Lurk (СИ)

Правило третье — молчать. Скрываться. Не подавать виду. Претворяться, что все идет так, как прежде. Стайлз знал, что Кира знала о том случае в туалете. Она догадалась, подслушала или проникла в воспоминания Стайлза — неизвестно, но она знала, что Лидия была в курсе того, что необходимо ее некогда другу для нормального функционирования. Но точно так же как Стайлз был уверен в том, что Кире это было известно, он не сомневался и в том, что Кира понятия не имеет о новых открывшихся способностях Мартин как банши. Лидия с самого начала каким-то чудным образом научилась проникать сразу за второй барьер. Стилински было интересно, что послужило этому причиной — тот случай на песчаной отмели, который упрочил их связь или банальная интуиция Мартин, но он опять же следовал первому правилу и не анализировал происходящее.

Нужно сказать, что первое правило нового мира, который ему открыла Кира, он усвоил еще с самого начала — когда отказывался как-то пытаться объяснить свое двухчасовое отсутствие, которое остальными воспринялось как двухдневное. Если верить словам Юкимуры, та передала ему свою способность при их первом знакомстве, значит, Стайлз стал жить по этим правилам уже тогда, даже не отдавая себе в этом отчета. Ведь ровно так же, как он не хотел объяснять свое отсутствие, он и не хотел понять, откуда в нем взялись силы свалить здоровенного альфу два раза подряд. Видимо, ты начинаешь жить по законам той или иной вселенной еще до того, как начинаешь осознавать их.

И последнее правило — путей для отступления нет. Все имеет значение, и если уж взялся за дело — доводи его до конца. Это было единственное правило, которое Стилински не до конца понял, но ровно до того момента, когда Кира притащила его в какой-то подпольный, спрятанный в подвалах клуб, в котором не спрашивают ни возраст, ни паспорт, ни даже твое собственное имя. О таких заведения Стайлз был наслышан — его отец нередко выезжал на месте происшествий к таким вот сомнительным заведениям, возле которых ошивались трансвеститы, проститутки, наркоторговцы, торчки и прочий сброд. Стайлзу они казались непомерно высокими и слишком уж устрашающими. Прошло достаточно времени, а восприятие не поменялось — эти заведения по-прежнему вызывали отвращение.

Но Кира напомнила о четвертом правиле и взяла на слабо. Эмоции Стилински были притуплены — им руководили впечатления, сохранившиеся с детства, но сам Стайлз испытывал… интерес. Потому что правильная жизнь с правильными друзьями и до тошноты правильными нормами его… утомила. Он смело взял Киру, и они вместе скрылись в одном из бесконечных кругов ада, оставив за дверью внешний мир, с его моралью, обязанностями и правилами.

Кира нарекала этот полный пошлости и аморальность мир — миром теней, потому что от людей здесь остаются лишь тени, который ползут по стенам от свечений прожекторов и увеличиваются в своих размерах. Кира говорила много: о своей жизни в школе, о своей неразделенной первой любви, о том, как она училась жить по тем законам, по которым теперь живет сам Стайлз. Стилински слушал ее с интересом, потому что Кира не делила мир на хороший и плохой, черно-белое восприятие действительности было не про нее — она принимала мир во всем его многообразии красок, Стайлз завидовал этой ее способности и хотел научиться тому же. Его интерес к миру теней и его законом не означал того, что Стайлз отрекся от… прежнего мира. Он любил отца, Лидию, стаю и даже задроченный и до тошноты банальный кодекс чести МакКолла. Он любил утренний кофе и нескончаемые папки расследуемых запутанных дел. Стайлз Стилински, который открыл для себя новые оттенки, у которого появились свои секреты все равно оставался прежним — он был привязан к школе, к дому, к стае. Он осознавал свою амбивалентность, он осознавал, что теперь находится на этой грани до конца. Он осознавал и принимал, не ставя перед собой больше ни выборов, ни препятствий, ни ограничений. Ему нравилась музыка, ему нравился алкоголь, согревающий нутро, ему нравилась Кира. И единственное, чего он не мог просто принять, можно было свести лишь к одному вопросу:

— Сколько таких, как я ты уже создала? — он спросил ее, когда они выходили из клуба, пьяные, взмыленные и… молодые. Молодые настолько, что предстоящие года представлялись им вечностью.

— Не задавай вопросов — не услышишь лжи, — Кира улыбнулась, закинула руку на плечо своему новоиспеченному другу, и они оба поплелись по темным переулкам. Это был единственный вопрос, на который Юкимура не дала ответа.

2.

Стайлз пришел домой пешком, его джип эвакуировали на штрафстоянку. В обычной бы ситуации этого я расстроило, но Кира нашла даже в этом плюс, предложив пройтись пешком по ночному городу. Благодаря двухчасовой прогулке до дома большая часть алкоголя выветрилась: ноги не были ватными, а сознание — легким. Домой Стайлз пришел, когда на часах было около двух утра. Стайлз даже не удивился, найдя своего отца с початой бутылкой за кухонным столом. Парень остановился в проходе, засунув руки в карманы и даже не стараясь отсрочить момент неизбежного «нам надо поговорить». Как говорится, войны не избежать, ее можно просто отсрочить к выгоде вашего противника. Хотя такая пафосная философия сейчас вряд ли была бы к месту.

Джон подлил себе еще виски, когда услышал шаги в прихожей. Если честно, ему было бы проще, если бы Стайлз попросил поговорить обо всем утром, но парень не собирался этого делать. И Джон не знал, пугало это его или злило. Более того, он даже не знал, с чего начать — потому что впервые не имел ни малейшего понятия, что может быть причиной таких изменений.

— Мне звонили из школы, — он начал заведомо обреченную беседу, потому что подумал, что иногда лучше начать с банального. Так легче. — Ты демонстративно ушел с урока. Так еще и с сигаретой в зубах, — когда отец поднял взгляд на сына, он увидел мрачного, но абсолютно спокойного перед собой человека — ни взвинченности, ни усталости, ни каких-либо еще проявлений эмоций. Было не понятно, пил Стайлз или нет, носился по городу за очередной мистической дичью или отсиживался в каком-нибудь забытом дворе.

— Мне жаль, — это прозвучало сухо и наигранно. Стайлз стоял в проходе с засунутыми в карманы руками и таращился в пустоту. Он любил отца — где-то в глубине души — но сейчас ему хотелось отгородиться от всего мира.

— Ты пропадаешь на два дня. Потом ты шатаешься по дому с таким видом, будто по тебе проехался асфальтоукладчик. Затем у тебя появляется девушка, которая внезапно попадает в больницу, и на несколько дней ты запираешься в своей комнате, принимаешь снотворные пачками, не подпускаешь к себе не то что меня, но и своих друзей. Ты ничего не ешь — еда в холодильнике остается не тронутой. А теперь ты стал курить, уходить с уроков и пропадать неизвестно где до двух часов утра. Я… я не знаю, что меня пугает больше — то, что с тобой происходит или то, что даже Скотт не знает о том, что творится у тебя в голове.

Стайлз закатывает глаза на последних словах. Скотт — его друг, но не его нянька. Стайлзу вообще осточертела вся эта опека. Он устал кому-то что-то пытаться объяснить, он устал, что объяснений ждут от него. Ему больше не хочется этой чрезмерной опеки. Ему просто… нужно немного отгородиться от всех и побыть одному. Или с Кирой, которая не пытается его изменить или исправить. Да, уходить с урока с «сигаретой в зубах» было не лучшей идеей, и не лучшем способом стать еще более неприметным, чем он был, но… и сколько можно носиться за ним?

— Пап, — он подошел к столу, взялся за спинку стула, чтобы его отодвинуть, но почему-то решил не садиться за стол. Он предпочел нависать над отцом как грозовая туча, смотря сверху вниз и окончательно перенимая привычки Киры. Внутренний голос зашипел о том, что Стайлз слишком легко поддался влиянию этой мутной особы. — Я сожалею. Ладно? Это было… слишком.

— Когда ты говоришь, что сожалеешь… что конкретно из перечисленных мною твоих последних странностей ты имеешь в виду?

Джон взъелся — не нужно было обладать интуицией, чтобы понять это. Отец, может, и не хотел, чтобы разговор с сыном перешел в банальный семейный скандал, но если уж он начал с банального, то и продолжать стоило в том же русле. И потом, Джон устал. Устал молчать и делать вид, что ничего не происходит.