Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

Бэйн, покраснев как рак, с навернувшимися на глазах слезами шумно вдохнул порцию воздуха и забавно помахал рукой перед ртом.

- Горячо? – на всякий случай удостоверился Кьяре.

“Адово!!!” – Бэйн активно закивал, подтверждая предположение журналиста и жестами предостерегая его от повторения его ошибки.

- Да ладно тебе, – беспечно пожал Анжело плечами. – У меня высокий болевой порог. И я люблю погорячее, – заносчиво заявил он, в доказательство показательно отхлебывая кофе и в следующее мгновение выплевывая кипяток прямо в лицо оторопевшему оператору.

- Слишком горячо! – завопил блондин не хуже Бэйна, начиная размахивать руками перед ртом и, таким образом, пытаясь охладить обожжённую поверхность. Мартин же с немым воплем вскочил на ноги и начал бегать от дерева к дереву, кажется, мысленно крича что-то вроде: “Моё лицо! Моё чертово лицо! Проклятый Кьярэ, ты поплатишься за это!”

“Прошу заметить, дорогие интел-телезрители, что сорок четвертая попытка извлечь из Марти хоть какие-то звуки не увенчалась успехом. Мы зря потратили глоток отличного кипятка!”

“Ты сдурел?!” – эту череду жестикуляций Анжело разобрал без особых проблем и долгих размышлений.

- Я нечаянно, – пробормотал он, даже не пытаясь изобразить раскаянье.

“Хрен тебе, а не нечаянно!” – нечто подобное, кажется, имел в виду оператор, показывая Анжело средний палец.

“Прошу заметить вас, интел-телезрители, что у Марти шикарные руки! Длинные пальцы. Узкая ладонь. И вены на тыльной стороне потрясающие! Да, его руки – мой маленький фетиш!”

- Одна штука? – решил Анжело поиздеваться и расшифровать вполне себе общепризнанный жест недовольства по-своему. – А чего именно?

Бэйн закатил глаза, на мгновение уставился в небо, будто бы собираясь с мыслями, а затем с недовольным видом вернулся на свое место на бордюре. На лице у него красовались красные пятна от кипяточных брызг. Выглядел оператор крайне раздраженным. Анжело не выносил плохого настроения Бэйна, особенно если оно таковым становилось по его вине.

- Ну, Марти, – захныкал блондин, вешаясь оператору на шею и пытаясь заглянуть ему в глаза. – Дорогой мой друг! Ты не можешь на меня обижаться!

Бэйн хмуро перевел взгляд на Анжело, подтверждая его слова. Действительно, злиться на блондина парень не умел. И журналист бессовестно этим пользовался.

- В следующий раз я постараюсь отвернуться, – продолжал вещать журналист.

“В следующий раз?” – прочиталось в испуганном взгляде Бэйна.

- Ну, всякое бывает, – неопределенно вздохнул журналист, уже разрабатывая у себя в голове сорок пятый способ заставить Бэйна говорить.

“Интрига, дамы и господа. Настоящая интрига вьется вокруг Марти и его немоты! Я уверен, за этим скрывается нечто большее! Некая История! Ею обладает каждый. И скоро я узнаю твою, Таинственный Мартин Бэйн”.

Мерзопакостный мокрый снег и не думает заканчиваться. Сыпет с раннего утра то в одной части города, то в другой, мокрыми шмотками падая на пестрящий лужами асфальт, блестящие от влаги светофоры и фонари и прочерчивая на стеклах машин мокрые дорожки. Понаблюдав за ними, поневоле хочешь плотнее закутаться в теплый плед, заварить горячий чай и включить какое-нибудь комедийное кино. Хорошо, если все это оказывается под рукой. Плохо – если нет.

Ты сидишь за рулем старой машины и кутаешься в не менее старый плащ. Ботинки успели промокнуть насквозь еще утром, но не думают высыхать и теперь. Мерзопакостный снег, будь он неладен, будто бы преследует тебя. Только ты выезжаешь из эпицентра непогоды, только успокаиваешься, располагаешься поудобнее, уверенный, что теперь-то точно сделаешь свое дело на пять с плюсом, как по лобовому стеклу начинают бежать эти чертовы мокрые дорожки этого чертового мокрого снега.

Ты раздражен. Настолько, что хочется разбить стекло, чтобы больше не видеть бесящего талого снега.

Нет, не верно.

Разбить ты желаешь не стекло.

И раздражитель твой вовсе не снег.

Этот мальчишка. Чертов уродец с дурацкими фиолетовыми волосами и в черной кепке. В чертовой клетчатой рубашонке. В чертовых кедах. С чертовой камерой. Вьётся вокруг твоего Ангела, будто стервятник над трупом. Чертов стервятник.

Ты вытаскиваешь очередную сигарету, опускаешь стекло и закуриваешь, все еще искоса поглядывая на парочку, расположившуюся прямо на бордюре. Несмотря на непогоду, они не выглядят раздосадованными снегом или разозленными пронизывающим ветром. Чертовы уроженцы Майбурга, будто бы впитавшие с материнским молоком терпимость к переменчивой погоде города. Ты таким похвастаться не можешь. Ты не отсюда. Лишь один из носителей синдрома Майбы, обреченный переехать в Майбург по состоянию здоровья, но так и не привыкший к нему. Тебе было всего шестнадцать, когда родители решили привести тебя сюда в гости к друзьям. Тогда они еще не подозревали, что по сути сломают тебе этим всю жизнь. По возвращении домой тебе становится настолько плохо, что ты не можешь подняться с постели. Чертовы врачи. Чертов диагноз. Чертов синдром Майбы, обрекший тебя переехать в этот паршивый город, чтобы терпеть эту чертову погоду.

Чертов уродец.

Чертов челкастый уродец.

И что ему только понадобилась от твоего Ангела? От Ангела в этом чертовом мире?

- Чертов, – цедишь сквозь зубы, делая глубокую затяжку и на мгновение закрывая глаза.

- Посмотрите-ка, как мы выросли, – тихий знакомый голос не пугает, но настораживает. Когда приходит Этот, тебе всегда становится не по себе хотя бы потому, что ты не до конца понимаешь, существует ли он на самом деле или является лишь плодом твоей больной фантазии.

- Много времени утекло. Чертового времени, – бормочешь ты, нервно пожевывая фильтр сигареты и все еще не решаясь взглянуть на пассажирское сидение, на котором размещается Этот. Наверняка вновь в своей дурацкой толстовке с раздражающими чертовыми шутовскими хвостами и помпонами. Наверняка с привычным холодным мертвым взглядом.

- И рядом с твоим Ангелом снова вьется всякая шваль, – в голосе Этого ты ощущаешь яд. Яд, который отравляет твою душу.

- Чертова шваль, – шипишь ты, понимая, что Этот тебя провоцирует и добивается очередного приступа безумия. Он подстегивает тебя к активным действиям. И у него выходит.

Чертов Этот.

Нет-нет-нет, ты должен сохранять хладнокровие, как делал это и ранее. Терпение – твое главное оружие.

Ты вдыхаешь в легкие хорошую порцию никотина и, подавив дрожь в руках, все же решаешься посмотреть на нежданного гостя.

- Не стоит ли принять меры? – на губах Этого появляется злая усмешка. Твои попытки оставаться спокойным летят к чертям. Ты нервно выплевываешь недокуренную сигарету в окно и тут же берешь новую. Долго пытаешься прикурить, но пальцы дрожат настолько, что зажигалка не поддается. Эта его чертова ухмылка выбивает тебя из колеи. Никто и никогда на твоей памяти не ухмылялся настолько же зло, как делает это чертов Этот. Ты сталкиваешься с его улыбкой не впервые, и каждый раз чувствуешь себя не в своей тарелке от ее вида. От улыбки и слов Этого. Пронизанных ядом слов.

- Не думаю, что чертов мальчишка опасен, – с неуверенностью произносишь ты, нервно оглядываясь.

- Опасен, даже не сомневайся, – ухмылка Этого становится шире. Ему приятно причинять тебе боль каждым сказанным словом. Он наслаждается видом твоих мук, тем, как эмоции разрывают тебя на части, принося невообразимые страдания. Столько лет ты живешь с этим. Столько лет мучаешься и ни на мгновение не ощутил облегчения. Только безумец смог бы терпеть эту боль так долго. Ты безумен. Гость об этом знает. И хочет, чтобы тебе стало еще хуже.

В доказательство своей жестокости, Этот вытаскивает из кармана фотографию и протягивает ее тебе:

- Посмотри, что я нашел в телефоне одного детектива. Разве их связь не прелестна?

Ты берешь из его рук фотографию, замечая его обгрызенные до мяса ногти с кровавыми подтеками на самых кончиках пальцев. Этот тоже не отличается спокойствием. Лишь делает вид, что ему все равно. Манипулирует ухмылками, словами, холодным взглядом. Но тебя не проведешь. Он тоже уязвим. Его пальцы тому доказательство.