Я верю: ты меня слышишь (СИ)

========== Пролог ==========

— А мы напоминаем, что пароль для нашего следующего выпуска — «Меч Годрика», — весело проговорил я. — Берегите себя.

Взмах волшебной палочки — и характерный треск прекратился. Эфир был закончен.

— Фред, отличное выступление, — Джордж ободряюще хлопнул меня по плечу.

Я лишь улыбнулся. Хм… оказывается, если поднапрячься, то это выходит очень даже правдоподобно.

— Надеюсь, наша передача внушает людям уверенность в завтрашнем дне и дарит хоть толику надежды на светлое будущее.

— Не сомневаюсь! — брат был погружен в свои мысли, поэтому не заметил фальшивых ноток в моем голосе. Ведь мне совершенно было не до веселья и благородства.

Джордж потянулся, разминая затекшие плечи и спину, и легко поднялся на ноги.

— Долго не засиживайся. Нам нужно изготовить несколько партий Обморочных орешков: ребята попросили. Они уже почти все израсходовали. У меня завтра встреча с Аберфортом: он и передаст наши «вредилки» в Хогвартс.

— Сейчас все здесь приберу и помогу тебе, — заверил я, глядя вслед удаляющемуся Джорджу.

Оставшись в одиночестве, наконец убрал с лица глупую, наигранную улыбочку. Откинувшись на спинку дивана, устало прикрыл веки, погружаясь в не самые радужные мысли…

Вот уже семь месяцев, как мне не хочется улыбаться. Семь месяцев, как мой мир превратился в расплывчатое серое пятно. Семь месяцев, как мое сердце будто оказалось зажатым в тиски. Семь месяцев, как мы ведем передачу для тех, кто еще готов сражаться против Темного Лорда. Семь месяцев…

Мой взгляд скользнул по небольшому радиоприемнику, указательный палец очертил контур прямоугольной коробки. Именно так я когда-то изучал черты ее милого лица… Ладонью накрыл холодный динамик и, закрыв глаза, воскресил в памяти любимый образ. Я будто вновь ощутил мягкую кожу ее щеки…

Семь месяцев, как она исчезла. Семь месяцев, как трое героев ушли выполнять задание погибшего директора. Семь месяцев, как я каждую неделю весело щебечу в радиоприемник, искренне надеясь, что она меня слышит. Семь месяцев, как мне только и остается верить в то, что она все еще жива.

Она.

Моя Гермиона Грейнджер.

За эти месяцы я часто пытался разобраться в себе, осознать, когда… когда же я понял, что Грейнджер для меня не просто симпатичная девчонка, правильная гриффиндорка, лучшая подруга младшего брата, надоедливая староста? Когда она стала для меня кем-то, ради кого хотелось просыпаться? Кем-то, кто постоянно приходил ко мне во снах? Когда она стала той, кто прочно обосновался в моем сердце?

========== Глава 1 ==========

Первые воспоминания о Гермионе остались в моей памяти чем-то незначительным: очередная девочка, которую Распределяющая Шляпа направила за наш красно-золотой стол. Девочка, которая пыталась учить нас уставу школы и правилам поведения. И это при том, что мы-то были старше этой пигалицы! Тогда ее поведение раздражало и вызывало желание поставить выскочку на место. Что мы с Джорджем регулярно и делали… Маленькая мисс Всезнайка относилась к нашим выходкам спокойно, с легкой тенью презрения. И в очередной раз раздавала советы и указания. Это бесило до чертиков.

После Хэллоуина Грейнджер внезапно сблизилась с Роном и Гарри. Девочку будто подменили: из глаз исчез огонек надменности, голос стал тих, пропали командные нотки. Грейнджер оказалась весьма забавной и отважной девчонкой, умеющей хранить тайны, с которой можно было поболтать на отвлеченные темы. А что было особенно важно, Гермиона оказалась командным игроком.

Я думаю, что посмотрел на Гермиону как на девушку именно тем первым летом, когда она впервые приехала в Нору. Как раз незадолго до Чемпионата Мира по квиддичу.

Посмотрел в прямом смысле этого слова.

До сих пор чувствую, как полыхают мои щеки при воспоминании о том вечере. Джордж отправил меня к Джинни за разноцветными бусинами. Вот и сдались они ему тогда! Без задней мысли я толкнул перед собой дверь со словами: «Джинни, мне нужно…» Что именно мне было нужно, я так и не озвучил, потому что моему взгляду открылась весьма интересная картина.

Вдруг в легких стало непозволительно мало кислорода: я пытался вдохнуть, но почему-то не получалось. Внизу живота все скрутилось в какой-то сладостной, ноющей судороге. Кажется, тем вечером я впервые узнал, что девушки могут оказывать на парней подобное воздействие.

Гермиона стояла спиной ко мне в одних трусиках: в руках девушка сжимала ночную рубашку. Изящная, ровная спина с выступающими крыльями хрупких лопаток; округлые, упругие ягодицы; стройные, ровные ноги… Хватило одного взгляда, чтобы оценить все прелести подруги.

Гермиона резко повернулась на шум, крепче прижимая к груди светлую ткань, заливаясь румянцем. Она даже не пикнула: просто во все глаза уставилась на обалдевшего меня. В карих омутах я заметил страх, смущение и удивление. Закушенная от волнения пухлая губа довела меня практически до исступления…

Я что-то хрипло проговорил в качестве извинения и пулей вылетел из комнаты. Бегом добрался до нашей с Джорджем спальни. Брат нетерпеливо протянул ко мне руку, видно, ожидая те злосчастные бусины, а я вдруг понял, что сейчас взорвусь от охватившего меня напряжения. Я чувствовал изумленный взгляд Джорджа, сверлящий мне спину, но даже не подумал остановиться.

Только ощутив легкое дуновение свежего летнего ветра, наконец начал хоть что-то соображать. Черт! Это ж надо было так опростоволоситься! Черт! Черт! Черт! Нужно всегда стучать в закрытую дверь!

Не знаю, как долго я стоял на крыльце, вглядываясь в ночное небо, но постепенно охватившее меня напряжение начало отступать….

В ту ночь мне впервые приснилась Грейнджер. Утром я проснулся… хм… в весьма пикантном состоянии. Вот они, прелести подросткового периода.

Все домочадцы вели себя как ни в чем не бывало, на меня пальцем не показывали, нотаций по поводу правил приличия не читали. Значит, Гермиона ничего не рассказала о вчерашнем происшествии моей болтливой сестренке. Сама Грейнджер на меня старалась не смотреть. Я наблюдал за ней исподтишка: мне показалось, что девушка была несколько зажата. Если быть до конца откровенным, то я был благодарен Гермионе за то, что этот конфуз так и остался нашим маленьким секретом.

Если сразу в наших дружеских отношениях и появилась какая-то неловкость, то уже к концу лета все прошло. Гермиона больше не заливалась румянцем, стоило мне появиться в дверном проеме. Теперь она не прятала свой взгляд. Вела себя естественно и непринужденно. Как всегда…

А я… Я все чаще начал незаметно рассматривать подругу, ловя себя на мысли, что мне многое в ней нравится: и каштановые кучеряшки, забавно обрамляющие лицо, и маленький прямой носик, смешно морщившийся при чтении, и изящный изгиб шеи… Мне нравилось, как она сдувала непослушную прядку с глаз во время чтения, так и норовящую опять упасть ей на лицо. Мне нравилось, как Гермиона обхватывала себя ладонями за тонкие плечи, когда по вечерам смотрела вдаль…

Я со странным чувством восторга, изумления и обреченности понимал, что мне начинает нравиться Гермиона Грейнджер… как девушка…

Но свою симпатию я проявлять не собирался. А зачем? И вот теперь, спустя четыре года, думаю: и почему я был таким трусливым и глупым? Правда, теперь я не боюсь признаться хотя бы самому себе, что испугался не столько неизвестной реакции Гермионы, сколько насмешек окружающих, того же Джорджа.

Глупец.

***

В школе мы с Джорджем всерьез занялись своими разработками для «вредилок», и времени на душевные терзания у меня не осталось. Я даже решил, что избавился от своего странного, пагубного пристрастия. Тем более Грейнджер погрязла в мире учебников и нескончаемой череде домашних заданий. Мы виделись только в Большом зале, и то сидели друг от друга на приличном расстоянии.

Мое сознание взбунтовалось, а сердце опять начало отбивать странный, слишком уж частый ритм в тот день, когда мы с Джорджем решили, несмотря на все запреты, бросить бумажки со своими именами в Кубок. За нами бежала веселая толпа. Все с восхищенными, нетерпеливыми криками ждали нашего шоу: мы с братом собирались перехитрить самого Альбуса Дамблдора.