Грим (СИ)

Тут Гермиона обо что-то споткнулась. Но ей не дали упасть.

— Осторожнее, — улыбаясь, произнес чертенок, в котором гриффиндорка узнала Блеза Забини.

— Спасибо! — на автомате улыбнувшись, ответила староста и побежала дальше. Успешно миновав все остальные препятствия, девушка выскочила на улицу. Холод тут же пробрал ее до самых костей. Последний день октября был по-зимнему холоден. Но бежать за мантией не было времени. Иначе завтра придется отчитываться за ночные купания гриффиндорцев в озере.

Небо заволокло тучами. Разглядеть хоть что-то в кромешной тьме было невозможно. Огонек от Люмоса на конце волшебной палочки едва рассеивал тьму на пару метров от себя. Казалось, окружающий мир погрузился во мрак. Запретный лес, хижина Хагрида, даже огромная громада Хогвартса — все исчезло из поля зрения.

На деревянном пирсе никого не было. Лишь доски едва слышно поскрипывали от ветра. Гермиона подошла к самому краю пирса. Матовая поверхность озера была пуста. Никаких тонущих мальчиков в мантиях с эмблемой льва, ни даже признаков их пребывания. Покой обитателей водных глубин сегодня никто не нарушал.

«Или мальчики все-таки не пошли на озеро, или тот гриффиндорец меня обманул. Непонятно. Да и как двое первокурсников могли выбраться из замка, минуя Большой зал? Там даже в ближайших коридорах куча учеников, преподавателей. Они бы уж точно заметили. Тем более сейчас, когда праздник кончается и всех разгоняют по гостиным. И почему мне это сразу не пришло в голову? Побежала сломя голову спасать кого-то. Чисто гриффиндорский героизм без плана и наобум».

Гермиона почувствовала удар в спину. Ничком упала на пирс, но палочку не выронила. Голова закружилась. Девушка перевернулась на спину и приподнялась на локтях. Свет волшебной палочки осветил нападавшего. Гермиона в страхе замерла.

Перед ней стояло чучело. На длинном шесте находилась голова в старой залатанной шляпе, из-под выцветавшего камзола торчали пучки соломы, в левой руке с крючковатыми пальцами находился ржавый металлический крюк, вместо правой руки висел угловатый обрубок.

— Трубку! — страшно проревело чучело.

— Вспыхни! — мгновенно реагируя, произнесла гриффиндорка. Но, минуя все законы волшебства, логики и магловской физики, солома не вспыхнула.

Чучело направлялось к девушке, прыгая к ней на своей палке. В этом стуке во тьме о дощатый пирс звучала какая-то обреченность. Гермиона выкрикивала заклинания, ставшие вдруг совершенно бесполезными. Она перепробовала режущее, останавливающее, замораживающее заклинания. Результата не было. Или волшебство перестало быть волшебством, либо чучело имело очень сильную защиту.

Чучело приблизилось к Гермионе вплотную.

— Трубку! — выговорило он.

И только тут девушка поняла, чем являлась голова чучела. Не кочаном, не кочерыжкой, не мешком с опилками. Это была мертвая человеческая голова с ужасной исковерканной гримасой на лице. Посиневшие губы с трудом открывались и выговаривали слова. Отрубленная рука едва удерживала крюк.

— У меня нет! — крикнула Гермиона, чувствуя, как волна ужаса накрывает ее, не дает даже пошевелиться. Она не могла оторвать безумного взгляда от этой головы.

— Вызови! — страшно проревело чучело, приближаясь. Ужасное посиневшее лицо становилось все ближе.

— Я не могу, не могу… — еле слышно произнесла гриффиндорка.

Узловатые руки сделали неуловимое движение. Лезвие крюка вошло девушке в ногу. Из глубокого пореза начала красным ручейком идти кровь. Халат медсестры окропился уже настоящей кровью. На крюке же не осталось ни одного пятнышка, металл впитал кровь так же легко, как губка впитывает воду. Крюк преобразился, ржавчина исчезла.

От боли в глазах начали появляться красные пятна. Девушка лежала на пирсе, зажимая рукой рану. По лицу текли слезы.

— Трубку! — на этот раз слово почти нельзя было разобрать.

— Я отдала ее, — прошептала Гермиона.

Чучело снова занесло над своей страшной головой крюк. Теперь его острие целилось прямо в голову гриффиндорке. На мертвом лице не было эмоций. Лишь руки дрожали в нетерпении.

Гермиона в каком-то оцепенении смотрела на острие крюка. Так не могло все кончиться. Просто не могло. И не кончится. Осталось единственное средство.

Из волшебной палочки вырвались огромные языки пламени. Солома вспыхнула мгновенно. Чучело не кричало. Оно сгорело мгновенно в языках адского огня. Крюк с громким всплеском упал в воду. Вода заглотнула его с неохотой, словно не хотело держать в своих глубинах подобную вещь. Но только в ее возможности было навсегда упокоить это страшное оружие, покрыть его такой ржавчиной, которую не смоет ни одна кровь во всем свете.

Последним усилием Гермиона овладела пламенем и заставила его исчезнуть. Адское пламя — заклятый огонь, уничтожающий любую защиту, далось ей нелегко. Она не использовала его против крестражей, так как обуздать заклинание чудовищно сложно. Но сейчас Гермиона не побоялась и смогла это сделать.

Теперь она лежала на пирсе без сил, глядя, как в воздухе кружатся первые в этом году снежинки.

*

Пэнси и Блез снова ругались. Ярость, злость и раздражение волнами окутывала их. Малфой это видел точно.

— Что опять? — флегматично поинтересовался он.

— Пэнс дуется на меня, что я сделал комплимент грязнокровке.

— Грейнджер?

— Да! — заявила Пэнси. — Не дал этой дуре грохнуться и разбить нос. А потом еще крикнул, что не прочь поближе познакомиться с такой медсестричкой. Но, похоже, подружка Поттера этого уже не услышала! — ядовито закончила слизеринка.

Блез весь скривился, глядя на Паркинсон. От их кислых физиономий Малфою тоже захотелось скривиться.

— А кто знал, что у нее такие ноги? — прямо в пику Пэнс произнес Забини.

«Я видел. Сегодня в ее комнате», — мысленно усмехнулся Малфой.

— Что?! — воскликнула Пэнси.

— Ты меня уже достала! Отвали, наконец, со своими глупыми придирками…

Драко не собирался снова слушать ругань. Он прекрасно знал, что Пэнс ревнует.

Она ведь отлично осведомлена, что нравится Блезу. А тут ее неудавшийся поклонник делает в ее же присутствии комплимент другой. Тем более ненавистной старосте. Тут уж Пэнс не выдерживает.

А сама ведь не любит его. Забини для нее всего лишь игрушка. Старая ненужная верная игрушка, в которую она и не играет давно. И вспоминает о ней редко, для своей выгоды или когда больше некому поплакаться в жилетку.

И не нужен Забини Пэнси. Но и другой она его не отдаст. Что хочешь сделает, но не отдаст. Блез — ее приватная собственность. Блез не должен никем восхищаться, кроме нее. И себе плохо делает, и ему. Собака на сене. Ни себе, но и не людям. Только вот ни Пэнс, ни Блез не понимают этого. Им бы увидеть себя со стороны.

Впрочем, это никому не помешает.

Праздник заканчивался, время неукротимо приближалось к полуночи. Но Малфой не собирался идти спать. Он незаметно вышел из школы, снял свою маску палача, подставляя лицо ветру. Мантия Грима лежала в кармане, ожидая, когда ее наденут.

Драко некоторое время с удовольствием вдыхал холодный вечерний воздух. Думал о том, куда отправиться. Опять в Сан-Франциско? Или куда-нибудь в теплое местечко, на Гавайи, например?

Ужас. Боль.

Грим почувствовал далекие отголоски эмоций. Попытался понять, откуда они исходят. Не из школы точно. Но расстояние все равно было слишком далекое, чтобы разобрать.

Эмоции становились сильнее. Ужас перекрыл остальные чувства.

В стороне Черного озера мелькнула ослепительно яркая вспышка, прорывая тьму. Мигнула и тут же исчезла.

Малфой трансгрессировал туда. В темноте трудно было, что-то увидеть. Но Драко тут же почувствовал, что источник таких сильных эмоций рядом. В конце пирса, около самой воды кто-то лежал.

Гермиона Грейнджер. В окровавленных руках волшебная палочка.

— Гермиона! — удивленно произнес Драко.

Она открыла глаза.