Я верю: ты меня слышишь (СИ)

Грейнджер больше на меня не смотрела. Как я не пытался перехватить ее взгляд, мне это не удавалось. Когда мы были в компании друзей, она вела себя как ни в чем не бывало: шутила, улыбалась, смеялась. А наедине нам так и не удалось остаться.

Незаметно подошел к концу этот учебный год, омраченный печально завершившимся Турниром. И мы все, глубоко скорбя по невыносимой утрате, разъехались по домам.

Каждый день я прокручивал в голове слова своего послания Гермионе. Каждый день я брал в руки листок пергамента, перо и чернильницу. Каждый день я убирал все это куда подальше, так и не решаясь написать.

========== Глава 2 ==========

Но уже через месяц я вновь оказался рядом со своей подругой.

Дом на площади Гриммо встретил нас насупленным домовиком, громкими криками хозяйки с огромного портрета, кучей хлама и сантиметрами пыли. Мы столько дней потратили на разборку этих завалов! Мама даже нас умудрилась приобщить к уборке, хотя мы с Джорджем все равно находили время на «вредилки», тем более было решено в этом году начать продавать их широкой публике.

Гермиона вела себя непринужденно, всегда улыбалась, часто смеялась с Джинни и Тонкс над только девчонкам понятными шуточками. На меня она смотрела не таясь: спокойно, без единого намека на обиду, ревность или симпатию. Как на друга. Точно так Грейнджер смотрела на Рона, Джорджа, Гарри, Сириуса…

Я тоже вел себя как обычно, не теряя звание главного весельчака, но если бы кто-нибудь знал, как внутри у меня все орало от невыносимого чувства потери и безысходности. Ей все равно. Смирилась. Переболела. Перетерпела. Забыла. Но… а было ли Гермионе что забывать? Может, это все было плодом моего богатого воображения? Быть может, я увидел симпатию там, где ее никогда и не было?

С Анджелиной я так и не порвал: она присылала длиннющие письма почти каждый день, я же отделывался краткой запиской раз в неделю. Хм… а самое паршивое, что я не чувствовал себя виноватым перед ней. Абсолютно.

***

Поздним вечером перед отъездом в школу я шел наверх, когда заметил в столовой неяркий огонек. Спать совершенно не хотелось, поэтому, поддавшись нахлынувшему порыву, я зашел в комнату.

Гермиона сидела боком ко мне в легком домашнем халате: одна нога была поджата под себя, а вторая, в пушистом белом носочке, едва касалась пола. В руках девушка держала стакан молока и пила маленькими глотками.

Грейнджер повернула голову на шум, и наши взгляды пересеклись. Гермиона задумчиво смотрела на меня. И мне на долю секунды показался огонек взволнованности в шоколадных омутах.

— Не спится… — тишину резанул ее негромкий голосок.

Я молча подошел и сел на соседний стул. Опершись локтем о столешницу, с интересом посмотрел на Гермиону. Красавица, хотя многие не согласились бы со мной. Мой взгляд скользнул по плавному изгибу темных бровей, по маленькому носику, задержался на пухлых губах. Они так и манили. В груди все переворачивалось от навязчивого желания сорвать запретный поцелуй… Гермиона, будто прочитав мои мысли, залилась румянцем и отвела взгляд.

— Я, пожалуй, пойду, — девушка легонько соскочила со стула и направилась к двери.

Но я не хотел, чтобы она уходила. Сам не понял, что произошло, и как на это решился. Опомнился только тогда, когда обхватил ее тонкое запястье своей ладонью.

— Не уходи, — прошептал, не отрывая взгляд от густых волос, рассыпавшихся волнами по спине.

Гермиона замерла.

— Зачем? — донеслось до меня.

Я резко дернул ее на себя, вынуждая развернуться, заглядывая в ставшие дорогими глаза, находя в них огонек надежды, волнения и… страха.

«Потому что я люблю тебя», — слова рвались из горла. Я мечтал их произнести. Сейчас. Прямо сейчас. Но… я даже не смог сказать: «Ты мне нравишься». Облизнув пересохшие губы и скользнув кончиками пальцев по бледной щеке, я тихо произнес:

— Потому что я хочу, чтобы ты осталась.

Мерлин! Фред, неужели нельзя было сказать что-то более откровенное? Что-то более значительное? И куда запропастилось мое хваленое красноречие? Почему рядом с Гермионой я прекращаю быть безмозглым шутом? Почему рядом с ней я начинаю… чувствовать?

Я видел, как удивленно расширились ее глаза, видел, как она закусила губу, — я уже знал, что это верный признак ее волнения. А потом… я не выдержал: притянул за руку, практически впечатывая в себя, и прижался своими губами к ее. Медленно провел кончиком языка по сомкнутым устам, чувствуя, как Гермиона уступает, впуская меня в свой жаркий рот. Я скользнул внутрь, аккуратно проведя языком по ее небу, чувствуя, как худенькое тело затряслось в моих руках. Крепче прижал Гермиону к себе, наконец встречаясь с нерешительно дернувшимся мне навстречу языком. Она так ласково отвечала на мои действия, позволяя углубить поцелуй, который постепенно из нежного превратился в страстную борьбу наших ртов и языков. Гермиона тихонечко, на грани слышимости, простонала мне в рот, и у меня окончательно сорвало крышу.

Подхватив девушку под ягодицы и развернувшись вместе с ней, я усадил Гермиону на стол. Она что-то пискнула, но я не хотел останавливаться, устраиваясь между ее стройных, обнаженных ножек, тем более Гермиона вдруг сама ухватилась ладошками за ворот моей рубашки, притягивая к себе. Пока одна ладонь скользила по нежной, бархатистой коже еще сильнее обнажившегося бедра, вторая — зарылась в густые локоны на затылке, сжимая, дергая, заставляя Гермиону запрокинуть голову. Разорвав поцелуй, скользнул языком по ее сладкой шее, слыша очередной стон. Воодушевившись, прихватил зубами хрупкую ключицу, соблазнительно проглядывающую в вырезе халатика.

Сам не знаю, откуда это все взялось. Ведь меня нельзя назвать опытным любовником. Я действовал подсознательно, отдаваясь всколыхнувшимся инстинктам. А еще мне хотелось сделать Гермионе приятно…

Ее ладони скользнули по моим плечам, крепче сжимая, впиваясь острыми ноготками в кожу через тонкую ткань рубашки. Эти действия еще больше распалили меня, заставляя приглушенно рыкнуть, опять возобновить поцелуй…

Не знаю, как далеко мы зашли бы, если бы вдруг не хлопнула входная дверь. Вмиг опомнившись, мы оторвались друг от друга, оказываясь в разных углах столовой.

В комнату вошел Сириус.

— А вы почему еще не спите? — удивленно приподнял бровь Бродяга.

Он скользнул взглядом по мне. Представляю, что он увидел: тяжело вздымающаяся грудь, затуманенные возбуждением глаза, растрепанные волосы… Затем Сириус посмотрел на Гермиону. Я тоже глянул в ее сторону: залившись румянцем, нервно теребя край халатика, девушка смотрела себе под ноги. Я не мог оторвать взгляд от ее припухших после жарких поцелуев губ…

— Так, идите спать, завтра рано утром ехать на вокзал, — в голосе Сириуса слышалось напряжение.

Я посмотрел на него: Блэк хмуро, с тенью недовольства уставился на меня. Гермиона практически выбежала из столовой. Я двинулся следом.

— Стой, — Сириус перекрыл рукой путь к отступлению. Я понял, что нотаций мне не избежать. — Что. Ты. Творишь? — Блэк четко выговорил каждое слово.

— Ты о чем? — но я не собирался сдаваться, вмиг натягивая бестолковую улыбочку и включая самый невинный и честный взгляд из коллекции братцев Уизли.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я, — Сириус прищурил глаза и не мигая смотрел на меня. — Она еще девочка.

Я понял, что от этих слов мои уши заполыхали.

— А ты уже совершеннолетний, — Сириус вдруг крепко сжал мое плечо, — но мозгов у тебя, как у сопливого подростка.

Его слова подняли внутри меня волну протеста. Я взбунтовался. Нечего меня учить! Нечего меня упрекать! Это было наше обоюдное желание! Я вырвался из его цепких пальцев, но мне вслед донеслись тихие слова:

— Не смей с ней играть…

Я замер на мгновение, а потом взлетел вверх по лестнице. В комнате было темно. Судя по равномерному дыханию Джорджа и раскатистому храпу Рона, те уже давно спали. В ушах у меня все еще звучали слова Сириуса.