Ночная духота (СИ)

Теперь же, будто в отместку за пережитое с графом унижение, в котором были виноваты оба, и Лоран, и Клиф, я испортила сдобренный отличным вином вечер… Вино, комикс… Чёрт бы тебя побрал, Клиф! Неужели ты знал, что останешься со мной наедине… Впрочем, эти мысли взорвали мозг уже во время ожидания примирения, а в момент прочтения комикса я совсем не думала о том, что меня разыграли как карту…

Тогда я думала о том, как по-дурацки американцы утрируют собственную историю. Крепость Форт-Росс первую половину девятнадцатого века принадлежала Российско-Американской Пушной Компании и снабжала охотников на Аляске съестными припасами. И когда стало выгоднее покупать продовольствие у американцев, чем выращивать самим, крепость и прилегающие земли продали соседу Джону Саттеру. История русских поселенцев на этом закончилась — одни уехали обратно в Россию, другие перебрались в Сан-Франциско и стали американцами, и никто бы и не вспомнил про разрушенную крепость, если бы творческие личности с обеих сторон не взяли её в оборот. В России создали мюзикл «Юнона и Авось», а в Америке двумя десятилетия раньше крепость послужила прекрасной пропагандой в рамках холодной войны.

Конечно, Клиф не желал оскорбить мои патриотические чувства, и на ссору я напросилась сама. Комикс оказался частью истории про бравого американского солдата, которому Джон Саттер поручил забрать из бывшей русской крепости пушки и церковный колокол. Однако в пустой крепости его поджидал вымышленный комендант с громким именем Иван. Он приказал американцам убираться вон из крепости, которую якобы никому не продавал. Русский Иван пошёл дальше, заявив, что калифорнийская земля принадлежит императору Николаю, но бравый американский вояка поспешил уведомить разбушевавшегося русского, что его царь поклялся не колонизировать Запад!

— И погнали вы русских оттуда…

Клиф тут же рассказал о финале — добрые силы, конечно же, победили злые, и русский Иван был изгнан с американской земли… Навечно!

— Странно, что Иван не потребовал у Саттера Аляску… — опять же зря брякнула я, позабыв про все существующие и не существующие родинки Клифа. — Чего Аляску-то не отхапал, а? Или напечатали продолжение истории?

Клиф пожал плечами, и я не поняла, было то ответом на мой вопрос или же спокойной реакцией на брожение моего мозга.

— Ну и… Это и есть твои представления о России? — всё не могла уняться я. — Вот какого чёрта ваше правительство нагло перевирает историю в целях запугивания и так запуганного населения! Лучше бы написали, что русские агрономы в Калифорнии виноград из дикого в домашний превратили! Но зачем же, вам же врага подавай, в тулупе и с медведем!

Я уже не понимала, что несу… Голос звучал где-то в стороне, и я не была уверена, что говорила тихо… Мне стоило большого труда замолчать, но поток мыслей остановить уже не получилось. Клиф молчал, его взгляд становился всё более стеклянным, а мои мысли окончательно потеряли кристальную чистоту… Комикс, выполненный американским карикатуристом, спустя пять лет после окончания второй мировой войны и в разгар корейской, готов был разрушить мой зыбкий мир с вампиром, у которого ещё четверть часа назад я просила прощение за вчерашнее. Клиф ничего не сказал и просто отвернулся, а я скомкала журнальный лист, который сейчас упрямо разглаживала на дрожащих коленях. Нет, страха не было, просто сказалось напряжение от слепой прогулки с графом.

Вдруг Клиф поднялся, слишком резко, и я не заметила, как сама оказалась на ногах. Мы медленно или вернее бегом спустились по широкой лестнице на огромную лужайку, отделявшую особняк от ботанического сада, и оба рухнули на траву. Вернее, меня на неё швырнули или во всяком случае не поддержали, когда я оступилась, и теперь пальцы левой ноги жутко ныли. Клиф стянул балетку и сжал пальцы в холодные тиски.

— Прости, — сказал он. — Я не хотел тебя обидеть. Когда же ты поймёшь, что я не воспринимал и не воспринимаю тебя русской. Да, у тебя немного забавный акцент, но он никогда не напрягал меня… Мне просто нравится твой типаж, твоя внешность… Ни в коей мере ты не казалась мне экзотикой. Мне абсолютно плевать на твои корни, для меня ты — американка, понимаешь?

— Понимаю, — кивнула я, выдёргивая из его пальцев ногу. — Для тебя я — американка. Для Лорана — русская, вы уж определитесь…

— Да при чем тут Лоран!

Чёлка и без ветра заходила ходуном, и вот тут я задрожала, потому что отчётливо увидела между его пухлых губ клыки, но шелохнуться не могла.

— Ты считаешь, у меня нет своего мнения? — Клиф заметил клыки и стиснул губы. — Ты тоже считаешь, что я тень Лорана? Как этот… Да чёрт бы вас всех побрал!

Клиф отвернулся, обхватил колени руками и совсем по-женски спрятал в них подбородок. Меня сразу отпустило и безумно захотелось погладить его волосы без пошлости, по-матерински. Вампир, обидевшийся как ребёнок, зрелище более, чем комичное, но в тот момент я не смела смеяться даже мысленно. Мне хотелось сесть рядом и плакать на пару. Если граф не церемонился в словах с собственным сыном, то мог открыто обидеть Клифа. Я сжимала пальцы в замок, чтобы не притронулась к байкеру, и продолжала ждать, когда он сам повернётся ко мне, и наконец Клиф повернулся.

— Комикс я принёс просто так… — сказал он абсолютно безразличным тоном, и я поспешила отметить, что чёлка теперь висела абсолютно спокойно. — Вернее не совсем просто так, а чтобы ты поняла, что из этой истории можно сделать конфетку.

— Из какой? Из коменданта Ивана? — вновь зло прошипела я, хотя должна была замолчать и радоваться, что Клиф сам пошёл на примирение, но я была пьяна. Он сам напоил меня.

— Прекрати перебивать! Это невежливо. Ты пожаловалась, что не в состоянии писать про дружбу орла и койота, так почему бы тебе не написать о любви…

— Орла и койота? — попыталась я переспросить с улыбкой и тут же оказалась лежащей у Клифа на коленях, хотя ещё секунду назад между нами было расстояние в человеческий рост.

— Ты можешь не перебивать? — палец Клифа скользил по моей щеке, и я поняла, что он рисует на ней мысленный цветок.

Захлестнувшая меня волна тёплых воспоминаний смыла последнюю разумную преграду на моем пути к желанию поцеловать Клифа, но мои попытки приподнять голову не увенчались успехом, и я видела ухмылку на его губах. Он пригвоздил меня к своим коленям лёгким нажатием пальца и выводил теперь контуры радуги на другой моей щеке. Несмотря на растущую в голове злость, я не могла отделаться от желания вернуть тот прекрасный вечер в Голден-Гейт Парке, когда я вот так лежала у него на коленях и под уличную музыку битломанов Клиф карандашами для боди-рта раскрашивал мне щеки и руки. Тогда я ещё не знала про хипповское прошлое байкера и такая шалость казалась забавной шуткой, а сейчас мне вдруг показалось, что Клиф мог действительно что-то чувствовать ко мне, раз ему захотелось повторить со мной то, что он делал с девушками, когда сердце в груди ещё билось.

— У меня есть для тебя замечательная история о русском парне и туземке… Сто лет назад эту историю рассказали одной новеллистке, но она решила, что публике будет намного интереснее читать, если девушка окажется хотя бы русской княжной, которая, сопровождая жену коменданта, найдёт в колонии бывшего любовника — тоже князя, бежавшего из России из-за каких-то там козней… Ну там океан, холод и горячая любовь, только полуночное свидание закончилось трагически — они встретились на мельнице, а та неожиданно заработала и накрутила на колесо волосы несчастной княжны… Нелепая смерть, безутешный князь…

— Бред, — с трудом разлепила я губы. — Ложь ведь, да? Такое лишь в книгах пишут.

— Почему? Правда… Только она переврала всё в книге, — пожал плечами Клиф и убрал палец с моей щеки, но я не сделала и попытки подняться с его колен; мне было хорошо, слишком хорошо, чтобы я прогоняла прекрасное воспоминание… — Хочешь, он подтвердит тебе? Как раз на следующей неделе «пау-вау», и я могу организовать вам встречу. Хочешь?

— Нет, не хочу.