Дети слепых (СИ)

Сделав несколько благополучных снимков, Тио вытянулась ещё и встала на цыпочки, чтобы сфотографировать небо с летящими по нему птицами.

- Ты ведь боишься высоты, слезай… – Йойки начал паниковать.

- Ничего, я уже почти-почти… Здесь так красиво!

Но неожиданно фотоаппарат дрогнул и чуть не выскользнул у Тио из рук. Она вздрогнула всем телом и подалась ещё вперёд, чтобы удержать его, но перегнувшись слишком сильно через перила балкона, сама потеряла равновесие.

На какой-то миг Йойки пронзил холодный липкий ужас – ему показалось, что сейчас Тио упадёт. И, наверное, так и было бы, если бы Йойки не успел поймать её за талию и удержать. Тио тихонько вскрикнула, сердце Йойки подпрыгнуло в горлу. Он держал её так крепко, как только мог.

Всё это случилось за каких-нибудь несколько секунд, а Йойки казалось, что время в тот момент остановилось. Время просто исчезло. И остался только он сам, его ледяной страх и падающая Тио.

Тио спустилась с возвышения и вцепилась в Йойки. Чудом спасённый фотоаппарат опустился на пол. Йойки продолжал прижимать Тио к себе, а снег продолжал идти.

- Я так испугался, - прошептал Йойки.

- Я тоже, - голос Тио дрожал. – Прости меня.

- Но я ведь обещал не отпускать тебя, помнишь?

- Да…

- Тио.

- Йойки.

Они смотрели друг другу в глаза, и неизвестно, кто к кому потянулся первым. Быть может, это случилось одновременно.

Поцелуй был короткий, лёгкий, несмелый. И губы были такими тёплыми, а ветер – холодным, неистовым. Снежинки касались кожи и таяли. А Тио и Йойки стояли словно на вершине снежного мира и не разжимали объятий.

В тот момент они по-настоящему принадлежали друг другу, а весь мир принадлежал им.

- Я никогда ни с кем не целовалась, - прошептала Тио спустя какое-то время.

- Я тоже, - сказал Йойки. – Ты извини, если что не так…

- Нет, всё так, - улыбнулась Тио и положила голову ему на плечо. Щёки её пылали.

Казалось, они могут стоять вот так, обнявшись, ещё очень долго. Но балконная дверь неожиданно скрипнула, и на пороге возникла мама Йойки.

- Ой! – воскликнула она. – Я забыла постучаться!

- Мама! – взревел Йойки, ставший весь пунцовым. – Зачем ты пришла?!

- Да вот… хотела позвать вас пить чай. Здесь же такая холодина! Тио простудится… в общем, - она сама смутилась и засмеялась. – Приходите на кухню, - и, подмигнув Йойки, скрылась.

- Вот всегда она так! – ругался Йойки. – Кто просил её заходить?!

А Тио вдруг закрыла рот ладошкой и засмеялась.

- Ты чего? – опешил Йойки.

- Ты такой смешной! – Тио уже хохотала вовсю. – И твоя мама тоже! Вы оба такие… такие… – Тио не могла договорить – её душил смех.

Йойки и сам засмеялся, осознав комичность ситуации. Они смеялись, и шёл снег. И если бы Йойки спросили, счастлив ли он сейчас, он не задумываясь ответил бы, что да, счастлив.

- У вас замечательная семья, - сказала Тио, отсмеявшись. На глазах её блестели слёзы, лицо разрумянилось.

- Мои родители просто чокнутые, - улыбнулся Йойки и смахнул слезинку с лица Тио.

- Они очень любят тебя, - сказала она.

- Я тоже их люблю. Несмотря на то, что они чокнутые…

Тио снова засмеялась, а потом они долго смотрели друг на друга и улыбались чуть смущённо. Это были счастливые улыбки, чистые, как падающий снег, чувства.

И только птицы в небе кричали отчаянно и протяжно и хлопали крыльями, и искали свободы, бесконечно, неустанно.

*

Из книги «Мифология древних иенков»

С ультрамариновым цветом у древних иенков связано много легенд. Ультрамарин всегда считался цветом перерождения. Усопших иенков одевали в саваны тёмно-синего, ультрамаринового цвета, так как он считался благоприятным для уходящих в загробный мир. По этой же причине древние иенки так почитали птиц гиуру. Перья этих редких птиц были окрашены в магический ультрамариновый цвет на груди и крыльях. Согласно поверьям, если вырвать у птицы гиуру ультрамариновое перо и предъявить его Стражу загробного мира, Страж подарит возможность воплотиться на Земле ещё раз и самому выбрать себе судьбу.

Также ультрамариновое перо птицы гиуру могло вернуть к жизни умирающего или сократить жизнь иенку, не желающему ждать возраста Ноль.

Птицы гиуру причислены к вымирающему виду, и считается, что тем, кому довелось увидеть живую птицу гиуру, будет всю жизнь сопутствовать удача. Благодаря умному взгляду проницательных ультрамариновых глаз гиуру наделяли разумом, отличающим её от других птиц. Иенки верили, что гиуру понимают всё, что говорится вокруг, а также могут читать мысли. Гиуру – дикие птицы и приручить их невозможно. Но ходят легенды о тех случаях, когда гиуру сами выбирали себе хозяина. Если такое случалось, птица оставалась верна хозяину и помогала ему во всём, в том числе и во всём, что было связано со смертью и перерождением. Хозяин, которого избирала себе гиуру, отличался от других. Далеко не каждый мог владеть волшебной птицей. Для этого нужно было обладать необыкновенно чистым сердцем, благородством и способностью пожертвовать собой ради других. Такой иенок до конца своих дней оставался отмечен печатью ультрамарина и мог переступать через то, что для обычных людей и иенков было под запретом.

Для самих птиц гиуру не существовало никаких запретов. Говорят, что они каким-то непостижимым образом могут пересечь даже Стену. А некоторые хозяева диковинных птиц даже утверждали, что гиуру говорили с ними.

Птиц гиуру называли вестниками Стены. Иенки верили, что они имеют непосредственную связь с самим создателем Стены, если таковой, конечно, существует. И только избранные могли получить какие-то сведения от создателя Стены через Его посредников – птиц гиуру.

Убивший гиуру был обречён на вечные несчастья и страшные муки после смерти. А тот, кто спас гиуру, наоборот, всегда попадал в рай.

Также в ультрамариновый цвет окрашивается проход в Стене, когда приходит время людям возвращаться в свой мир. Это не случайно и означает переход на новую ступень существования, перерождение в ином мире.

*

В полупустой комнате было сумрачно и холодно. Колыхались от лёгкого сквозняка занавески – оконные рамы не были заклеены, и в них свистел ветер. Ветер свистел во всех щелях, пробирался под одежду, касался кожи своими ледяными пальцами.

Холодные половицы скрипели от каждого шага, краска с них облупилась, и голые доски зияли чёрными дырами.

В ванной капала вода из незакрывающегося крана, на стене тикали часы. В воздухе кружились и оседали на посеревший ковёр пылинки.

Юка сидела в старом выцветшем кресле у окна и провожала взглядом проезжающие автомобили. На плечах её был накинут тёплый плед, в который девушка прятала озябшие руки. Казалось, она сидит так уже очень давно, не двигаясь.

Рядом на столе были разложены какие-то бумаги, газетные вырезки, раскрытый телефонный справочник. Налетающий сквозняк шелестел страницами – Юка плотнее куталась в свой плед.

На спинке кресла рядом с Юкой дремала Тихаро. Но её ультрамариновый глаз поминутно открывался – птица старалась быть начеку.

Юка тоже не спала. Под глазами у неё образовались синеватые тени от регулярного недосыпания. Вот уже три недели Юка почти не позволяла себе отдыха – она непрерывно занималась поисками Йойки.

У неё всё ещё иногда сильно болела голова. Почти так же сильно, как в тот момент, когда Юка только пришла в себя после Перехода.

Юка не помнила, что случилось с ней после того, как она спрыгнула с Большой северной скалы. Помнила только ветер, громко свистящий в ушах, и ощущение падения, вид стремительно приближающейся земли, увеличивающейся на глазах и словно готовящейся поглотить Юку. А потом перед глазами всё потемнело, и память, и жизнь вдруг закончились, как будто кто-то нажал на выключатель. Всё закончилось.