Орлиное гнездо (СИ)

Что же с того? Матьяш Корвин – наместник Господа на земле; а это значит все. Он может отправлять за себя сражаться других; и тем и будет стоять Венгрия, пока это угодно Богу.

Корвин салютовал подданным поднятой рукой, и женщины ахали при виде белой перевязи на монаршей деснице. Молодого короля благословляли, плакали. А Василика стояла ни жива ни мертва. Она знала, что вернись Корнел домой, он ехал бы в первых рядах, подле короля, - он многократно заслужил это право! Погиб! Пленен! Что из этого ужасней?..

- Где отец? – спросил ее и Раду: нетерпеливо, удивленно.

- Я… узнаю, дитя мое, - ответила Василика, немного укрепившись. – Потерпи! Мы подождем!

Она сжала руку Раду и быстро увела его в дом; и там, не в силах больше сдерживаться, убежала в свою комнату и расплакалась. Василика плакала, пока не потеряла голос; слезы, так долго сдерживаемые, разбередили ей душу – и уверенность в том, что с Корнелом стряслось несчастье.

Но, быть может, она рано убивается? Может, она просто не разглядела своего воина в рядах венгров?

Стемнело; дома Буды, должно быть, наполнились – которые ликованием, а которые и плачем. Над одним домом Корнела висела неразрешимая тревога. Василика сидела без сна и ломала руки.

Раду пришел к своей названой матери снова и долго не уходил от нее спать – чуял беду; пока Василика не отправила его в постель почти насильно. Она не могла сейчас думать ни о ком, кроме Корнела.

Она долго сидела не смыкая глаз, размышляла, сердце стеснялось все больше – и наконец Василика решила, что сделает. Она переждет немного – а потом пойдет к самому королю.

Василика еще не говорила с Корвином с глазу на глаз; даже вообще еще не говорила с ним – но сейчас не боялась этого. Король очень нуждался в Корнеле; и он был слабее Корнела, слабее валахов…

Василика стала на колени и долго молилась – не заученными, а своими словами, идущими от сердца. Она положила несколько земных поклонов и надолго осталась так, припав головой к полу.

- Мне все же страшно, - прошептала валашка.

Она перекрестилась и встала. Нет: ей не должно быть страшно. Как всегда в такие минуты, Василика ощутила, точно какая-то могучая сила толкает ее вперед. Могучие невидимые союзники держали ее под руки.

Под руки ее и отвели в постель, и уложили; Василика даже засмеялась от этого странного чувства, чувства чужой воли над своим духом и телом.

Потом она уснула; и горела огнем, и всхлипывала во сне, и металась – как будто далеко от нее сейчас убивали что-то, без чего она не могла жить.

Еще два дня Василика провела в таком ожидании – она осунулась, почти не ела, почти не спала. Страшные образы грезились ей не только во сне, но уже и наяву. Раду притих и сидел в детской, не поднимая головы; когда Василика, повинуясь долгу, приходила к нему, Раду не откликался на ее объятия, на ласковые слова. Василика плакала уже и при нем – а мальчик глядел на нее большими неподвижными глазами и словно бы накалялся против всего мира.

Потом Василика, сжав сердце в кулак, решилась пойти к королю. Она приготовилась принять страшное известие; хотя для нее и Раду это означало смерть. Король содержал их лишь постольку, поскольку они жили с Корнелом; куда же им податься теперь?

Разве станет Корвин и дальше урезать расходы своего обедневшего двора, своей голодающей армии ради валашской семьи, которая ему отныне бесполезна? Василика уже знала характер короля – и не питала ложных надежд.

Она как раз собиралась выйти из дому, как услышала топот внизу и громкий стук; и громкие голоса. Василика застыла столбом. Кажется, Корвин опередил ее!

Василика стала быстро спускаться по лестнице, придерживая юбки; она во все глаза смотрела на двух гвардейцев в обшитых кольчужной чешуей кафтанах, при мечах, топтавшихся грязными сапогами в ее прихожей. При виде хозяйки, однако, один из венгров прижал руку к груди и поклонился.

- Сударыня, я имею приказ препроводить вас к королю. Именем его величества приказываю вам следовать за нами.

Василика стиснула руки, глядя на мощные тела, грубые лица вошедших. Она не сомневалась, что если она замешкается, они схватят ее и поволокут за собой, как мешок.

- Хорошо, - сказала она.

Офицер кивнул и отступил, пропуская ее вперед. Василика печально улыбнулась и толкнула дверь; конвой последовал за нею.

Ее повели быстро, но без грубости, без оскорблений. Гвардейцы короля шагали справа и слева от нее. Василика обоняла тяжелый запах мужских тел под форменной одеждой и думала, что никогда не замечала его у Корнела. Свое всегда сладко.

Господи! Неужели же он мертв!

Она зашаталась и почувствовала, как сильная рука офицера поддержала ее под локоть.

- Крепитесь, сударыня! – сказал венгр.

Она всхлипнула и закусила губу. Эти люди сочувствовали ей – и почему-то Василике казалось грешным, преступным принимать их соболезнования: как будто она вместе с ними сейчас хоронила своего дорогого друга и покровителя.

Они остановились перед входом во дворец. Обменялись несколькими словами с алебардщиками, стоявшими у дверей, - а потом прошли внутрь.

Василика никогда еще не бывала во дворце; и сейчас не ощутила его великолепия. Ее сердце затрепетало, как птица, когда над нею вознеслись высокие мраморные своды, а в глазах зарябило от богатых гобеленов и богатых одежд придворных. За этими гобеленами гнездились клопы, под одеждами царедворцев от нечистоты гноились язвы и кишели блохи. Католичество было прекрасно только с виду.

Ее вели коридорами, в которых ей встречались группки гвардейцев и знати, кидавшие на Василику мрачные подозрительные взгляды. Она радовалась, что не слышит их разговоров.

Наконец она и ее стража остановились перед дверями, у которых ей опять было приказано подождать.

И вот двери распахнулись, приглашая ее внутрь. Василика осенила себя широким крестом и ступила в королевские покои.

Сразу у порога она, повинуясь какому-то внутреннему велению, низко присела и склонила голову. Оставалась так, пока не услышала приказ подняться.

Корвин сидел в кресле - как когда-то принимал кузину, жаловавшуюся на невнимание Влада Цепеша. И так же, как на Илону, молодой король взглянул на Василику; и улыбнулся ей одними уголками губ.

- Не бойтесь, госпожа. Подойдите и сядьте.

Василика увидела пустое деревянное кресло по правую руку от его величества; король был так любезен, что позволял ей сесть в своем присутствии! А может, готовился сообщить ей такое, что ее ноги не удержат?

Глаза Корвина были глубоки и печальны.

- Что угодно вашему величеству? – дрожащим голосом спросила Василика по-венгерски, хотя Корвин обратился к ней по-валашски.

Король взглянул на гостью. Лицо его было почти прозрачным от пережитых испытаний; правая рука все еще оставалась перебинтована.

- Можете говорить на своем языке.

Он глубоко вздохнул и склонил голову. Потом произнес, не глядя на валашку:

- Сударыня, я должен сообщить вам ужасное известие.

Василика утонула в кресле, как в пучине. Она беспомощно смотрела на Корвина – и видела на лице его вселенскую скорбь.

- Корнел Испиреску пал смертью храбрых при взятии крепости Яйце.

Василика шевельнула онемевшими губами. Потом выговорила:

- Как… Это известно наверное?

- Я своими глазами видел, как он был сражен, - глухим невыразительным голосом ответил Корвин; он потер переносье и опять поник головой. – Его тело не было найдено – как и тела многих других наших доблестных воинов. На войне теряется счет человеческим жизням, сударыня…

Василика сжала руки и закусила губу. Она заплакала: не видела нужды и не могла больше сдерживаться. Скорее ощутила, чем увидела, как Корвин поднялся из кресла – золотым вихрем, облаком духов. Ее затрясло от этого впечатления могущества, торжествующего над ее горем.

Корвин остановился перед нею.

- Госпожа, я любил этого прекрасного рыцаря и дорожил им не меньше, чем дорожу его… и вашим государем, - мягко произнес король. – Мое сердце скорбит вместе с вами.