головой. — Монстр, созданный неким безумным ученым?

— Да. Этот ученый вместе с Вашим мужем долго работал над созданием этого существа, собирая его из частей тел усопших. Он воскресил его тем же способом, что мы планируем воскресить Ваших детей. Это создание, по-настоящему, бессмертно, ничто не может убить его, поэтому зарядом его энергии можно пользоваться бесконечно. Существо нарекли монстром Франкенштейна, по фамилии безумного ученого, его создавшего. К сожалению, сейчас наши усилия ни к чему не приводят. Он уплыл из Трансильвании по Адриатическому морю, и где он сейчас, никто не знает. Но мы не прекращаем поиски.

— И увенчались чем-нибудь хорошим попытки в прошлом оживить детей?

— Даже не раз. В девятнадцатом веке — потомство от трех невест Его Величества, в двадцатом — от жены Элеоноры. Дети Вашего мужа живут сейчас в разных мирах и уголках света. Никто из нас не знает, сколько их, на самом деле.

— Спасибо Вам за помощь, доктор Андерсен. И вообще за все. — Я благодарно улыбнулась Амбердо и поцеловала мужа в щеку. — Прошу меня простить. Я хочу принять душ и смыть кровь. Я скоро вернусь.

— Разумеется. — И Владислав, и доктор понимающе кивнули. Покинув мужчин, я хлопнула дверью комнаты и направилась в ванную, располагавшуюся на девятом этаже…

Я, Владислав и еще несколько человек стояли в старой церкви. Я задумчиво осмотрела присутствующих. Все они были одеты бедно и невзрачно. Наша одежда резко контрастировала с их. Мое черное бархатное платье, хоть и было самым простым из находившихся в гардеробе, но, тем не менее, слишком мажорно смотрелось среди обычных смертных. Владислав же и вовсе надел бордовый бархатный пиджак, черную рубашку с золотыми запонками и черные брюки, у ремня, которых была золотая пряжка. Я добрых минуты три не могла оторвать от нее взгляд. Вот мы сейчас, такие невозмутимые, стоим здесь, а по ночам этот ремень сдавливает мне шею, но никто из присутствующих не догадывается об этом. Кроме Андреа тайн моего порочного господина не знает ни одна живая душа. Я подняла голову вверх. Не знаю, кто здесь все отмывал, но не осталось ни единой капли крови в этом помещении, хотя, когда я находилась здесь в предыдущий раз, имела место быть кровавая баня. Я помнила о случившемся здесь, словно это было вчера. Разбитый алтарь, голова парня, имевшего неповторимое сходство с Дэвидом Теннантом, а вон и стена, в которую муж вжимал меня на глазах остекленевших прихожан. Все вокруг пахло пороком, куда бы я ни пришла, и напоминало о наших грехах. Прошлых, настоящих… Я опустила глаза.

— Мы собрались здесь почтить память Мии из рода Кронина, Венири и самого Кронина, а также, четырех погибших младенцев. Их гибель — страшная боль для нас, но мы должны воздать им должное. Они ушли, но не будут забыты…

Что и говорить, Андреа была превосходным оратором. А у меня начинала от всего происходившего болеть голова. Слишком много воспоминаний и боли. Причиненной мне, причиненной мной.

— Они ушли, но не будут забыты. — Каждый из стоявших друг за другом произносил эти слова.

От меня не укрылась демоническая усмешка мужа. — Они ушли, но не будут забыты.

С этими словами он покосился на меня, давя смешок. Один смеялся мне прямо в лицо, вторая устроила все это шоу, лишь бы усилить мое чувство вины и заставить почувствовать себя полным ничтожеством. Когда дошла речь до меня, я просто развернулась в сторону выхода. Им не заставить меня заниматься самоедством. И эти два, с позволения сказать, человека еще были единственными моими близкими!

Уже у выхода мне преградила путь Андреа. — Вернись на свое место, Лора.

— Это же балаган. Тебе самой хочется стоять там и врать, что гибель этих людей и детей не на совести здесь присутствующих? Пытаешься заставить меня включить вину и терзаться? Ты не дождешься моих извинений, Андреа. А теперь — с дороги.

Я отпихнула волчицу плечом, почувствовав сзади чье-то присутствие. Владислав тоже уходил.

— Конечно. — Лицо Андреа исказилось гримасой боли. — Зачем вам чувствовать вину и брать на себя ответственность за жизни, которые отобрали? Проще так. Как живется. На хорошее вы оба вообще не способны. Ну и проваливайте, в таком случае.

Двери медленно и неслышно затворились за нашими спинами…

Три недели спустя.

— Они погибнут, если мы не приступим к процессу воскрешения в скором времени. Наши дети погибнут. — Мой муж, на редкость, впервые выглядел глубоко опечаленным, бесцельно листая одну из папок с бумагами за тысяча девятьсот сорок шестой год. Его печаль контрастировала с глубоким раздражением. — Мои дети погибают, а единственное полезное из того, что я могу сделать, это листать идиотскую папку.

Он раздраженно отшвырнул от себя документы, и они нестройной кипой попадали на пол.

— Дорогой. — Я положила руку ему на плечо. — Еще есть время, мы обязательно что-нибудь придумаем.

— Какое время, Лора? Монстра Франкенштейна мои люди ищут уже сотню лет, а нашим детям жить осталось до заката третьего дня, начиная с этой минуты. Не уверен, что мы сможем повторить это снова. Первый раз был мучительным. Ты чуть не погибла. И рисковать твоей жизнью я больше не желаю.