Гвендолин и Лили. Наперекор судьбе (СИ)

Мантикор словно ждал меня: стоило мне только приблизиться к лесу (на позволительное зачарованным браслетом расстояние), он тут же выбрался из лесной чащи. Крылья чуть расправлены, словно мантикор собирался взлететь - или же только опустился на землю, скорпионий хвост вытянут стрелой и высоко поднят.

Приблизившись ко мне, мантикор благодарно ткнулся львиной мордой в мою руку и издал что-то, отдаленно напоминающее низкое мурчание. Казалось, будто он и в самом деле соскучился по мне - или же благодарил за свое спасение.

Я растроганно улыбнулась.

-    Я тоже скучала, - вдруг вырвалось у меня. Присев на землю, я огляделась по сторонам: нет ли кого поблизости? Я и так слыла странной, а большей странности, чем разговор по душам с прирученным диким зверем трудно отыскать. - Ну как ты?

Мантикор положил мне на колено мощную лапищу и ткнулся теплым носом в шею, одновременно складывая за спиной крылья - чтобы ненароком меня не задеть. Я рассмеялась - от теплого дыхания зверя шее стало щекотно, восторженно потрепала львиную гриву.

Я сидела на коленях прямо на траве, гладя мантикора и слушая отдаленные звуки леса.

-    Хотела бы я иметь твои крылья, - с тоской сказала я. - Какого это - чувствовать ветер на лице, видеть землю с высоты птичьего полета? Какого это - быть полностью свободным?

А свободен ли мантикор, вдруг подумалось мне? Или он такой же пленник герцога Ареса, как и я? Ведь я впервые слышала о том, чтобы мантикор приручали - они слыли вольными животными с непростым нравом и прежде никогда не были замечены среди людей. Как же Аресу удалось завести себе такого питомца, да еще и сделать его послушнее домашнего кота?

У меня холодок пробежал по коже. Сила, которой обладал Арес, казалась безграничной. Думая о нем, я чувствовала себя маленькой и беззащитной - как шахматная фигурка на поле бога.

С Ареса мои мысли переключились на его брата. Задумчиво проводя рукой по шелковой гриве мантикора, я доверительно прошептала:

-    Не знаю, что мне делать с ним. С каждым днем мне все сложнее его ненавидеть. Но и доверять ему я не могу. Ведь если с герцогом его не связывает ничего, кроме кровного родства, то что он делает здесь, во дворце? Почему не заставит Ареса отпустить меня, если я так ему нравлюсь? Думаешь, я многого хочу? - Я взглянула на мантикора. Шумно выдохнув, он положил морду на мои колени. - А может, его совершенно не волнует моя судьба, а все, чего он на самом деле хочет - просто затащить меня в постель? Не удивлюсь, если так. Для лорда Рэйста я - игрушка, так почему же с Лоуренсом все должно быть иначе? Но ты бы знал, как мне хочется ему доверять...

Вспугнутое присутствием мантикора и этим странным разговором почти с самой собой, одиночество отступило. Стало немного легче, будто бы оттого, что я поделилась с кем-то своими тревогами.

Мы еще долго сидели вот так: я говорила о Лили, об отце, а мантикор слушал. Этого было слишком мало, чтобы боль, беспрестанно грызущая меня изнутри, полностью исчезла. Но она стала тупее, и впервые с того страшного дня, разрушившего мою жизнь, мне стало немного легче дышать.

Глава девятнадцатая. Гвендолин

Я разрывалась от желания держаться как можно дальше от Лоуренса и… быть как можно ближе к нему. Это добавляло сложностей в мою и без того непростую жизнь. А вскоре случилось еще одно событие, не самое приятное событие, коих здесь, во дворце, в моей новой жизни-без-свободы, и без того было немало…

Ничего не предвещало беды. Предоставленная самой себе (Рэйст все реже вызывал меня в подвал, чтобы, манипулируя с магией смерти, напитаться моей энергией), я блуждала по окрестностям дворца. День выдался сухим и жаркий, незащищенную шляпкой голову нещадно пекло.

Все происходило так быстро, что казалось полусном. Я и понять ничего не успела, как почувствовала ледяные руки на своей шее. Первой моей мыслью было, что одержимая любовью и ревностью Айлин решила перейти от полумер к решительным мерам, и вознамерилась меня убить. Почему это происходило посреди бела дня, на глазах прогуливающихся придворных дам, додумать я уже не успела.

К слову, придворные дамы были просто в ужасе. Одна, побелев, рухнула на землю, вторая некрасиво вытаращенными глазами уставилась куда-то за мою спину – на того, кто душил меня невозможно холодными руками. Вырываясь, я успела увидеть и новые кусочки разбившейся картины: лежащий у входной двери страж с собственным же мечом в груди, второй, раненый и истекающий кровью, пытается подобраться ко мне, но на полпути падает и затихает.

Я прилагала все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы избавиться от оков чужих рук, все туже сжимающихся в кольцо на моей шее. Попыталась даже призвать на помощь магию, но ничего не добилась. Мое время истекало – я это знала. Я царапала ногтями ледяные пальцы, пытаясь сбросить их со своей шеи, в то время как легкие горели огнем – словно воздух в них превратился в жидкое пламя.

И в мгновение, когда я решила, что моя борьба за жизнь закончена, раздалось хлопанье крыльев, и с неба спикировал мантикор. Он бросился вперед – казалось, прямо на меня – чтобы вцепиться оскаленной пастью в моего душителя. Железная хватка разжалась, и я упала на колени, глотая упоительно сладкий воздух. Закашлялась, сжалась, обхватив руками саднящее горло. И только чуть отдышавшись, оглянулась назад.

Нападавшим определенно был некрис – один из «детей» Рэйста, один из солдат Ареса. Должно быть, те чары, о которых рассказывал мне некромаг, оказались наложены неверно. И «упокоенный» – спящий – некрис проснулся, когда поблизости никого не оказалось. Убил стражей и двинулся дальше, во двор, в поисках новых жертв.

Некрисы невероятно агрессивны, они практически сходят с ума, когда чуют теплую кровь, текущую по венам живых людей. Желание убивать в этот момент становится непреодолимым.

Лишенные даже зачатков разума, они не различают своих и чужих – для этого некромагу на поле битвы приходится «помечать» дружественных солдат специальными руническими символами, которые, в свою очередь, Рэйст закладывает в сознании некрисов. Весьма своеобразная дрессура – для некрисов это подобно знаку «не трогать», «остановиться».

Все это я узнала, когда, притворяясь послушной куклой, осторожно расспрашивала Рэйста о его мерзком ремесле. Поначалу было страшно – а вдруг он решит, что я шпионка, что специально выведываю информацию? Как же я ошибалась! Рэйст оказался так глуп и так тщеславен! Увидев мой нешуточный интерес, он едва слюной не захлебывался, так торопился все мне рассказать. Делился со мной, а глаза лихорадочно блестели. Мерзость. Он действительно был этим увлечен. Но как же недальновиден был Арес, провозглашая своей правой рукой словоохотливого некромага! Или просто не знал о его маленьких слабостях?

Как бы то ни было, я узнала все, что мне было нужно. Не сразу. Выведывала исподволь, по чуть-чуть, по крупицам собирая информацию, выжидая подходящие для этого моменты. И не сказать, что подозрения Рэйста о шпионаже, которых я опасалась, были лишены оснований. Когда все закончится, когда я смогу сбежать из дворца, я найду Ингвара – или его последователей, если сам он, как гласили слухи, мертв – и расскажу все, что знаю. Ареса нужно уничтожить, как и его адгерентов. Всех, кто причастен к творящемуся в Даневии хаосу.

Но то – возможное будущее. Счастливое будущее, в котором не будет Ареса, Рэйста и его свихнувшейся на ревности горгульи-жены. Будущее, ради которого я буду бороться до последнего вздоха.

А в настоящем мантикор сражался с некрисом, отвоевывая мое право жить. Когти располосовали землисто-серое лицо, пасть сомкнулась на шее с дряблой кожей, но неупокоенному все было нипочем. Я хорошо помнила рассказы Рэйста о том, что убить уже однажды умерших совсем непросто, что воочию видела сейчас.

Я поздно заметила в руках некриса нож, видимо отобранный у кого-то во дворце. Бросилась вперед, чтобы выбить его из рук, и почти успела, но… Одним невероятно мощным ударом руки неупокоенный с силой оттолкнул меня. Нож по самую рукоять вонзился в заднюю лапу мантикора, и несчастный зверь взвыл от боли.