Good Again (СИ)

Оставив без внимания это замечание, я кивнул на его разбитый подбородок.

— Это же я тебя так, да?

— Нет, это я сам обожаю разок-другой заехать себе в челюсть. Это здорово скрашивает мое унылое существование, — принялся глумиться он в ответ.

— Мне дома нынче тоже никак, — сказал я жалко.

— В чем дело, любовные разборки?

— Хуже.

— Хуже? И что вы учинили с ней на этот раз? — хотя в словах Хеймитча и чувствовался сарказм, мне было ясно, он за нас волнуется, и в самом деле хотел бы знать, что же произошло.

Я набрал в грудь побольше воздуха. Ну, кому еще я могу обо всем рассказать? Разве что Доктору Аврелию. Но поговорить об этом мне нужно было незамедлительно, и Хеймитч был не худшим вариантом.

И я ему всё рассказал. Ну, не стал описывать самые горячие моменты, но обрисовал общий ход событий, даже то, отчего у меня случился приступ. Кое-что, конечно, я упоминать не стал.

Хеймитч в ответ лишь усмехнулся.

— Хочешь начистоту? Ты круто облажался. Она сказала, что Гейл поцеловал ее после твоего спасения, а ты ушел и заявился ко мне? После того, как у вас с ней впервые случился секс? Ты ведь понимаешь, что теперь он может у вас никогда больше не повторится, так?

Во мне все вспыхнуло от гнева.

— Не смей говорить о ней в таком тоне, — я весь кипел.

— Ладно, ладно. Но ты-то, надеюсь, понимаешь, что у тебя не выйдет замять все это дело, купив ей шоколадку и цветочки. Китнисс не из этих девушек. Она, вероятно, может даже проткнуть тебя стрелой.

В растерянности я спрятал лицо в ладонях, уперев локти в колени.

— Пойми, дело было не только во мне. Я знаю, что все продолбал, но просто в тот момент, когда она сказала мне о Гейле, я чувствовал, что скоро будет приступ. Конечно, это было не лучшее решение, но если бы я не ушел, я мог бы причинить ей боль.

— А, так это был не ты? — прощупывал почву Хеймитч, — Но разве у тебя может случиться приступ из-за чего-то, чему ты не придаешь никакого значения?

Мне стало не по себе.

— Ну, ты подумай: я пытался восстановиться после того, как меня пытали, а она сосалась с Гейлом… И что я должен испытывать в этой связи? — ужасная ревность, которая завладела мной сегодня утром, снова стала выпускать свои ядовитые щупальца внутри. — Она сказала, что не могла пережить того, что я вернулся охморённым, что это её убило. Но, видно, недостаточно, чтобы не целоваться с Гейлом.

Внезапно у меня внутри стало так пусто, будто она ногтями выцарапала мне сердце и унесла его с собой в лесную чащу.

— Так ты ушел не только из-за приступа.

Мне оставалось лишь горестно повесить голову.

— Нет, — пробормотал я, — Но я понимал, что в этот раз, потеряв контроль, могу её ударить.

— Ага, я в курсе, точнее, в курсе моя челюсть, — Хеймитч изучающе смотрел на меня, что-то обдумывая. — У тебя было много друзей до Игр?

Вопрос застал меня врасплох.

— Много, я полагаю. То есть я всех знал и был накоротке с кучей народа.

— А сколько друзей, по-твоему, было у Китнисс?

Ответ застрял у меня в горле.

— Вот, — он поднял вверх палец. — Один. Гейл. Ну, может, еще Мадж. И все, — я вновь бессильно свесил голову.

— Вот ты представь себе, — продолжал он. — Твой отец погиб, и тебе приходится взять на себя заботу о матери, которая двинулась, и об изголодавшейся сестренке. И твой лучший друг тоже живет впроголодь, рядом с тобой, охотится вместе с тобой и даже на вид такой же. Ты следишь за ходом моей мысли?

Я просто кивнул, чувствуя, как в животе что-то болезненно сжимается.

— А потом вдруг твою сестру выбирают на Жатве, и тебе приходится вызваться добровольцем вместо нее, потому что тебе ясно — на арене ей и двух минут не протянуть. Ей повезло бы уже, успей она хотя бы спуститься с постамента. И вот ты оказываешься лицом к лицу с парнем, который когда-то бросил тебе хлеб, но не снизошел даже переброситься с тобой и парой слов, и тут вдруг этот парень заявляет, что влюблен в тебя по уши. А потом выходит так, что вы с ним уже оба играете в любовь на глазах почтеннейшей публики, и в том числе твоего лучшего друга — который бы с большим удовольствием сразился с целой кучей профи, чем наблюдал, как кто-то целует его девчонку.

— Но они не питали тогда друг к другу подобных чувств, — запротестовал я.

— Нет, по крайней мере, не Китнисс. Но из того, что было потом, совершенно очевидно, что парень к ней давно неровно дышал, и ей это было хорошо известно. Так вот, представь, что у тебя есть лучший друг, который в тебя влюблен, но ты не хочешь об этом даже думать, потому что изо всех сил пытаешься сохранить жизнь всех своих близких, и даже этого доставучего парня, который бросил тебе хлеб, и ждет от тебя, что ты тоже воспылаешь к нему любовью, вот так, на раз, — он щелкнул пальцами, чтобы подчеркнуть смысл своих слов.

— Почему «доставучего»? Разве я ее доставал? — спросил я.

— Нет, но ты здорово доставал меня. И если тебе нужен мой совет, сейчас просто сиди и слушай, — поставил он меня на место, прежде чем продолжить. — Так вот, ей удалось выжить и вернуться к себе в Двенадцатый. Ну-ка угадай, что был намерен делать этот самый её лучший друг?

— Попытаться влюбить её в себя.

— Правильно. Так бы оно, может, и вышло, да только на той арене с этим вот хлебным мальчиком, с которым она не знала что делать, у неё уже кое-что завязалось. И вот теперь её снова везут на Голодные Игры вместе с тем же мальчишкой, и она понимает, что назад уже не вернется. Помнишь, как ты явился ко мне после того, как объявили Бойню? Ну-ка предположи, кто ввалился сюда вслед за тобой?

— Китнисс, — выдавил я, и сердце ушло в пятки.

— И отгадай, чего ей было нужно? Чтобы я обещал, что изо все сил буду пытаться вытащить тебя, жертвуя ею. Она хотела спасти тебе жизнь любой ценой, потому что так, она считала, будет правильно, что, мол, теперь твоя очередь быть спасенным. Что ты заслужил право на жизнь больше, чем кто-либо другой. А может, она по жизни не умеет признаваться себе в своих истинных чувствах и просто-напросто не понимала, что же на самом деле ею движет. Ты можешь себе представить, насколько проще была бы ее жизнь, сгинь ты на ваших первых Играх? Но Китнисс ведь не ищет легких путей, верно?

Я кивнул, чувствуя себя при этом так паршиво, что хуже и не бывает.

— И вот, она не знает ничего о нашей задумке насчет подрыва арены. Куча Победителей сговаривается, что будет делать все, чтобы ты оставался в живых, потому что случись с тобой что, и Китнисс отбросит всяческие союзы.

Я думаю о том, что было на Квартальной Бойне: как Финник снял меня с платформы, как Мэгз шагнула в смертельный туман, а морфлингистка выпрыгнула, чтобы вместо меня принять на себя укус злобной обезьяны.

— Китнисс стала сотрудничать, чтобы меня спасти?

Хеймитч кивнул.

— Я не рассказывал тебе откуда у меня эти вот шрамы? — от показал на свою щеку и я заметил на ней три длинных узких полосы.

— Когда мы вызволили ее с арены, она потеряла столько крови, что у нее был шок. Пришлось делать переливание, чтобы её спасти. Но стоило ей только очнуться, она тут же принялась искать тебя — со шприцем наперевес. Не знаю точно, но, думаю, она решила, что если вы в Капитолии, она сама тебя прикончит, чтобы они не сделали с тобой чего похуже. Спроси её про это как-нибудь сам, если, конечно, она даст еще тебе такую возможность, — он замолчал, открыл бутылку своего пойла и сделал большой глоток.

— Когда она заявилась в диспетчерскую, мы рассказали ей каков был изначальный план, и что в итоге из него вышло. И, обнаружив, что тебя нам спасти не удалось, она скакнула через стол и чуть не выцарапала мне глаза, — он грустно ухмыльнулся. — И после этого она только и делала, что пряталась по вентиляционным шахтам да шкафам. Она места себе не находила, и всех нас здорово перепугала. После того, как тебя первый раз показали по капитолийскому телевидению, многие называли тебя предателем. Тогда она решила стать Сойкой-пересмешницей, в обмен на неприкосновенность всех Победителей, которых захватят повстанцы, что бы эти Победители ни совершили. Она всё это сделала ради тебя, малыш.