Гвендолин и Лили. Наперекор судьбе (СИ)

Сама не знаю, как я умудрилась не потерять сознание, прежде чем на ватных ногах добралась до входной двери. Окатило волной ледяного ужаса: торопясь, я совершенно не подумала о перчатках! Моя узкая ладонь слишком сильно отличается от ладони Немого - крупной, огрубевшей. Я медленно выдохнула и заставила себя успокоиться. Повернулась к магу полубоком и, отперев засов, толкнула дверь.

И шла вперед, не оборачиваясь, чувствуя бегущий по спине холодок. Соблазн обернуться и посмотреть, закрыл ли маг дверь за мной или смотрит мне вслед, был невыносим, но мне удалось до последнего ему сопротивляться. Как только показался следующий от дома Воргата дом - здесь они стояли не вплотную, как в моем родном городе, а на некотором отдалении друг от друга, - я поспешно скрылась в его спасительной тени. И бросилась бежать, лихорадочно озираясь по сторонам. Никто не должен увидеть бегущего Немого - это настолько не сходится с их повадками, что мгновенно вызовет подозрение. Но и идти медленно, неторопливо, с минуты на минуту ожидая, что меня поймают, я не могла.

Я бежала, а в голове билась одна-единственная мысль: какое бы препятствие ни встало на моем пути, сколько бы лишений ни довелось пережить мне в моем странствии, назад, в дом Гаена Воргата, я больше не вернусь.

И это знание меня окрыляло.

Глава восемнадцатая. Гвендолин

Горькая насмешка судьбы – я могла бы вылечить шрам на своей щеке или просто сделать его незаметным для всех окружающих, пусть бы на это ушло немало сил. Но я не могла дать графине понять, что владею магией, а целителям, как шепнула мне по секрету Аннет, она излечивать меня запретила – под страхом сурового наказания.

Все, что мне оставалось – это ходить с высоко поднятой головой и терпеть язвительные шепотки придворных дам, насмешки и презрительные взгляды дворцовой стражи.

Весь этот день я не видела лорда Галлахара и была этому несказанно рада – мне нужно было время, чтобы подготовиться к встрече с ним. Ведь тогда, на балконе, он видел меня совсем другой… Что увижу я? Сейчас? Что промелькнет в его взгляде – сочувствие или… отвращение?

Да еще и лорд Рэйст после того, как Лоуренс за меня заступился, наверняка точил на меня зуб. И побег, прежде казавшийся задачей хоть и сложной, но выполнимой, теперь казался практически невозможным.

Чтобы хоть немного отвлечься от безрадостных мыслей, я решила побродить по иллюзорному саду. Ну и пускай на меня будут во все глаза смотреть приближенные Его Светлости. Я – Гвендолин Меарк. Пусть я и изменилась внешне, но из-за ожога в пол-лица быть собой я не перестала.

Наша встреча с Лоуренсом была неизбежна. И хотя я не показывалась на балконе – нужно было и разобраться в себе, и не давать повода лорду Галахару думать, что я нарочно ищу с ним встретить, но ночами я продолжала гулять по внутреннему двору, по иллюзорному саду, по пустырю неподалеку от леса – до той невидимой черты, один шаг за которую зачарованный браслет сочтет побегом. Я так часто прохаживалась там, разрываясь от двух противоречивых чувств: желанием ощутить хотя бы толику свободы и нежеланием вызвать гнев лорда Рэйста, что протоптала тропинку. По ней я и ориентировалась во время своих поздних прогулок.

Рэйста я не боялась. Не боялась и раньше, и уж тем более теперь, когда он знал, что в моих защитниках – сам брат герцога Ареса Галлахара. Но я не хотела вновь видеться с ним, не хотела, чтобы он знал – или только думал – что мысль о побеге я не оставила и не оставлю никогда. Я играла роль послушной куклы, но таковой становиться не собиралась.

Я балансировала на грани между кротостью и зреющей внутри жаждой мщения, но грань эту пока не переступала.

Слава богам, после изуродовавшего мое лицо ожога лорд Рэйст потерял ко мне всяческий интерес. Наверняка он догадывался, чьих рук это дело – в отличие от подвернутой лодыжки, которую я сама же себе и залечивала, шрам в пол-лица так просто не скроешь. Он тут же призвал целителей, но сделать ничего они не сумели: графиня Айлин Рэйст оказалась искусна в чарах – ее хитроумное плетение требовало очень осторожного подхода. Как они объяснили, подобные чары требовали осторожного и медленного расплетения. Если сделать неаккуратно, я могу остаться уродиной на всю жизнь. Что и говорить: подобная перспектива меня не радовала.

Рэйст же, услышав «диагноз» целителей, покинул мою спальню, кипя праведным гневом – наверное, спешил к дражайшей супруге за объяснениями. Но только за ним закрылась дверь, я вздохнула с нескрываемым облегчением, так удивившим целителей.

В одну из ночных прогулок я вновь столкнулась с Лоуренсом. Он подошел ко мне со спины – как всегда, практически неслышно. Я обернулась, когда мою прядь всколыхнуло движение воздуха и вздрогнула от неожиданности. Я видела, как в его расширившихся зрачках сменяют друг друга изумление, сочувствие и… незамутненная ярость.

– Боги, что случилось? Это сделал Рэйст?

– Неважно.

– Если вам нужна моя помощь…

– Не нужна, - отрезала я.

Не хватало еще, чтобы он жалел меня! Я не маленькая девочка, чтобы жаловаться кому-то на свою судьбу. Со своими врагами и своими проблемами я разберусь сама.

– Упрямица. – Лоуренс усмехнулся, но как-то беззлобно. Он протянул руку к моему лицу, убирая упавшую на щеку прядь. Палец его замер совсем близко от моей кожи. – Позволишь?

Каюсь, я действительно поменяла пробор, чтобы волосы падали на правую, обезображенную сторону. Ровно перед тем, как выйти на очередную прогулку. И пускай я храбрилась, и пускай косые взгляды стражи и придворных дам натыкались на выстроенную глубоко внутри ледяную стену безразличия, я не хотела, чтобы Лоуренс видел меня такой. Ненавидела себя за эту слабость, равняющую меня с какой-нибудь кисейной барышней, но… продолжала каждый вечер делать новый пробор, закрывая правую сторону лица волосами.

Всякий раз, когда дело касалась Лоуренса, мое хваленое хладнокровие и логика, которой я привыкла руководствоваться, отступали куда-то на второй план. Это неимоверно раздражало и даже пугало, но… я не в силах была этому сопротивляться. Вот и сейчас, сама не знаю зачем, я прошептала: «Да».

Лоуренс осторожно дотронулся до моей щеки, обезображенной шрамом. Его нежное, мягкое прикосновение было подобно перышку, скользнувшему по моей коже. Я была готова поддаться чувству, которое отвоевывало в моем сердце все большее пространство, но мысль, холодная, как осколок льда и острая, как лезвие бритвы, мгновенно меня отрезвила. Лоуренс Галлахар – брат Ареса. Брат убийцы моего отца, брат человека, который развязал самую жестокую и кровавую войну на памяти жителей Даневии. Брат человека, который отправил мою сестру на невольничий рынок, а меня саму сделал личной куклой некромага.

Я тут же отстранилась, вызвав всплеск удивления в его глазах. И усталость в хрипловатом голосе:

– Все еще мне не доверяешь?

Я ничего не ответила, сжала губы, делая лицо строгим, а взгляд – отстраненным. Кого я пыталась обмануть? Лоуренса, если только. Нельзя дать ему понять, что от расстроенных ноток в его голосе у меня сжималось сердце.

-    Я просто хочу, чтобы ты знала: для меня ты всегда прекрасна.

Шепнул мне на ухо, взъерошив волоски ласковым и теплым ветром, и... ушел, оставив меня в полнейшем смятении.

После таких слов вихрь противоречивых эмоций во мне разыгрался с новой силой, грозя превратиться в настоящую бурю. Я прикрыла глаза и медленно выдохнула. Нужно было время, чтобы развеять иллюзии, которые рождали в моей голове невинные и в то же время такие волнующие прикосновения Лоуренса.

Днем позже я наведалась к своему самому странному и неразговорчивому союзнику - если не сказать, другу - в обители Ареса Солнцерожденного. К мантикору, которого, по словам Аннет, все же сумели выходить целители Ареса. Этот день стал для Аннет непростым - пользуясь ее даром Искры, Анфациан почти полностью иссушил ее силы: так стремился излечить верного боевого фамильяра герцога даневийского.