Лабиринт памяти (СИ)

И ему пришлось признать, что это так.

Да, он мог послать Асторию к чёрту и постараться объяснить ей, что всё произошедшее между ними — ошибка, но из уважения к Дафне и в знак благодарности за то, что она уберегла его накануне от высочайшей глупости, он всё же согласился на встречу с Асторией. К счастью, та не вспоминала о прошедшей ночи и задавала мало вопросов, а ещё делала всё, чтобы расположить Драко к себе, и в какой-то момент тот нехотя признал, что её общество — не самое худшее на свете.

Что уж лучше с ней, чем одному.

Драко сам не знал, как так получилось, что они начали регулярно встречаться и общаться. В основном они вместе ходили куда-то по её настоянию, а он вполуха слушал болтовню Астории, пока сам молча пытался убедить себя, что делает всё правильно. Он стремился забыть Грейнджер, и, хотя ему это никак не удавалось сделать, всё же в обществе Астории отвлечься было немного легче.

Естественно, о том, чтобы начать с ней встречаться, он не думал вовсе, хотя мысль, что, может быть, Грейнджер увидит их вместе или до неё дойдут слухи о его новом романе, дарила мрачное удовлетворение. Но тогда она наверняка перестала бы пытаться вернуть его, и Драко не пришлось бы разбивать кулаки в кровь каждый раз, когда он отчаянно боролся с желанием вскрыть очередное письмо, которое могло бы заставить его вернуться к ней, что было бы проявлением его высочайшей слабости.

Но на деле всё оказалось куда сложнее.

И Драко было до мерзости тошно от самого себя, когда он представлял, в каком свете предстал перед Гермионой.

Хотя… Оно и к лучшему.

Пусть считает, что он предал её.

Пусть.

Ведь, в сущности, он действительно это сделал, переспав с другой женщиной, а потом — не сказав Гермионе, что Астория врёт.

Так будет лучше.

Драко аппарировал к себе в квартиру и взглянул в зеркало. Слишком бледное даже для него лицо, распухший нос с запёкшейся кровью и пустые глаза, которые с лёгким презрением — отвращением — взирали на него.

Он выглядел жалко.

Он и был жалок, абсолютно.

— Так будет лучше, — почувствовав, как противно защипало в носу, уже вслух хрипло повторил Драко и, даже не приводя себя в порядок, рухнул на кровать, уставившись в потолок.

Но снова видя лишь её глаза.

***

Джинни тихо открыла дверь и неслышно проскользнула внутрь их новой с Гарри квартиры, в которую они переехали всего несколько дней назад. Она была абсолютно раздавлена событиями сегодняшнего вечера и окончательно добита тем фактом, что Гермиона отказывалась говорить с ней. Джинни искренне хотела помочь, но не знала, что делать, пока Гермиона на её глазах сотрясалась в беззвучных рыданиях, уткнувшись в подушку. И тот факт, что она не плакала в открытую, а до последнего сдерживала себя, только сильнее ранил Джинни, которая знала — её подруга борется со слабостью изо всех сил, пытаясь не сломаться под тяжестью горькой обиды и жестокого разочарования.

В какой-то миг Гермиона подняла на неё глаза, и Джинни почувствовала — ей лучше уйти.

Бывают моменты, когда единственное, чем ты можешь помочь — это не вмешиваться и дать человеку справиться с собственным горем в одиночку. Совершенно точно это был тот самый момент.

Гермиона хотела выстоять в этой борьбе с собой, хотела перенести удар стойко и без лишних свидетелей, и Джинни не смела ей мешать, даже в исключительно благородных целях.

Она аппарировала к двери, всё ещё думая о Гермионе и о предательстве Малфоя, но когда коснулась ручки, замерла от пронзившего её понимания — это не единственная проблема.

Ведь сегодня стало известно, что… Гарри в курсе про них с Блейзом.

— Знает всё, — поражённо выдохнула Джинни, ощущая, как паника проникает в каждую клетку её тела, заставляя сердце ускоряться.

Это было непостижимо, это было… неправильно и уж точно не вовремя. Хотя разве раскрытие страшных секретов когда-нибудь бывает вовремя?!

Джинни не имела никакого представления, как быть теперь с этим бьющимся в груди, готовым вырваться наружу ощущением, что назад уже ничего не вернёшь.

Она не представляла, как сможет посмотреть в глаза Гарри после того, что услышала от него и от Малфоя. Было слишком много вопросов, на которые она страшилась получить ответы, и поэтому искренне молилась, чтобы ей удалось оттянуть этот момент истины хотя бы ненадолго.

В квартире было на удивление тихо и темно, и Джинни почти почувствовала облегчение, подумав, что Гарри спит, что не придётся объясняться так скоро, когда услышала негромкие шаги позади себя. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда она резко обернулась и увидела силуэт Гарри на фоне полуоткрытого окна с развевающейся занавеской. Он стоял, засунув руки в карманы и слегка опустив плечи, а ещё вглядывался в неё, хотя во мраке невозможно было различить выражение его лица.

Она задержала дыхание и застыла, боясь того, что могло дальше последовать. Ветер прошёлся по её разгорячённой от волнения коже, и Джинни невольно задрожала, хотя причиной тому вряд ли можно было назвать холод. Скорее, это был дикий страх за них с Гарри, ведь теперь между ними незримо маячил призрак третьего человека, и Джинни была уверена — ещё никогда прошлое не было так осязаемо, как сейчас, когда они смотрели друг на друга, но будто заново проживали миг, когда была озвучена правда, изменившая всё.

— Как давно? — словно со стороны услышала Джинни свой надрывный шёпот и ужаснулась тому, что осмелилась начать первой.

Особо сильный порыв ветра со свистом влетел в комнату, разметав её волосы и ещё больше взлохматив шевелюру Гарри, когда тот негромко произнёс:

— Несколько лет.

Джинни судорожно вздохнула и прижала ладонь ко рту. В голове было столько мыслей, одна опережала другую, и она пыталась найти спасение, объяснение хотя бы в одной из них, но ничего не помогало.

Она просто не знала, что говорить.

— Я видел письмо, Джинни, — продолжил Гарри, делая медленные шаги в её сторону. — И я читал его. Одно из многих.

От ужаса, сковавшего тело, Джинни не смогла даже пошевелиться, а потому просто наблюдала, как приближается Гарри. Когда между ними оставался всего один метр, он остановился, и она наконец смогла увидеть его глаза.

К её изумлению, Гарри не выглядел злым, разочарованным или полным каких-либо ещё негативных эмоций. Он лишь смотрел на неё с затаённой грустью, а на его губах играла горькая усмешка.

— Я понимаю тебя, Джинни. В тот год я не мог дать тебе то, что смог он. Я не мог помочь тебе, не мог уделять тебе должного внимания, хотя ты в нём так нуждалась, — сделал он ещё один маленький шаг и легко коснулся её щеки. — Я сам виноват, что отпустил тебя. И, лишь прочитав то письмо, понял, какую ошибку совершил.

— Гарри… — начала Джинни, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.

— И тогда я осознал, что если не сделаю всё, чтобы попытаться всё исправить, то потеряю тебя навсегда, — вновь заговорил Гарри, не сводя с неё глаз, и Джинни тихо всхлипнула.

— Почему ты не сказал мне? — выдавила она.

Гарри на мгновение замер, прикусив губу в нерешительности, после чего обречённо выдохнул и продолжил говорить.

— Я боялся, Джинни, что если скажу правду, то тебе придётся выбирать между нами. И в тот миг я не был уверен, что ты выбрала бы меня, — чуть слышно закончил он, опустив голову.

Пару секунд Джинни не издавала ни звука, пока смысл услышанного поднимал в ней бурю таких эмоций, от которых она тут же бросилась к Гарри и обняла так крепко, словно боялась, что он исчезнет.

— Прости, прости, меня, пожалуйста, Гарри… Умоляю, прости…

Она плакала, пытаясь вымолить прощения, пока Гарри молча прижимал её к себе и старался прервать поток слов.

— Это ты меня прости, Джинни… Я должен был дать тебе выбор, я должен был сказать…

— Нет, — вскинула она на него поражённый взгляд, — прошу тебя, Гарри, не извиняйся передо мной! Я поступила ужасно, это я во всём виновата! А ты… — она покачала головой, словно до сих пор не верила в это, — …ты поступил правильно. Я не знаю, что бы со мной было, если бы я узнала тогда.