Лабиринт памяти (СИ)

— Теперь я понимаю тех, кто говорит, что своих желаний стоит бояться, — усмехнулась та, снисходительно кивая Сэм.

— … и вообще, Гарри уже десять минут стоит у алтаря и ждёт, когда же ты к нему спустишься.

— Что? — одновременно воскликнули Гермиона и Джинни.

— Да, и, по-моему, он жутко волнуется. Рон хотел было сам пойти за вами, но я его опередила: вы же знаете, какой он бывает, когда нервничает.

Услышав её слова, Гермиона не смогла сдержать тёплой улыбки: что бы собой ни представляла Саманта, она совершенно точно была искренне добра и внимательна к ним всем, а ещё заботилась о Роне. Даже Джинни, которая с самого начала скептически относилась к новой пассии брата, теперь неохотно соглашалась, что та не так и плоха.

На самом деле, при всей внешней легкомысленности, Саманта оказалась самоотверженной девушкой в любви и умелой хозяйкой в доме. Молли Уизли, которая заочно невзлюбила Сэм, проведав, что «некая девица» собирается переехать в Англию из далёкой Америки, чтобы «сесть на шею её сыну», была явно удивлена, обнаружив, с какой охотой эта самая девица, приехавшая в гости специально к свадьбе Гарри и Джинни, принялась помогать на кухне, едва переступив порог дома. А когда она объявила, что вкуснее ужина в жизни не пробовала, окончательно покорила Молли, с которой весь последующий час обсуждала тонкости приготовления тех или иных блюд. Гермиона была от всего сердца рада за Рона, она же видела: Саманта от него без ума, но у неё было ощущение, что тот по-прежнему сомневается в правильности своих новых отношений. Конечно, он был поражён, осознав, как быстро его курортный роман стал развиваться за пределами «Прекрасной Магнолии», ведь не было и дня, чтобы он не разговаривал с Самантой по каминной сети или же не встречался с ней лично. А буквально пару дней назад Сэм смело заявила, что готова перебраться в Лондон, чтобы постоянно быть вместе с Роном. Гермиона осведомилась об этом, получив срочное письмо от Джинни, которая сетовала, что Рон уже несколько часов эмоционально обсуждает с Гарри свои новые отношения, забыв поставить на дверь заглушающие чары. Таким образом о существовании Саманты, а также о её намерениях узнали Артур, Молли, Перси и даже Чарли, приехавший погостить на неделю в Нору.

— Спасибо, Саманта, — вырвав Гермиону из раздумий, произнесла Джинни. — Скажи гостям, что я уже иду.

Та в ответ лучезарно улыбнулась и, шепнув «Удачи!», торопливо вышла из комнаты.

На какое-то время повисло молчание и осознание, что через считанные минуты Джинни станет женой, вновь накрыло их обеих.

— Готова? — внимательно посмотрела на неё Гермиона.

— Да, — выдохнула Джинни, уже стоя перед алтарём и глядя в глаза своему мужу.

Это была удивительная свадьба. Без большого количества гостей, без показной роскоши и соответствующего случаю пафоса, но в кругу близких и родных, в украшенном изумительными цветами месте совсем недалеко от дома Уизли. Гарри с Джинни сошлись во мнении, что праздновать они хотят в Норе, хотя весь волшебный мир заходился в восторге от предположений, какое же это будет великое торжество — свадьба Избранного. Но репортёров, вознамерившихся написать об этом громкие статьи, ждало горькое разочарование: кроме известия, что Гарри Поттер женится, они не получили больше никакой информации. Кингсли с отрядом авроров лично позаботился о защите Норы сильнейшими заклинаниями, и благодаря им на торжество не могли проникнуть люди, которых никто из присутствующих не желал видеть. Поэтому под белоснежным тентом стояло совсем немного столиков, а количество волшебников на свадьбе едва превышало три дюжины.

Прошло порядка четырёх часов с начала торжества, и почти все гости танцевали под живое исполнение приглашённой группы, название которой Гермиона всё время забывала, несмотря на то, что ей нравились их мелодичные заводные песни. В центре кружилась Джинни, радостно смеясь, а Гарри, не сводя восхищённого взгляда со своей жены, неумело пытался попасть в такт, и, кажется, сегодня первый раз в жизни ему было всё равно, что он не умеет танцевать.

— Эй, Гермиона, почему скучаешь? Присоединяйся! — крикнул ей Джордж, оглянувшись через плечо.

— Нет-нет, я пока постою здесь, переведу дух, — стараясь перекричать музыку, ответила она, на что тот сделал несколько шагов к ней.

— Посмотри, даже Гарри танцует, хотя, скажем честно, это не его конёк. А вот о твоих выдающихся танцевальных способностях мы все наслышаны! Ну-ка, давай, как там? Ча-ча-раз, два, три, — играя бровями, закрутил бёдрами Джордж, и Гермиона засмеялась.

— Мерлин, я никогда не прощу Саманте, что она вам рассказала, — спрятав лицо в ладони, отозвалась Гермиона.

— Да ладно, об этом было почти так же забавно слушать, как и о том, что твоим партнёром был… — ухмыляясь, начал Джордж, но неожиданно его глаза наткнулись на что-то позади него, и выражение его лица изменилось. — Малфой.

Гермиона укоризненно покачала головой.

— Джордж, в этом нет ничего забавного, поверь мне. Мы были вынуждены…

— Малфой, —помрачнев повторил он, всё так же глядя куда-то вдаль.

— Говорю же, не стоит так…

— Ты не поняла, Гермиона, — нетерпеливо посмотрел на неё Джордж. — Или я перебрал с медовухой Хагрида, или через десять метров за твоей спиной на самом деле стоит Драко Малфой.

До неё не сразу дошёл смысл его слов, но когда дошёл, она медленно обернулась и застыла. Казалось, каждая клеточка тела встрепенулась, как только она увидела знакомое лицо и почувствовала на себе пристальный взгляд. Нет, этого не может быть. Он же не мог явиться прямо на свадьбу к Джинни с Гарри?

— Так это точно он? Какого чёрта он тут делает? — словно сквозь гул услышала Гермиона полный негодования голос Джорджа и это её немного отрезвило.

Она вновь уставилась на него и, собрав всю силу воли в кулак, беспечно произнесла:

— Не стоит волноваться, Джордж. Похоже, тебе правда показалось…

— Но…

— … поэтому предлагаю вернуться на танцпол. Хагрид и впрямь принёс слишком много медовухи на праздник.

Несколько секунд Джордж переводил недоверчивый взгляд с неё на Драко и, очевидно, приняв решение, вознамерился было двигаться в сторону Малфоя, когда рядом, к облегчению Гермионы, внезапно появилась взволнованная Флёр:

— Джордж, Джейн стало плохо! Она просила срочно позвать тебя.

— Мерлин, что с ней? — моментально забыв про Малфоя, сорвался с места тот и последовал за Флёр, вмиг скрывшись в толпе.

Только через пару мгновений Гермиона нашла в себе смелость оглянуться и, лишь когда посмотрела на место, где всего полминуты назад был Драко, выдохнула, осознав, что всё это время не дышала. Нахмурившись, она сначала неуверенно, но с каждым шагом всё увереннее зашагала к выходу, стиснув зубы. Сердце бешено колотилось, к щекам прилила кровь, ведь если ей не показалось, если это действительно Драко, то…

Она завернула за угол небольшой пристройки, временно служившей кухней, и резко остановилась, широко распахнув глаза. Всего в нескольких метрах от неё, одетый в чёрную осеннюю мантию, брюки в тон и кожаные перчатки, стоял Драко Малфой. Ослепительный, дьявольски красивый и самый что ни на есть настоящий. Увидев его, Гермиона не смогла сдержать поражённый вздох и в этот миг вновь забыла, как дышать. Она столкнулась с ним взглядом, и, невзирая на то, что по его невозмутимому лицу сложно было сказать, чувствует ли он что-нибудь, вдруг поняла: Драко ошеломлён не меньше, хотя уже в следующий момент его выражение немного изменилось.

Гермиона смотрела на него, не в силах оторваться, а перед глазами проносились воспоминания об удивительном августе, в котором ещё жили их пылкие споры, эмоциональные разговоры и нерешённые вопросы, жили их страстные поцелуи, жаркие объятия и с ума сводящие ласки. Тот август пах отчаянным счастьем, обжигающей страстью и бесконечным желанием, от которого они оба сгорали, таяли, растворялись, забывая про привычное «я», но учась принимать новое «мы». Это был лучший август в жизни Гермионы, и только воспоминания о нём помогли ей существовать в сентябре, где не было Драко. И сейчас, в этот последний день одного из самых ужасных месяцев её жизни, стоя перед ним, впитывая его присутствие, она, как никогда остро, ощутила, насколько ей не хватало его всё это время. Она уже не осознавала, что делает, когда медленно двинулась к нему, вспоминая, как больно, одиноко и пусто было в этом ужасном сентябре, пропитанном горькими слезами, пропахшем гнилью рутины, овеянном ежесекундным пониманием: теперь жизнь без него­ — ­ уже не жизнь.