Золото и медь. Корона солнечных эльфов (СИ)

движениями усмиряя коня, норовившего то укусить за ногу Кравоя, то

вскинуть голову и взбрыкнуть передними ногами.

— Думаешь, из него будет толк?.. — спросил Кравой, подозрительно

поглядывая на золотистого жеребца, как раз тянущегося зубами к его

колену.

Коттравой натянул повод, подавляя очередное поползновение к бунту.

— Конечно будет, еще какой! Он просто чудо: посмотри только, как он

идет — какой чудесный короткий галоп. То, что надо для езды по лесу! Не

то, что эти огромные скаковые звери — они едва могут развернуться между

деревьев. Нет, конечно, в поле лучше иметь широкий мах, но в лесу… —

Он заработал поводом, выравнивая ход снова зашалившего жеребца. —

Нет, это как раз то, что нужно. Замечательный мальчик! Прелесть!

Настоящий принц среди лошадей!

Жрец солнца рассмеялся.

— Да ты поэт!

— Ааа!.. — завопила вдруг Аламнэй — зубы замечательного мальчика

устремились к ее ноге.

— Никак не устаю удивляться твоему доверию к ним, — заметил Кравой,

глядя, как расстроенный неудачей конь снова возвращается под власть

своего седока.

— Плохих лошадей не бывает, в этом я убежден, — сказал Коттравой. —

Все дело в обращении: вот этот все проверяет, можно ли меня вывести из

себя, — он кивнул на своего непоседливого скакуна — точно поняв, что

говорят о нем, тот визгливо заржал, косясь на всадника большим, злобно

блестящим глазом. — Да ведь со мной — как с ветром спорить: сколько не

злись, ответа не будет…

Точно желая опровергнуть его слова, жеребец дернулся и попытался

метнуться в сторону.

— Ну-ну, мой хороший… — мягко проговорил краантль, спокойно и твердо

удерживая коня сильными стройными ногами. — Вот выедем еще пару раз

за город, да так, чтоб подольше; покатаемся одни, без суеты — увидишь

тогда, какой он славный станет. Золото, а не конь будет!

Жрец солнца улыбнулся, качая головой.

— Ты смотри, осторожнее со своими дальними одинокими поездками, —

предупредил он. — Помнишь того, которого когтями задрали? — ты сам

рассказывал, — значит, кто-то из Сиэлл-Ахэль на охоту вышел. Смотри,

как бы твой авлахар не подстерег тебя вместе с твоим «отличным

мальчиком».

Коттравой весело рассмеялся в ответ, одновременно оглаживая мокрую

шею коня.

— Ну, мой мальчик даст пять лиронгов форы любому кистеухому!

В этот день старший всадник был явно в очень хорошем расположении

духа…

***

Через полчаса езды по лесу начался некрутой подъем. Лошади пошли

тяжелее. Внезапно лес закончился — резко, как будто кто-то отрезал его

ножом — и вся группа выехала на ровный участок. Он заканчивался

высоким обрывом, к его краю и направил своего коня Кравой.

— Встанем здесь! — крикнул он, оборачиваясь к остальным.

Все кивнули в знак согласия — место и впрямь было живописным. Высокий

обрыв словно парил над расстилавшейся далеко внизу долиной; казалось,

будто земля много лет назад раскололась, и одна ее часть возвысилась над

другой, сохранив такой же рельеф: равнина внизу выглядела миниатюрной

копией места, где сейчас спешивались всадники. Жрец солнца придержал

коня у самой кромки обрыва, вызвав у Аламнэй визг ужаса и восторга — с

высоты седла она уже не могла видеть земли под ногами лошади, отчего ей

казалось, будто они висят в воздухе. Кравой заставил коня сдать назад,

спешился и снял раскрасневшуюся эльфину с седла.

— Ну что, накаталась? А теперь — за дровами! — сказал он, снимая шапку

с вспотевших рыжих волос, и шутливо подтолкнул Аламнэй к лесу.

Остальные эльфы тем временем тоже засуетились, начали собирать дрова

для костра. Коттравой пытался руководить процессом, но краантль только

смеялись в ответ на его приказы, и смех их был веселым и светлым.

И лишь один из собравшихся не принимал участия в общем оживлении —

незаметно отделившись от группы, вдалеке, на самом краю обрыва,

неподвижно застыл старший веллар Рас-Сильвана… Его лицо было

обращено вдаль, глаза замерли на линии горизонта, словно пытаясь

заглянуть за нее. Но не только глаза — все его тело было исполнено

какого-то порыва, как будто оно стремилось умчаться вслед за взглядом, и

столь сильным было это стремление, что сыновья солнца невольно

умолкали при взгляде на замершую на фоне неба фигуру, и в их горячих,

не ведающих сомнений сердцах вдруг появлялось какое-то смутное

чувство. Ах, если бы можно сорваться и улететь туда, за горизонт… Но вот

они встряхивали золотоволосыми головами, и улыбки снова расцветали на

загорелых лицах. «Солнце светит, мы молоды и здоровы, и это — счастье!

К чему эта меланхолия?», — точно говорили они, и в чем-то явно были

правы.

Тем временем, Коттравой, поняв тщетность своих командирских попыток, оставил краантль и, подойдя к коню, беспокойно переминающегося на

месте, начал снимать с седла большие сумки. Кравой подошел к нему.

— Что это у тебя в них?

— Еда, — коротко ответил старший всадник, взваливая сумки на плечо и с

удивительной ловкостью уворачиваясь от конских зубов. — Много брать не

стали, чтоб не перебить аппетит перед вечером. Так, перекусить разве

что…

Кравой улыбнулся, взял одну из сумок.

— Ты все продумал!

— А то! Молодая свининка, слегка подсоленная, и с лучком… — он даже

замурлыкал от удовольствия. — Но готовить поручу только тебе — иначе

мясо насмарку.

— Идет! — весело согласился старший жрец солнца.

Вместе они поднесли провизию к уже разгоравшемуся костру. Солнечные

эльфы, стоявшие вокруг него, мигом оживились и стали распаковывать

мешки. Несколько минут — и Кравой уже колдовал над мясом. Увидев, что

все идет по плану, старший всадник успокоенно уселся прямо на траву

рядом с костром и замер, точно большой кот.

— Ну что, хорошо я придумал с этой прогулкой? — самодовольно

улыбаясь, поинтересовался он у Кравоя, который как раз выкладывал

аппетитные куски мяса на решетку.

— Отлично придумал! Спасибо тебе! Там, в храме, я думал, что этот день

нельзя сделать еще более радостным, — оказалось, можно…

— Да уж — хорош ты там был, мокрый, как конь под дождем.

Он вдруг запнулся, вскинул глаза на Кравоя.

— Кстати! Ты ведь точно был весь мокрый… Ты что, успел переодеться?

Тот рассмеялся.

— А вы что, дали мне на это время? Хорошо, что я случайно оказался

старшим жрецом солнца, и на мне одежда сохнет, как на печке. Вот так,

теперь следите, чтобы в углях не было пламени… — приказал он,

обращаясь к костровым, затем с улыбкой оглянулся кругом; все

заулыбались, точно зная, что он сейчас скажет.

— Ну а вообще, я уже давно не был так счастлив!

Лежавший рядом Коттравой стремительно и упруго выпрямился, вставая на

ноги, взял толстую ветку, бодрым движением переломил ее через колено и

бросил в огонь.

— Ну, вот видишь, как все славно сложилось… — сказал он, глядя, как

язычки пламени тут же потянулись к дереву. — А ты все говорил, что

никакие женщины тебя не интересуют, что никто тебе не нужен, кроме

Моав! Говорил ведь!

Кравой почувствовал, как что-то словно укололо его сердце. Его круто

изогнутые брови сдвинулись на переносице, лицо застыло. Зачем он

сказал о Моав!.. Ему вдруг показалось, что солнце, еще мгновение назад

такое яркое, в одном мгновение потускнело, и пламя огня тоже стало

каким-то мутным… Не ответив, он развернулся и отошел от костра.

— Эй, ты чего? — растерянно крикнул вдогонку Коттравой. — Что я такого

сказал?!..

Но жрец солнца даже не обернулся. Он дошел до края обрыва и сел,

свесив вниз ноги. Захваченный нахлынувшими мыслями, он и не заметил,

что за ним следят внимательные глаза: шагах в двадцати, пристально