Нашествие гениев (СИ)

— Ты всем подарок сделала, а себе?

— А себе подарки дарить — нарциссизм, — усмехнулась я и щелкнула Дживаса по носу.

— Не скажи, — хмыкнул он. — Так какое твое любимое блюдо?

Я призадумалась. А правда, какое? Я когда-то обожала суши, но «перегорела», картошку я тоже любила, но любимым это блюдо не назвала бы. Хотя было кое-что, что я просто обожала в детстве, но сто лет уже не готовила. Интересно было бы сейчас это попробовать…

— «Дорогая, ты не поверишь», — заявила я. — Сырники.

— Сырники? — озадачился Майл.

— Ага, это такое блюдо…

— Я знаю, — перебил меня он. — Нам в приюте давали что-то вроде этого.

— А, ясно, — пробормотала я и отвернулась от геймера.

При всем при том, что у меня от него секретов не было, он для меня был закрытой книгой, и о его прошлом я ничего не знала. Равно как не знала и о том, ответит ли он мне, если я задам вопросы. Обжечься не хотелось, а потому я их не задавала, и даже не знала, в каком возрасте он оказался в доме Вамми, не говоря уже о том, кем были его родители. Было до ужаса обидно и больно: мой прогноз сбывался. Я открылась им, а вот в ответ — тишина. Хотя не совсем: с Ниаром я часто беседовала о его прошлом и многое о нем знала, да и Мэлло выдал пару секретов, причем сам, без пинков и вопросов. А вот Майл, самый дорогой мне человек, молчал как рыба. Ну и ладно, ничего страшного. Переживу без колбасных обрезков с барского стола…

— Что не так? — удивленно спросил Дживас, каким-то макаром поняв, что у меня на харе не печаль об их скором отчаливании.

— Да так, мысли бродят, — отмахнулась я, убирая следы готовки в виде горы грязной посуды.

— А конкретнее?

Настырный какой… Нет уж, Майл, на этот вопрос я не отвечу. Ни к чему.

— Забей. Всякая ерунда в голову лезет. Зови лучше ужинать остальных.

Хакер нахмурился, напялил гогглы и, посверлив меня пару секунд тяжелым взглядом, уполз за другими представителями семейства «Гений обыкновенный, пафосный». Я послала Юльке СМС с вопросом: «И где вас носит? Пироги стынут, картоха заиндевела!» — и плюхнулась на стул с чувством выполненного долга. Народ прискребся, и мы начали болтать о том, что вычитал Рюзаки в интернете: о каком-то странном рецепте пирогов, который мне показался очень любопытным, и я журила L за вредность и за то, что он ничего не пояснил до того, как я начала готовить. Панда-сан же заявил, что не хотел стать жертвой эксперимента, а мечтал о вкусных и проверенных временем и его желудком пирогах, и я ошизело отметила, что он впервые назвал мою готовку вкусной. Вскоре притопали голодные Грелля и Бейонд, и мы приступили к трапезе. Юля сразу поняла по обилию блюд, что происходит, и загрустила, но маньячелло со склонностью поддерживать близких в трудной ситуации сжал ее ладонь, и она, слабо улыбнувшись, начала заваливать нас черно-юмористическими стишками собственного сочинения. Вскоре атмосфера разрядилась, и «поминки», как и принято в России, превратились в праздник. Вот и впрямь странно, но как в России-матушке начнут поминать толпой, так все в праздник превращается. Не зря ж анекдот такой есть: «Хоронили тещу — порвали два баяна»…

Когда чай был допит, Грелля утекла подкармливать Ягами, который, кстати, уже ел сам, благо, руки у него немного поджили, и их ему застегивали уже не за спиной, а спереди, если кто-то из гениев находился дома. Но ведь оставлять маньяка с вилкой без присмотра — не самый лучший вариант. Нет, он не заколет ею сам себя, ясен фиг, но вот пакость какую удумать — в легкую, а потому мы не рисковали, и одиноким обладателем обеденных принадлежностей Ягами не становился, да и вилку, если честно, мы ему не давали — только ложку, а тарелка выдавалась не керамическая, а пластмассовая, как и кружка. L обезопасил нас со всех сторон, ага… Вскоре Юля вернулась и заявила, что Ягами велел передать следующее: «Не важно, что для вас справедливость. Если вы покорно уходите в мир мертвых, сдавшись, вы просто трусы, не больше. А трусы не знают, что такое справедливость, потому что не умеют бороться до конца». Мне резко захотелось дать Кире в глаз, и я подумала, что мой «братец» не так уж и неправ был, говоря, что даже я способна мечтать причинить людям боль… Но Дживас перехватил меня, вскочившую на ноги, схватив за локоть, и громко сказал:

— Подарить друзьям счастье, сделав несчастной себя, зная, что конец один — не предательство. Принять свою судьбу, не теша себя иллюзиями о несбыточном, а идти на смерть с гордо поднятой головой — не слабость. Справедливость же у каждого своя, и навязывать ее миру права нет ни у кого — ни у слабака, ни у сильнейшего из живущих.

Повисла тишина. Кира наверняка слышал слова Майла, но вряд ли они могли произвести на него хоть какое-то впечатление, а вот на нас, на «светлую сторону», к коей я причислила и Юльку с Бёздеем, эти слова впечатление произвели неизгладимое. Я подумала, что он прав: надо быть сильной до самого конца, и впервые за последние несколько дней абсолютно искренне и от всей души улыбнулась, а Юля кивнула и сказала:

— Впервые полностью согласна с мафией и даже добавить нечего.

Я показала ей двойной знак «победа», а затем продемонстрировала его каждому из присутствовавших. Все же на нашем с Юлей языке это значит: «Ты победил, и я этому рад»… Парни кивнули и разбрелись, кто куда — L и Мэлло потопали завершать поимку какого-то серийного убийцы, Ниар решил сегодня дописать свой новый роман, Бёздей утащил Юлю домой, а Майл, подхватив меня под локоть, потянул в свою спальню.

— Я же еще посуду не помыла! — возмутилась я. — Как и вы все, кстати! Но вы — ладно, я помою, но так мне же надо…

— Потом, — бросил Дживас и, затащив меня в их с Кэлем комнату, рухнул на койку, скинув тапки. Я тяжко вздохнула и уселась рядом с ним — у изголовья, притянув колени к груди. Повисла тишина. Что опять не так-то? Впрочем, кажется, я знаю… Это ведь прощание, да, Майл?

====== 41) И все же Романтизм — это не только направление в искусстве... ======

Минуты две в комнате стояла абсолютная тишина, и мы с Майлом просто смотрели друг другу в глаза, а затем он изрек:

— Однажды я тебя об этом попросил, попрошу снова. Сними с меня очки.

Ой, мама. К чему бы это?.. Как-то мне страшновато. Чего он так серьезен, как Карл Девятый перед Варфоломеевской Ночью?..

Я стянула с него гогглы и зашвырнула на тумбочку, а Дживас вдруг обнял меня и прошептал прямо в ухо:

— Я, кажется, понял, почему ты злилась. Но знаешь, причины-то у тебя нет, потому что если бы ты задала вопрос, я бы ответил. Что бы ты ни спросила. А молчал я потому, что ты не спрашивала, и я думал…

— Что мне неинтересно? — фыркнула я. Как-то на сердце сразу тепло стало…

— Нет, — усмехнулся Майл, зарываясь пальцами в мои волосы. — Я просто думал, что если начну разговор сам, то могу расстроить тебя. Все же мое прошлое не самое радужное, а ты наверняка будешь переживать из-за этого. Не хотел делать тебе больно своими воспоминаниями.

— Балбес великовозрастный! — возмутилась я, двинув кулаком по лбу этого недо-гения. — Разве не для того нужны друзья, чтобы делиться с ними своей болью? Разве любить — не значит принимать человека со всеми его странностями, черными страницами прошлого и мечтами о концерте Нюши?

— Балбес, не спорю, — пожал плечами Майл и уселся, прислонившись спиной к изголовью койко-места моих предков. — Что ты хочешь узнать?

— Да все! — радостно возвестила я, всплеснув руками. — Мне о тебе все интересно!

— Что, даже то, какую марку сигарет я курил с самого начала и сколько раз из приюта сбегал? — хмыкнул он.

— Ясен фиг, — заявила я и уселась рядом с ним.

— Ладно, курил я «Мальборо», а из приюта сбегал так часто, что даже не считал, — пояснил он. — Что еще?

— Дживас, хорош на моих нервах лезгинку плясать, — поморщилась я, а он беззвучно рассмеялся и начал, наконец, вещать:

— Я из простой семьи, ничем не примечательной, разве что очень бедной. Братья-сестры отсутствовали как данность. Родители погибли в автокатастрофе — их сбила машина. Пьяный водитель от наказания был освобожден. Мне было три, и я был одиночкой. Меня бесило присутствие вокруг толпы других детей, и я прятался в книги. Хотя характер у меня всегда был спокойный и пофигистичный, и на провокации я никогда не реагировал. Именно мое поведение с другими привлекло внимание Михаэля. Он поставил себе целью вывести меня из себя и всеми силами этого добивался. Безрезультатно, впрочем. Я ни разу в жизни не сорвался и ни на кого не наорал, не «дал в морду», если того не требовала ситуация, не хлопнул дверью, уйдя в туман по-английски с голубой мечтой сделать из собеседника отбивную. Это подстегивало интерес Михаэля, и вскоре шутки его стали достаточно жестокими, но я продолжал игнорировать их, а он проигрывать не любит. И тогда он решил сменить тактику и предложил мне стать его другом. Я же ответил, что мне не нужны фальшивые друзья, потому как друг — слишком важное и ценное понятие, чтобы называть так того, кому на меня плевать. Михаэля это тогда очень задело, и он оставил меня в покое, а затем я ему помог. Он влип в очередную драку, а я проходил мимо и, видя, что он один явно не справится, зачем-то в это влез. Как оказалось, влез на всю жизнь и ни капли не жалею. Он тогда призадумался еще сильнее, а на следующий день заявил, что, хочу я того или нет, я стану его другом, потому что это уже не просто «блажь» — ему нужны верные люди. Я отнекивался, но Михаэль умеет добиваться своего, и вскоре он и впрямь стал моим другом, потому как он был единственным, кто понимал меня и принимал со всеми моими заморочками. Кстати, это он купил мне первую в моей жизни PSP, о которой я так мечтал, на деньги, которые заработал, сбегая из приюта и обыгрывая народ в покер. Что-что, а блефовать он умеет… Когда мне было шесть, он спас мне жизнь, вытолкнув из-под падающей балки. Тогда чинили колокольню, а я шлялся внизу, в ожидании, когда же снимут колокол — я всегда любил колокола, ведь рядом с нашим домом была церковь и самая настоящая колокольня…