Орлиное гнездо (СИ)

Корнел покачал головой.

- Я ни к чему не принуждал ее…

От умелой, хлесткой пощечины его голова мотнулась так, что мир раздвоился. Два Абдулмунсифа нависли над ним, как будто мало было одного. А потом Корнел, рыча от ярости, вскинулся на постели; но схватить врага ему было нечем. Одна рука была спеленута, другая заблудилась в воздухе; в глазах потемнело от потери крови. Абдулмунсиф засмеялся.

- Аллах велик и справедлив, - сказал он. – Теперь ты никуда не денешься, пока не расскажешь мне все, неверная собака.

Корнел покачал головой.

- Ты… Слушай…

И тут его осенило.

- Ты видел, что у меня на руке?

Сердце его забилось.

- Ты снял ее?

- Что? Зеленую ленту? – спросил Штефан.

Он посмотрел на Корнела.

- Конечно, я видел ее и снял. Подарок возлюбленной христианскому рыцарю… воину величайшей христианской державы, - проговорил он. – Но теперь этот талисман тебя не спасет.

Корнел закрыл глаза.

- Это значит, что Василика тебе верна по-прежнему, - прошептал он. – Если ты не знал, паша… такой подарок делают чужие жены, и он значит, что рыцарь не добился благосклонности дамы. Эта лента - все, чем твоя жена удостоила меня.

Штефан долго молчал – Корнел мог почти рукой пощупать это ошеломленное молчание.

Потом турок сказал:

- Так ты увез ее… и добивался? Долго?

Корнел закрыл лицо здоровой рукой; застонал от боли в раненом боку.

- Василика живет со мной, но мы не делали ничего непристойного. Она заменила мать моему Раду. Господи, если бы только ваши распутные умы были способны это понять!

- Я не хуже тебя знаю христианские обычаи – и знаю, сколько в них целомудрия, - оборвал его спаситель.

Голос Абдулмунсифа так и сочился ядом.

- Странно, но тебе я даже начинаю верить! Только такой, как ты, и мог, пожалуй, увезти женщину, чтобы потом молиться на ее ленту или туфлю…

Корнел закатил глаза.

- Сам-то ты кто? - простонал он. – Пес смердящий… И ты еще можешь упрекать меня…

Абдулмунсиф молчал, с ненавистной улыбкой рассматривая его лицо. Гордость снова всколыхнулась в Корнеле, и он попросил:

- Убей меня!

- Нет, - ответил турок. – Это не по-христиански.

Он усмехнулся.

- И ты многое должен мне рассказать, когда поправишься.

Корнел покорно закрыл глаза.

Через какое-то время – может, несколько часов, а может, целый день – Корнел узнал, что боснийская крепость была взята, а потом к ее защитникам подоспела свежая сила. А сам Штефан, Абдулмунсиф-паша, был здесь по поручению султана и давно знал о планах Матьяша…

- Твои венгры отступили, оставив тебя лежать на поле под грудой трупов, - объяснил турок. – Кажется, погиб еще кто-то из витязей Влада. Такой здоровый, в светлых доспехах…

- Ливиу, - сказал Корнел.

Он стиснул зубы.

- Господи!

- Господь не слышит – надо забраться повыше, - совершенно серьезно ответил Штефан.

Корнел нетерпеливо вздохнул.

- Где мы сейчас?

- Далеко от твоего дома, - сказал Штефан. – Нужны будут храбрые товарищи, чтобы добраться до Венгрии, - даже такому герою, как ты!

- Мне нужно в Венгрию, - прошептал Корнел. – Там Раду и Василика. Они не смогут без меня.

Он не видел, как полыхнули гневом глаза Штефана, - был поглощен страданием за родных людей.

- Пожалуйста, - сказал Корнел, едва заставив себя это произнести.

Турок удивленно улыбнулся.

- А ты тоже можешь быть покорным, когда прижмет! Вы, христианские рыцари Валахии, как чирьи на лике Господа со своей гордостью!

Корнел сжал в кулак здоровую руку.

- Я тебя прошу!

- Пока еще рано об этом говорить, - ответил Штефан. – Сядь, я тебя покормлю.

Корнел уже смирился с таким обращением – хотя есть ему давали только однажды.

Он глотал обжигающую похлебку, которую Штефан скармливал ему с ложки, как маленькому ребенку; потом турок вытер ему рот. Потом велел лечь и заснуть.

Корнел лег и забылся сном, в котором увидел плачущего сына, плачущую Василику… они умоляли его о спасении среди языков огня, которые пожирали самого витязя.

Через какое-то время Штефан вытащил раненого на воздух.

- Посиди тут, тебе это полезно, - сказал он.

Корнел, насколько успел оглядеться, понял, что заключен в какой-то крепостце. Оказаавшись снаружи, он удостоверился, что так и есть. Укрепление, возведенное или захваченное турками, было обнесено стеной, под которой расположились турецкие воины.

Было тепло, и Корнел с удовольствием дышал воздухом свободы, сидя на пороге. Абдулмунсиф, сидевший напротив на траве, внимательно смотрел на него.

- Как она там? – наконец спросил турок.

- Она в Венгрии так же не на месте, как и у тебя в Турции, - ответил Корнел, не глядя на него. – Но она любит тебя и помнит, и будет любить до смерти. Это такая женщина.

- Я знаю, - спокойно сказал Штефан.

Корнел быстро взглянул на его красивое благородное лицо, дышавшее тонким превосходством; потом отвел глаза.

- Как твой брат? – тихо спросил он.

Корнел видел перед собой живого Штефана, отправленного с важной миссией, - это уже сказало ему немало; хотя на самом деле это знание было только начало догадок. Но, конечно, спрашивать напрямую он не мог.

Штефан некоторое время не отвечал, расправляя рукава рубашки, – а потом сказал:

- Плохо, дорогой.

Корнел закусил губу и запустил руку в отросшую бороду, догадываясь, что скрывается под словами турка. Лицо Штефана осталось бесстрастным, но видно было, как он печалится. Потом Штефан прибавил:

- Я теперь как моя княжна – воспитываю детей моего брата.

Они снова надолго замолчали, слушая, как трещат сверчки.

Наконец Корнел сказал:

- Андраши сидит в темнице. Он долго нарывался, чтобы его убили… даже меня подначивал… но я не послушал. И король тоже оставил его в живых.

Штефан улыбнулся, но ничего не ответил.

А Корнел вдруг попросил:

- Принеси мне мой меч.

Он знал, что меч его уцелел с ним.

Турок взглянул на него исподлобья – но не возразил. Поднявшись, он прошел мимо Корнела внутрь крепости; вскоре вернулся, неся меч витязя.

Подал его, обратив острием к себе; Корнел принял меч в левую, здоровую, руку.

И вдруг с такой силой всадил этот меч в землю, что тот ушел в нее до половины. Положив руку на серебряный с золотом эфес, Корнел сказал, глядя на Штефана:

- Я никогда не смогу расплатиться с тобой за мое спасение. И это не благодарность.

Он глубоко вздохнул.

- Я клянусь на этом мече, которым я добыл себе славу и жизнь, что, если мне суждено вернуться в Венгрию… то я никогда не подвергну бесчестью твою жену, тебя и себя.

Он тряхнул до сих пор гудящей от ушиба головой и посмотрел своему спасителю в лицо, обрамленное рыжими кудрями. Корнел все еще не мог взять в толк, как султан дозволяет приближенному мусульманину эти кудри.

- Ты веришь мне? – спросил витязь.

- Да, - ответил Штефан. – Но я никогда не прощу тебя, пока ты жив.

Он быстро встал и ушел в дом, оставив Корнела одного на пороге с мечом в руках. Щурясь на красноватое вечернее солнце, витязь сидел и смотрел, как на стене и под стеной ходят стражи.

========== Глава 100 ==========

Василика дожидалась Корнела долго – сколько воевал король Корвин; и когда увидела, как возвращаются войска, исполнилась радости и страха. Страха было больше. Василика знала, какой храбрец Корнел, - и разве не самые смелые гибнут в бою первыми?

Она, держа за руку Раду, вместе с толпою других жителей Буды вышла на улицу – встречать короля. Тот возвращался не с победой. Василика уже знала это: слухи, как это всегда бывало, опередили его величество, и именно нелестные слухи разбегались всего быстрее. Король, который ехал на белом коне бледный и измученный, держался со своим обычным приветливым величием; но подданные, шумно приветствовавшие его возвращение, уже знали, что он не воин.