Узы крови (СИ)

– Если проклятье разрушено, ты могла бы еще родить ребенка. Жизнь волшебницы длиннее, чем у маглов, и молодость тоже. Ты могла бы родить мальчика.

Гиневра вскинула на нее глаза – она казалась изумленной и даже застигнутой врасплох. Должно быть, она ни о чем таком и не помышляла.

В этот миг дверь приоткрылась, и в комнату вошел Северус с флаконом зелья и мисочкой в руках. Гермиона с трудом сдержала смех: щенок скользил за ним по полу, уцепившись зубами за полу длинной черной мантии. Северус при этом оставался непоколебимо суров.

Сделав все необходимые приготовления, он уколол Гиневре палец и стряхнул капельку в зелье. Все трое напряженно уставились в миску, ожидая, когда зелье поменяет цвет. И действительно – оно из почти черного окрасилось в тот же грязно-белый оттенок, что и у Гермионы когда-то. Гиневра испустила взволнованный вздох, вскочив в постели и не отрывая глаз от зелья, словно ожидая, что сейчас оно снова станет черным. Гермиона тоже испытала облегчение, хотя и была практически уверена в результате. Ее накрыла волна торжества. Проклятье снято! И теперь еще есть надежда, что род ее отца не прервется!

– Это точно? Зелье… оно не испортилось? – дрожащим голосом произнесла Гиневра.

– Сомнений быть не может, – задумчиво протянул Северус и, наконец, оторвал взгляд от зелья. Через мгновение он повернулся к Гермионе и, впившись в нее черными глазами, бросил: – Любопытно.

– Да! Это прекрасно! – живо отозвалась она, ничуть не смутившись под его взглядом. Ее вдруг развеселила своим бесстыдством мысль, что способ разрушить проклятье оказался таким приятным. Точнее, ее развеселило знание того, что для Северуса эта мысль останется тайной. Такое предположить он бы не смог. Да и вообще, ее мысли теперь всегда под надежным замком – его нельзя открыть, только взломать. Это обстоятельство переполнило ее радостью нашкодившего котенка, и Гермиона в избытке чувств крепко обняла Гиневру.

– Вот все и закончилось, – прошептала она.

Гиневра крепко сжала ее в ответ, и они почти одновременно посмотрели на Северуса. Он сидел на краю кровати с напряженным и несколько скованным видом. Гермиона и Гиневра заговорщически переглянулись и расплылись в улыбках.

– Что? – спросил Северус, явно почуяв недоброе.

– Ну-ка иди сюда, – потребовала Гиневра, и, не успел суровый зельевар понять, в чем дело, как они с Гермионой схватили его за плечи и втянули в общее объятие.

– Что за выдумки, – пропыхтел Северус, страшно смутившись, стараясь скрыть свое смущение и злясь на то, что это ему не удается, отчего Гермионе и Гиневре становилось только веселее. Они и не думали отпускать отчаянно сражающегося с ними Снейпа, хохоча над его попытками сохранить свою степенность и напыщенность. Малыш-спаниель, наконец, каким-то образом взобрался на постель и с воодушевлением принялся лизаться.

– Ну, все, – Северус вывернулся из женских объятий и, схватив щенка за шкирку, поднес к лицу и сурово процедил: – Нельзя залезать на кровать.

Примерно таким же тоном он разговаривал с первокурсниками в Хогвартсе. Щенок радостно тявкнул в ответ и лизнул его в нос, быстро-быстро махая обрубком хвоста.

Гермиона с Гиневрой вновь расхохотались.

***

Блейз не знал, чем закончится для него эта встреча, но, по правде говоря, он об этом и не думал. Он просто двигался вперед, как во сне, целеустремленным шагом, но без четкой цели. Он затруднялся сказать, на чем основана его уверенность, но знал точно – он должен отправиться в поместье отца, он должен его увидеть… или что-то с ним сделать? Об этом задумываться нельзя, иначе вся решимость пропадет: в своем превосходстве он не только не был убежден, но очень даже наоборот. И он не хотел думать, как подставит всех, если попадется в лапы отца и его друзей со своей далеко не самой блестящей ментальной защитой. Эгоистично, конечно, но Блейз не мог себя пересилить.

Поэтому выбрав ночь, когда на крепостной стене дежурил кто-то из Уизли, – о том, чтобы ему удалось прошмыгнуть мимо лордов или Люпина, и речи быть не могло, – Блейз успешно выбрался из поместья и аппарировал.

Поместье Забини спало, такое же самодовольное и уверенное в своей полной безопасности, как и его хозяин. Блейз сглотнул, глядя на темные окна особняка. Он никогда не был здесь счастлив, а сейчас к привычному для него чувству отвращения примешивался страх. Зачем он здесь? Вопрос, ответ на который был слишком страшен, чтобы быть произнесенным даже мысленно, хотя он уже однажды выкрикивал его в исступлении. И уйти Блейз не мог – поместье притягивало его, как магнитом.

И он вошел. Странно, но ничто не препятствовало его продвижению вперед – так, будто он все еще был нелюбимым, но все же хозяйским сыном, «мастером» Забини. Интересно, почему? Отец настолько пренебрегал им, что напрочь забыл о его существовании? Или (что более вероятно) он рассчитывал, что после гибели матери Блейз все же придет к нему мстить, и тогда Даниэль сможет поймать его и узнать все, о чем известно ему самому? Блейз на мгновение замер в нерешительности. Если его намерения пойдут прахом…

Тряхнув головой, он отогнал сомнения и угрызения совести и толкнул дверь отцовской комнаты. Он даже не удивился, обнаружив его сидящим в полутьме у догорающего камина – будто именно так все и должно быть.

Даниэль медленно повернулся. Одно бесконечное мгновение они смотрели друг другу в глаза, а затем губы отца искривила его неизменная презрительная усмешка. И сознание Блейза словно отключилось.

– Авада Кедавра! – вскричал он, выбрасывая вперед руку с зажатой в ней палочкой.

Даниэль плавным движением выскользнул из кресла, и проклятье пролетело мимо. Еще одно неуловимое скользящее движение – и в руке отца оказалась волшебная палочка. Только теперь Блейз по-настоящему поразился собственной самонадеянности – ведь он прекрасно знал, что Даниэль блестящий дуэлянт, и ему до него далеко. Понимание этого только сильней вывело Блейза из себя, и он принялся беспорядочно метать проклятья – все подряд, какие приходили ему на ум. У него была неплохая скорость в дуэли, но все же недостаточная, чтобы тягаться с Даниэлем Забини. Отец почти не колдовал – он забавлялся, легко уклоняясь от сумбурных атак Блейза и время от времени выставляя щит. Движения его были точно выверены – он не тратил лишних шагов или взмахов палочкой, и, в принципе, уже имел с десяток возможностей одним ловким заклятьем обезвредить противника. Все это Блейз отмечал краем сознания, злясь еще больше оттого, что Даниэль просто играет с ним. Мерлин, отец был единственным, с кем хладнокровному, в общем-то, Блейзу не удавалось сдерживаться. Совсем. Кровь стучала в голове, и ярость застилала глаза – верный признак того, что он непременно проиграет, однако ничего с собой поделать он не мог. Он только ярился и становился еще уязвимее.

– Слабак! – выплюнул Даниэль и издевательски захохотал.

Блейз крепче стиснул зубы. Ничего ответить он не мог – все силы уходили на этот бессмысленный поток заклятий, не достигающих цели, а только изматывающих его. Изумительно: способность анализировать происходящее по-прежнему не изменяла ему, однако взять себя в руки он все равно не мог. Он словно наблюдал себя со стороны. И вывод из этих наблюдений был только один: ты проиграешь.

– Ты мне надоел, – вдруг скучающим тоном объявил Даниэль, и таки воспользовался подходящим моментом, чтобы ударить Блейза черным лучом в живот.

Блейз согнулся пополам, а потом и вовсе рухнул на пол: казалось, внутренности накручивает на огромную вилку. Он глухо застонал, до крови прикусив губу. Только бы не завопить вслух – такого подарка делать отцу он не хотел, не мог себе позволить. Он прижал руки к животу, скрючившись на полу, извиваясь и поскуливая. Секунды растянулись в годы. Живот превратился в один жуткий комок боли, его словно рвали на части когти каких-то тварей.

Когда все закончилось, Блейз хватил воздух ртом, поперхнулся, и его стошнило на пол. Попытавшись подняться на колени, он ощутил, как живот свело болью, не такой сильной, как под действием проклятья, однако он без сил рухнул обратно на пол, скорчившись и обливаясь потом. Боль и слабость были настолько сильны, что он уже без злости, как-то лениво отметил про себя, что это очень унизительно – валяться вот так у ног этого подонка. Худшее, что могло произойти.