This one. Книга вторая. Ирисы под кровавым дождем (ЛП)

Ее дыхание было мягким и устойчивым. Ее ки было знакомым, холодным и собранным… таким определенным. Кеншину нравилась ее ки – среди всех этих мерцаний вокруг него она ощущалась спокойным островком в море, безопасным… как дома.

Они долгое время оставались так. Ее дыхание оставалось постоянным, он слушал его спокойный ритм и наслаждался ее ки.

Кеншин не понял, когда заснул.

На следующий день Кеншин изо всех сил старался избегать ее. Это было совсем нелегко, потому что независимо от того, что он делал, казалось, что девушка – Томоэ – была везде. Не лично, разумеется, но абсолютно все в его окружении, казалось, имели что сказать о ней. Не ему напрямую, но все говорили о ней, и он слышал эти комментарии.

Казалось, все мужчины были ею увлечены. Однако, несмотря на то, что они не стеснялись петь ей дифирамбы, наряду с этим все думали, что раз она разделяет с ним комнату, то либо спит с ним, либо просто гулящая женщина. Кеншину не нравились эти предположения. Ему даже было непонятно, как вообще эта мысль могла прийти им в голову. Девушка, Томоэ, была не такой. Не такой!

С самого начала она была спокойной и собранной, как благородная дама. Ничего подобного тому, что предполагали хихикающие мужчины. И даже если у нее был кто-то особенный, то этот кто-то совершенно точно не он.

Нет, ему не нужно было договариваться с Томоэ, чтобы взаимно избегать друг друга.

Девушки-служанки в гостинице были еще хуже, по своему. Несмотря на то, что они не высказывали насчет Томоэ никаких грубых предположений, они, казалось, думали о ней хуже, чем мужчины. Они думали, что Томоэ странная, потому что никогда не улыбается. Они считали, что мужчины несправедливо восхищаются ее внешностью. Почему такая холодная и отстраненная девушка, как она, получает все эти восхищенные взгляды?

Кеншин понимал эти шепотки еще меньше. В конце концов, Томоэ вовсе не хотела привлекать внимание мужчин. Если бы ей это нравилось, она бы показала это каким-нибудь образом – улыбкой или флиртом. И не ее вина, что она красива, а люди это замечают. К тому же, она вовсе не отстраненная, просто очень вежливая.

И если быть по-настоящему честным, она была очень, очень приятным человеком, с которым хотелось бы делить комнату.

Она никогда ничего не говорила о его странностях, даже когда ему требовалось вечность, чтобы уснуть. И по какой-то причине она всегда бодрствовала, когда он возвращался с работы. Они не разговаривали, нет… она никогда ничего не говорила, но Кеншин знал, что она знала, что он только что убил кого-то. Вместо этого она оставляла свое занятие – шитье или письмо – и раскатывала постель, и ложилась в темноте.

Они спали рядом в течение нескольких часов… он, слушая ее спокойное дыхание и чувствуя ее спокойную и знакомую ки.

Это стало обыденностью – почти комфортной.

Однажды, когда Кеншин вернулся из города, он услышал, как одна из девушек-служанок сердито прошипела Томоэ:

– Вы двое подходите друг другу. Оба проморожены до самого сердца.

Это едва ли стало самой худшей вещью, которую люди когда-либо говорили о Кеншине, и он мог бы просто сделать вид, что не слышал этого, если бы не видел, что Томоэ поспешно извинилась и убежала на задний двор.

В первый раз он видел, что ее что-то задело, и он не мог не ощутить любопытство и не последовать за ней. Томоэ присела под кленом возле бани и вынула из складок кимоно книгу. Ту же книгу, которую она носила с собой везде, куда бы ни пошла, и в которой она писала время от времени.

Должно быть, ее дневник, понял наконец Кеншин.

Он никогда не видел, чтобы кто-то вел дневник, но слышал об этом. Некоторые люди записывали свои мысли, чтобы лучше запомнить. Это всегда казалось ему прихотью богачей, потому что бумага и чернила были предметами роскоши…

Томоэ открыла книгу, перелистала страницы и принялась читать. Однако он не мог не подумать, что она выглядит печальной. Именно из-за ее ки. Вместо того, чтобы быть холодной и собранной, она просто ощущалась холодной, как снегопад в зимнюю полночь.

Вспоминала ли она о чем-то? Может, о семье? Кеншин нахмурился. Разве она не сказала, что сейчас она одна?

Внезапно слова служанки показались куда более болезненными. Потому что если это правда, если Томоэ осталась совсем одна… возможно, она читала свою книгу, чтобы заглушить боль, так же, как делал и он.

Понять это было ужасно.

Как, должно быть, ей трудно, одной в городе? Без семьи и кого-то, кто мог бы поддержать ее… Где она остановилась? Что ей пришлось делать, чтобы выжить? Как она жила до того, как он наткнулся на нее? Что у нее было, кроме ее книги и одежды?

Кеншин отвел взгляд, чувствуя стыд. Он слишком хорошо знал, каково иметь так мало. У него и сейчас было немного, но он всю жизнь жил в бедности. Она же нет… Перед тем, как случилось что-то плохое, она, должно быть, имела все. А теперь у нее не было ничего.

Я был очень груб, не так ли? Кеншин понял это с замиранием сердца.

Может, для нее лучше оставаться здесь. Несмотря на то, что здесь опасно, здесь она, по крайней мере, не одна. Здесь были такие люди, как Оками-сан, которая была готова дать ей второй шанс, работу и крышу над головой.

Да, может, неплохо, что она осталась.

Он не чувствовал себя вправе вторгаться в ее пространство, так что ушел. Может, ему стоит использовать эту возможность, чтобы разобрать мечи. Он довольно давно чистил их, не так ли?

После этого Кеншин старался относиться к Томоэ мягче и не избегать ее так категорично. Всякий раз, когда возникала необходимость поделиться вещью в комнате, он не высказывал никаких протестов. Словно понимание того, как мало у нее осталось, открыло ему глаза. К сожалению, он ничего не мог поделать с теми шепотками, которые ей пришлось выслушивать… но опять же, ему тоже приходилось страдать от них.

Однажды ночью, после особенно тяжелой работы, Кеншин снова мыл руки и вообще жалел себя. Он долго преследовал свою цель, прежде чем понял, что не может больше откладывать, и был вынужден убить человека прямо на его улице. Само убийство было легким, как и все остальные в эти дни… но почему-то слова, сказанные Томоэ ранее, относительно убийства только тех, кто был вооружен, продолжали звенеть в его ушах.

Трудно было оправдываться убийством только вооруженных целей, когда на самом деле для него не имело значения, несли ли цели оружие или нет. Вооруженные мечами или западным оружием, в одиночку или охраняемые телохранителями, все они умирали одинаково. Убийства были слишком легкими. Кеншин был слишком быстрым, и даже тогда, когда у кого-то получалось блокировать его удары… с Кентой и их трюком с ки они могли прорезать все, что угодно, даже мечи его целей.

Так имело ли значение то, чем его цели собирались защищаться?

Если придет приказ убить женщину? Ребенка? Кеншин надеялся, что никогда не узнает об этом. Потому что если это будет способствовать достижению целей Ишин Шиши, если это необходимо… у Кеншина было ужасное чувство, что Кацура-сан, не колеблясь, отдаст такой приказ.

Это правда, Кеншин убивал по приказу Кацуры-сана. Но был ли он хладнокровным убийцей, как сказал один из его наблюдателей? Кеншин так не думал. Он не хотел убивать. Нет, он ненавидел это. Всегда ненавидел.

И он ненавидел то, что это необходимо.

Чтобы создать новый мир, чтобы обеспечить счастье простых людей, необходимо было убивать людей… так ведь?

Но опять же, действительно ли эти бесконечные убийства больше служат на благо простого народа, чем убийства бандитов, которые совершал Мастер? Кеншин присоединился к этому восстанию потому, что считал, что это правильный путь использования силы Хитен Мицуруги… но он не сделал ничего по-настоящему хорошего?

Приближение знакомой ки вытащило его из размышлений. Эта холодность, спокойное место в море ки не могло быть никем другим, кроме Томоэ. Его не удивило, что она не спит. Она никогда не спала, пока он не возвращался домой с работы. Но почему она пришла к нему?