Любить нельзя ненавидеть (СИ)

— Отпустите его. Это теперь наш друг, — улыбка, которая явно не подходила ее девичьему лицу, была подобна оскалу волчицы. Да только в той было и мощи, и ужаса больше, чем в этой миниатюрной девчушке, которую все привыкли называть принцессой, но никак не королевой. Этот титул ей пока просто не шел. Был не по плечу, не по рангу, не шел по сравнению с той, что носила его до этого.

— Мне стоит благодарить тебя, Робин Гуд, за… службу.

— Рад служить Вам, принцесса, — так сильно сжимает челюсти, что слышит скрежет зубов. Невозможно признаться в этом грехе. Даже во имя мести.

— Королева. Теперь я королева, — еще не так уверенно произносит она, в надежде продемонстрировать всем силу своих слов.

— Конечно.

Его комната стала местом бесконечного траура. Стала мемориалом Королевы, которой она навсегда останется для него. Словно что-то запретное, он прячет ее вещи здесь, желая сохранить запах женщины как можно дольше. Робин украл синий флакон, чтобы аромат не выветривался из комнаты. Это было безумием. Он не мог просто так ее отпустить. В вечерних молитвах просил кого-то свыше простить ее за грехи, как простил сам. Прощал неоднократно.

В вечерних молитвах он желал увидеть ее во сне, подпитывая желание мстить.

В вечерних молитвах он находил себе оправдание пока еще не совершенного убийства.

Подобраться к Белоснежке было не так уж и просто. В окружении бесконечно счастливых слуг и фрейлин, она порхала по коридорам замка, наполняя его какой-то чужой радостью, не шедшей к величию и строгости каменных стен. Она тоже казалась здесь чужой, но кроме лучника это, казалось бы, никто и не замечал. Или же просто не хотел замечать. Тень разбойника скользила за ней повсюду, пока она не привыкла к его присутствию и не начала думать, что холод в глазах и отчужденность — это характер, свойственный воину. Свойственный убийце. Белоснежка не боялась, даже не подозревая, как часто лезвие ножа отбрасывало блеск на подол ее платья, сколько ночей одинокий силуэт наблюдал за ней сквозь пелену штор. Ему все казалось, что смерть — это слишком просто. Не для нее, мучавшей Реджину каждый день, доводившей до кошмаров и нервозности. Он хотел, чтобы она тоже ощущала близость смерти. Чтобы много раз была на грани, испытывая страх просыпаться по утрам. Робин еще не знал, как сделает это, но у него еще есть в запасе время. Целая вечность, в которой теперь не было смысла.

В бесконечных метаниях, бродя по коридору замка, он, словно в беспамятстве, везде видит место убийства. Придумывает, где и какие ловушки установить, как приблизит ее к смерти, сначала доведя до безумия. Он уже и сам стал безумным. Понял это, когда напал на Генри, подкравшегося абсолютно внезапно, во время его очередной «прогулки».

— Робин, это я.

— Ваша Светлость, мои соболезнования, — за все это время лучник впервые увидел принца. Они не сталкивались ни в коридорах, ни в залах, ни за пределами дворца. Робин был удивлен тем фактом, что старик еще здесь. Имей разбойник шанс, он бы покинул это место раньше, чем память о Реджине померкнет в присутствии новой владелицы.

— Пойдем со мной, мальчик мой, — с понимающей улыбкой обращается к Робину. — Я хочу тебе кое-что показать.

Большое поместье, представшее перед ними, раскинулось на несколько сотен метров по широкому украшенному белым полотном полю. Робин сразу почувствовал какую-то легкость в этом месте, словно появились вторые легкие или же вновь воскресли прежние воспоминания о былой разбойничьей жизни, когда были только такое изумрудное море леса и глубокое синее небо, что очерчивает землю темным куполом. Здесь не просто дышалось легче, здесь, словно, текла совсем иная жизнь. Не сравнится с дворцовой суетой и притязательной роскошью, что навязывает нам более высокие ценности и морали светского общества. Здесь просто было иначе.

Здесь прошло ее детство.

Всю дорогу Генри был молчалив, что было ему так не свойственно, но слабая улыбка порой озаряла его лицо. В такие моменты Робину особенно сильно хотелось узнать, о чем он думает, наверняка эти мысли были воспоминаниями о жизни, что текла здесь больше десяти лет назад. Реджина, еще не скованная высоким титулом, званием королевы, еще не испорченная магией и грязными интригами, просто Реджина. Он бы хотел знать ту девушку. Обычно она избегала разговоров о своем прошлом. Робин так мало знал о ней, только сейчас осознал это.

— Зачем мы здесь? — спросил мужчина, останавливая коня у невысокого забора у самого дома.

Вблизи он все равно выглядел большим. Двухэтажное здание цвета темного дерева с большими окнами и просторным двором. В добавок ко всему, конюшня. Реджине точно нравилось это место. И вспоминая о ней, он почти реально мог представить, как молодая темноволосая девушка седлала коня и пересекала это бесконечное поле. Волосы путались, падали на лицо, а она, небрежным движением откидывая их назад, не отрывала взгляда от кромки леса.

Лучник тоже на мгновение засмотрелся на темно-зеленую полосу, прежде чем ответ Генри вновь вернул его к беседе.

— Здесь красиво, не так ли?

Разбойник усмехнулся, как бы соглашаясь с отводящей от вопроса фразой. Похоже, старик что-то задумал. Что же, пускай его план удастся.

— Осмотрись пока. Я буду в доме.

Передав Робину вожжи, Генри поспешил в дом. Лучнику ничего не оставалось, как последовать его совету.

Он давно привык видеть эту женщину в своих снах, чувствовать ее почти реальные прикосновения и поцелуи, но увидеть воочию, не ожидал вовсе. Кажется, точно сходит с ума, раз она мерещится ему уже вне мира грез. На силу отведя взгляд от окна, где, казалось бы, мелькнула знакомая фигура, Робин поднял взгляд вверх.

— Жестокая шутка.

В глаз попала снежинка, заставив зажмуриться.

Ее присутствие ощущалось здесь почти реально. Словно только вчера Реджина просыпалась с первыми лучами и спешила вниз к завтраку, где, поцеловав Генри в щеку и вежливо поприветствовав мать, начинала новый день. Сложно представить ее, бегающую по двору с мячом или лентой в руках, как делают девочки в деревне, но когда-то же и королева была ребенком. Сейчас он мог себе позволить на секунду пофантазировать и увидеть дитя, которым когда-то была Реджина, в ее присутствии — никогда. Ее взгляд, язык тела, одежда, все это до безумия возбуждало, не позволяя представить женщину в другом, более невинном облике. И только во сне или с утра она выглядела беспомощной. Хотя, если подумать, разбойник чаще видел ее уязвимой, чем кто-либо еще.

Первая угроза — послание у стен крепости, нападение в саду, трупы животных в спальне. Казалось даже забавным, что после всего этого он еще может удивляться ее смерти. Просто не верит в то, что эту женщину все-таки сумели укротить. Пускай Белоснежка спит спокойно, будучи уверена, что руками разбойника она лишилась мачехи. Эти же руки сомкнутся на ее шее во время сна и не оставят ни малейшего шанса наслаждаться победой. К черту ожидание. Он отомстит ей этой же ночью. Ему больше нечего терять.

— Генри?

Только когда окоченевшие пальцы перестали сгибаться, Робин решился зайти в дом. В обитель ее семьи, где уже каждая вещь была словно заочно изучена. Она мало рассказывала о своей прежней жизни, зато о доме он знал почти все. Королева часто мечтала сюда вернуться. Нередко вспоминала какую-нибудь мелочь, как, например, этот стол с вазой, наполненной свежими цветами. Пускай, сейчас это было не совсем так — сезон не подходящий — да и ваза утратила тот ясный сиреневый цвет, о котором она говорила, но он запомнил эту деталь. Возможно, так же хорошо, как и она. Большие окна, столпы света на слегка запыленном паркете. На нем даже можно было разглядеть следы Генри, который, судя по всему, прошел в зал.

— Ваше Высочество? Черт!

Лучник чуть не завалился назад от неожиданности, когда Бурбон со всей присущей собакам радостью бросился на него, громко залаяв.