Ночная духота (СИ)

Граф продолжал стоять подле стола и опустился на стул лишь тогда, когда я придвинула к себе тарелку, тихо поблагодарив за заботу. Перед ним на пластиковой ажурной салфетке вновь красовался полный бокал, который он тут же принялся крутил в пальцах по часовой стрелке.

— Остыл? — осведомился граф, когда я с трудом проглотила первый кусок.

Для моего изголодавшегося желудка омлет уподобился амброзии, но нож в руке нагло дрожал и брякал по краю тарелки. Кляня себя за трусость, я одновременно понимала, что абсолютно не контролирую разбегающиеся по телу мурашки, хотя в доме продолжала царить дневная духота.

— Всё великолепно, Ваше Сиятельство, — прошептала я, не смея протянуть руку за своим бокалом.

Я давно не выпивала целую бутылку и боялась окончательно потерять над собой контроль. Сейчас хотелось попросить воды, но если только я подниму глаза, он сразу помёт, насколько я пьяна. Хотя он и так знает, куда делось мускатное вино.

— Как часто вы готовите? — спрашивала я, изучая причудливый узор, созданный под лёгким слоем омлета кровавыми помидорами.

— Не так часто, как хотелось бы… К тому же, я не ожидал, что не найду в холодильнике даже яиц. Впрочем, я купил бельгийских вафель на завтрак, хотя не понимаю, как и зачем ты ешь эту гадость.

Его бокал продолжал крутиться перед моим туманным взором. Упоминание завтрака немного успокоило меня, и голос приобрёл хоть какую-то громкость.

— Я редко ем дома. К тому же, я совершенно не умею готовить. Да и готовить мне некому, а так я бы научилась, пожалуй.

— Это не твоя беда, это твоя вина, — совсем не по-доброму сказал граф. — Запивать ужин водой совсем не по-французски, так что подними бокал.

Трясущимися руками я взялась за тонкую ножку и задержала бокал в соответствии с этикетом чуть ниже бокала графа. Я не поднимала на вампира глаз, но была уверена, что по его лицу скользнула всё та же ухмылка, когда он осторожно опустил свой бокал ниже моего, как бы передавая пальму превосходства. Оставалось лишь произнести тост за моё здоровье, что вампир и сделал, заставив меня захлебнуться до ужаса кислым вином. Я закашлялась, рука дрогнула, и макового цвета кофта окрасилась в кровавый цвет. Заходясь кашлем, я опустила бокал на салфетку, расплескав в тарелку с недоеденным омлетом оставшееся вино. Кашель не отпускал, сжимая грудь в тиски, но граф не спешил приходить на помощь. Я поднялась на ноги, и кровавое пятно потекло ниже на живот. Кое-как я сумела промокнуть ткань салфеткой. Граф откинулся на спинку и принялся раскачиваться на стуле, медленно потягивая из своего бокала то, на что так было похоже сейчас вино на моей кофте.

— Я хотел купить маки, но у вас их не продают… — говорил он, явно забавляясь моим несмешным положением. — Так странно, ведь это местный цветок, способный в отличие от роз пережить засуху. А это, ужас…

Граф свободной рукой схватил в охапку подвядшие за душный день розы и медленно понёс букет на кухню, чтобы бросить в мусорный бак. Мгновения хватило, чтобы я откашлялась и, глядя на пустую вазу, сказала:

— Цветы у нас принято выбрасывать отдельно.

— А это не цветы. Это протухшие воспоминания, которые стоит выбрасывать с прочим мусором. Сними кофту, она же вся мокрая.

Я попыталась сделать шаг от стола, но ноги вросли в пол.

— Я, кажется, достаточно чётко сказал — сними кофту, а не ступай переоденься. В английском языке это два абсолютно разных глагола.

Голос прозвучал слишком близко, заставив вздрогнуть, хотя я не услышала поскрипывания ботинок.

— Простите, но у меня под ней… — начала я дрожащим голосом.

— Я знаю.

Я покорно стянула кофту и сжала в руках прямо перед собой. Сколько бы я не пыталась расправить плечи, лопатки совершенно не желали сходиться, и тут руки графа пришли мне на помощь, причиняя спине нестерпимую боль, но я не позволила себе застонать, закусив нижнюю губу.

— Тебе не говорили, что ты жутко сутулишься? Ты похожа на участника Тур-де-Франс.

— Простите, но я много лет не поднимала головы от книг.

— Особенно последний год, — я встретилась всё с той же усмешкой, когда граф резко развернул меня к себе. — Туземки ходили в одной юбке, а в жару и без неё. Как же ты сумеешь описать героиню, если прячешь своё тело?

Его руки исчезли с моих плеч, и я с ужасом стала следить за его указательным пальцем, боясь, что тот коснётся меня. Грудь предавала в самый неподходящий момент, когда остальной организм панически сопротивлялся близости. Граф забавлялся моим ужасом, и я понимала, что вчерашние игры были лишь цветочками. Страшно подумать, что готовит мне граф на ближайшие ночи. Главное, я не понимала, за что он издевается надо мной. Неужели не в силах убить скуку иначе? Или же это моё планомерное изощрённое убийство? Я прикрыла глаза и повторила то, что сказала Клифу час назад:

— Я не буду писать про любовь, потому что не верю в неё.

— Не веришь в любовь, не веришь в дружбу, не веришь в Бога в конце концов… Какая же ты скучная. Нет ничего никчёмнее циничного человека. Ну так будем циничными до конца. Напишем, что русскому князю было скучно, а так как вера не позволяла брать женщин в открытую, то ему пришлось жениться на туземке. Такой расклад тебя устраивает? И жили они долго и счастливо, пока мельничное колесо не накрутило её волосы, хотя… У туземок были короткие волосы, даже короче твоих и ещё чёлка…

Я распахнула глаза от прикосновения к мокрому лбу холодных пальцев графа, на которые уже была накручена прядь моих волос.

— Нет, — покачал он головой и даже причмокнул. — Чёлка тебе не идёт… Ну что ты молчишь? Как тебе такой сюжет? И если уж так надо убить туземку, то утопи байдарку в океане — жены часто сопровождали мужей на охоте.

— Он же князь… — пролепетала я.

— Скучающий князь, а это многое меняет. К тому же, литература — простор для фантазии. Чем абсурднее сюжет, тем больше шансов, что читатель поверит в его правдивость.

— Откуда вы…

Окончание вопроса потонуло в хриплом хохоте графа.

— Слушай, ты действительно такая глупая или издеваешься надо мной? Из твоей головы, я всё беру из твоей головы… Нет, меня поражает… Этот болван хотя бы в любовь верит, а ты… Нет, и что он в тебе нашёл!

— Ничего он во мне не нашёл! Ему от меня, кроме секса, ничего не было нужно!

Я с такой яростью выкрикнула эту фразу, что палец графа так и застыл в воздухе, не отпустив до конца прядь моих волос.

— Да ты зациклена на своём Клифе. Я говорил о сыне. Я не понимаю, с чего вдруг Лоран возится с такой неврастеничкой. Какой в тебе прок? Я бы ещё понял, если бы он решил спасать божье создание, но ты же… Я не стану повторяться.

Граф резко отпустил мои волосы и шагнул обратно к столу, чтобы взять свой бокал, который не осушил даже наполовину. Я вновь принялась краснеть под его оценивающим взглядом, хотя прекрасно понимала, что он смотрит на меня лишь как художник, но я не могла отыскать в себе хотя бы йоту спокойствия модели. Спина затекла, но чувство проглоченной палки не отпускало. Забава графа ещё не подошла к концу.

— Так где Лоран? Он не выносит запаха еды.

Я не знала, зачем задавала этот вопрос и какой ответ желала получить. Разговор с Клифом подорвал веру в хозяина, и сейчас я понимала, что тот оставил меня с отцом наедине нарочно, и никакого чувства семейности в наших отношениях не осталось, а, быть может, никогда и не было. Был лишь самообман, желание найти что-то положительное в рабском положении. Не думаю, что в прошлые века раб мог сетовать, так и сейчас мне не приходилось роптать на судьбу. Но молчание графа было невыносимым, как и его пустой серо-холодный взгляд, словно грозовое небо, хотя я давно позабыла, как выглядит дождливое питерское небо, да и небо Сиэтла не отпечаталось в памяти — я уже слишком долго жила с голубыми калифорнийскими небесами, растворенными в глазах Лорана. Только теперь моё солнце закатилось окончательно, и я получила штормовое предупреждение. Однако уверенности в том, что моё утлое судёнышко выдержит, у меня не было.