Любить нельзя ненавидеть (СИ)

— И что же ты вспомнишь, когда увидишь в зеркале эту метку?

— Тебя.

Реджина растерялась, не понимала, как воспринимать его слова.

Все еще держа пальцы у раны, касалась ладонью груди, с каждой секундой ощущая более сильный толчок большого сердца. Оно словно отплясывало джайв, точно подстрекая Королеву составить компанию этому бешеному ритму. Но стянутый черными нитями комочек мышц в ее груди отнюдь не устраивал танцев рядом с ним. Наоборот. Реджина чувствовала спокойствие и приятное головокружение, не сумасшедший темп, что-то более домашнее и родное.

Для женщины это не было сюрпризом. Не желала признаваться себе в этом, но все же с каждым разом все больше верила канувшему в Лету предсказанию феи.

Второй шанс, Реджина. Второй шанс.

Робин положил свою ладонь поверх ее. Опасно держать столь ценный орган так близко с этой женщиной. Он понимал это и, если бы не бешенная аритмия, был бы уверен — его сердце давно у нее.

Она подняла взгляд, только когда почувствовала дыхание Робина на своих губах. Было слишком поздно. Реджина не успела воспротивиться поцелую.

Закрыла глаза, позволив разбойнику властвовать над своими губами, запретив самой себе как-либо вмешиваться.

Эта нежность. Эта чувственность. Легкое касание. Никакого намека на большее.

— Спасибо, — прошептал в губы, затем отстранился, побоявшись смотреть в глаза.

Скорее покинул комнату, чтобы необходимость ее поцелуя не сгубила его. Больше не будет шанса получить это. Ему суждено погибнуть от недостатка окситоцина. Лекарство всегда будет рядом, но никогда не будет принадлежать ему. Какая ирония — погибнуть рядом с источником жизни.

Какая ирония — бояться признать собственное поражение.

Она боялась.

Лучник ушел, оставив ее одну разбираться с обезумевшим сердцем, которое так и рвалось последовать за ним.

Ушел, а она снова посмотрела в окно. Жаль, что там нет разрешения всем ее дилеммам.

***

Магия так и не вернулась к обеду. Более того, Реджина чувствовала слабость, но отказывала списывать все на усталость. Какова бы не была цена за беспокойную ночь, она не могла быть столь высока.

— Реджина, дорогая, тебя что-то беспокоит?

Генри был осторожен с ней, особенно в последнее время. Своим характером она была так похожа на Кору. Все тот же нрав и необъятное желание подчинять, дерзость и грубость, злость и магия. Он помнил ее совсем другой, но это не значит, что старик так легко сдастся.

— Нет, все в порядке.

Укутавшись в теплую накидку, боролась с ознобом чашкой горячего чая. В непослушных руках кружка дрожала, оставляя на рукавах платья мокрые потеки.

— Я не хочу выуживать у вас все силой, юная леди, — с этим наигранно-строгим тоном, Генри склонился над креслом.

Реджина сидела, поджав под себя ноги, накинув на плечи все ту же накидку с песцовым воротником, стараясь крепко держать в руках кружку.

— Ты не говорил так с тех пор, как мне исполнилось двенадцать, — улыбнулась, ставя чашку на стол.

— Да уж, потом ты начала постоянно сбегать в конюшню, и такие разговоры стала вести твоя мать.

Реджина умолкла, Генри не заметил этого, иначе бы точно не стал продолжать.

— Дэниил. Как долго вы встречались в тайне от нас? Не больше месяца, так ведь? Потом Кора стала следить за тобой, и все открылось. Глупо было прятаться за домом. Взрослые в первую очередь ищут там, куда легче всего добраться. Помню, какая сильная ссора была между вами. Едва ли спасли парня от гнева твоей матери, — Генри присел в кресло и голосом человека, вспоминающего самые светлые момент своей жизни, продолжил.

Реджина не отводила взгляд от своих рук, лежащих на коленях.

— Помню, — усмехнулся Принц, — как начал прикрывать тебя, каждый раз, когда вы сбегали из дома, — Генри по-доброму улыбнулся, — помнишь, как ты кралась в комнату по лестнице, пока я отвлекал Кору? — улыбка спала с лица старика, а его речь подходила к известному финалу.

— Тебе было так тяжело после его смерти. Ты долго злилась на маленькую принцессу. На всех. Не могла отпустить его.

Сдерживать слезы было трудно — закусила щеку. Отвернулась, стараясь унять дрожь, коснувшуюся губ.

— Я так рад, что ты смирилась с его утратой. Рад, что наконец-то твое сердце смогло снова полюбить.

— О чем ты говоришь? — непонимающе посмотрела на отца —столкнулась с очередной улыбкой.

— О Робине, конечно же.

Громко засмеялась, якобы из-за абсурдности подобного предположения, на деле, пыталась скрыть смятение.

— Что за вздор, папа? Робин — всего лишь начальник стражи. Я не люблю его. Между нами вообще ничего нет…

Почти. Ничего.

Добавила про себя.

— Реджина, — мягко улыбнулся старик, таким явным неверием заставив ее покраснеть.

— Мне нужно принять лекарства, — прервала его прежде, чем успеет догадаться или скорее потребовать от нее правды.

— Тебе нехорошо, родная?

Намного хуже.

Подумала Королева прежде чем оказалась по другую сторону дверей.

***

В покоях было тихо, тепло. Пахло лекарством, что сегодня весь день простояло открытым — наверное, забыла закрыть еще ночью. Вкрутила пробку и сжала пузырек между пальцами, вновь возвращаясь мыслями к Робину.

То, что происходило этой ночью, да и в течении всего месяца, давно вышло за рамки дозволенного. Больше не отношения между Королевой и слугой (а был ли он когда-нибудь в ее услужении? Вряд ли), теперь они были связаны чем-то большим. Угрозы. Бессонные ночи. Предсказание феи. Робин, конечно, даже не догадывался об этом. Эта мысль кажется абсурдной даже ей самой, не стоит и думать о том, чтобы поведать о ней лучнику. Да и нужно ли ей это?

На собственном опыте убедилась, что любовь - это слабость. Непозволительная ошибка, совершаемая изо дня в день слабыми людьми. Их жизни ничего не стоят. Состоят из обыденности, простых дней, ничего не значащих праздников. Любовь - не более, чем предлог завести семью. Рождение детей, совместный быт, спокойная старость. Задумывалась ли она когда-нибудь о такой жизни? Соврет, если будет отрицать. Эта мысль грела затравленную душу, до последнего уголька оставаясь внутри живым огнем надежды, который угас, когда Дэниел окончательно ушел из ее жизни. Только с ним она была готова принять старость. Только его детей хотела растить. Но что-то поменялось в ней. Может быть, отец был прав. Она приняла его уход.

Но что происходит с ней сейчас? Сердце не трепещет от сладостной агонии, что обычно вызывает любовь. Нет, даже влюбленность не имеет место быть, тем более по отношению к лучнику. Разбойнику, осмелившемуся вторгнуться в ее мысли и сны. О да, в последних он был постоянным гостем. Она и не помнит, когда в последний раз видела что-то более приличное и без участия Гуда. Ведь та ночь в лесу была незабываемой. Она прочно врезалась в ее память, отражаясь в каждом сновидении как можно красочнее.

— Боже! Ты меня напугал! — встретившись с его взглядом в зеркале, чуть не выронила из рук заветный пузырек.

— Прости, не знал, что ты здесь.

— О да, очень странно, что я нахожусь в своей комнате.

— Обычно, во время обеда тебя здесь нет, — пожал плечами Гуд, ничуть не смущаясь открывать ей очередную выведанную тайну.

— Еще бы, — закатила глаза и развернулась к лучнику лицом, — что тебе надо?

Не ответил. Как всегда. Неоднозначно хмыкнул и быстро приблизился к ней, захватывая сжатую ладонь.

— Я хотел забрать свое лекарство. Можно? — начал по одному разжимать ее пальцы, а когда Реджина наконец-таки осознала, что от нее хочет стрелок, оставила в раскрытой ладони пузырек и сама направилась к выходу.

Но когда дверь осталась позади, в голове что-то щелкнуло и, еще сильнее разозлившись на свою растерянность, она вернулась в спальню

— Пошел вон!

Бессмысленное пребывание в комнате ничего не дало, но она даже не заметила, как быстро пролетело время. В спальне все еще пахло лекарствами и единственной причиной, почему она не открыла настежь окна стало то, что эту целебную смесь перебивал запах хвои. Особенно сильно она ощущала его на своей кровати, где провел ночь лучник. Сильный мужской запах, впитавшийся в ткань. Он нравился ей. Сначала осторожно, она присела на край постели, скомкав в руках теплую простынь. Затем легла, тихо вдохнув полной грудью. Она вела себя так, словно боялась быть уличенной за таким непозволительным занятием. Кичилась отсутствием чувств, а сейчас ведет себя, как влюбленная дура. От раздираемых внутри противоречий она завыла, утопив стоны злости в подушке, прикрыла глаза, еще раз пропустив хвойный запах через легкие. Затем стук в дверь и тихий голос отца, звавший на обед.