Темные дни, черные ночи (СИ)

Это странно, что она должна спасти того, кого ненавидит весь город, но она обязана. Не только потому, что таково ее призвание, нет. Скорее, потому, что пока она была Темной и всеми отвергнутой, этот кто-то, соблазняя, спасал ее от Тьмы. Ни на минуту не давал забыть о том, кто она, кем является. Скорее потому, что этот кто-то единственный открыл ей портал в Ад, чтобы она вернула возлюбленного, которого он люто ненавидит и от которого мог бы раз и навсегда избавится. Скорее потому, что этот кто-то присвоил всю черную магию себе лишь для того, чтобы она не поразила гангреной других жителей города. Скорее потому, что этот кто-то во имя своей сумасшедшей и одержимой любви нарушил все запреты, попрал все правила и законы.

Потому что Голд куда лучше, чем пытается казаться.

Направив мощный заряд магии на ходячих мертвецов, Эмма наблюдает за тем, как, один за другим, они врастают в землю, растворяются, рассыпаются по воздуху с адскими криками. У нее меньше сил, чем надо и она едва держится на ногах, безуспешно пытаясь удачно закончить начатое, она втягивает воздух в легкие, чтобы не забыть, как дышать, она мысленно умоляет Регину прийти ей на подмогу, но не сдается. Потому что Эмма Свон не сдается никогда.

- Что вы делаете? – из своей фиолетовой дымки отзывается Голд.

- Спасаю тебе жизнь! – кричит Свон, сжав зубы до хруста и падая на колени, на сухую землю, из последних сил стараясь совладать с мощнейшей магией. Это куда серьезнее, чем все то, через что она прошла.

На земле разверзлась довольно широкая яма, пропасть, в которую, один за другим, падают внезапно ожившие мертвецы, визжа так, что могут уничтожить барабанные перепонки. Эмма дышит часто, пальцы буквально воют от неистовой боли, но не сдаются. Еще, еще чуть-чуть – и со всем будет покончено.

Она справится. Она сможет. Она победит.

Но – поздно.

Синяя дымка, которой вмиг окуталось все вокруг, не предвещает ничего хорошего. Она слишком хорошо знает, кто сейчас появится из этих клубов и желала бы, скорее, умереть, чем еще раз увидеть их теперешнего гостя.

Голд стоит прямо, выпрямив спину и улыбается пришедшей Тьме, как старому доброму другу.

Это – его искупление.

========== Глава 67. Сделка с Дьяволом ==========

Еще вчера, когда примчавшись на всех порах ветра к городской черте по наводке Прекрасных, увидела Румпеля, ей хотелось орать и бить его по щекам, чтобы немедленно пришел в себя. Еще вчера она готова была завыть от боли, когда он умирал у нее на руках, и непременно бы завыла, если бы могла. Еще вчера она трясла его уже безжизненное тело в бесполезной попытке привести его в чувства, а потом сидела почти всю ночь, сгорбившись под проливным дождем, замерзнув и намочив одежду, не подпуская к нему никого. Еще вчера она готова была винить в его смерти кого угодно, ненавидеть Спасительницу заново, снова и снова, проклинать всех героев на свете, визжать им в лицо слова ненависти, пытаться достучаться до его уже умершего сознания, в попытке понять, почему он сделал это, почему оставил ее. Все это было еще вчера, когда ее, одуревшую от боли, но неизменно молчаливую, увели в участок и приставили к ней вооруженную до зубов охрану, чтобы не сбежала или не убила себя. Еще вчера ей было больно даже дышать и она проспала всю ночь, скрючившись на диване, обнимая его холодный труп. Еще вчера она порезала Точеному подбородку щеку, когда он пытался отобрать у нее кинжал и готова была идти дальше, убить драгоценную Спасительницу, всех вокруг, кто собрался посмотреть на ее потерю, резать и убивать без жалости и сострадания направо и налево.

Еще вчера она была Круэллой Де Виль, теперь же осталась лишь бледной копией себя, равнодушной и вялой, которой ни до чего больше нет дела.

Между вчерашним прошлым и сегодняшним настоящим – непреодолимая пропасть, разверзшаяся как пасть дракона и пожирающая все вокруг.

Сегодня Круэлла Де Виль сидит у постели мертвого возлюбленного, которого ночью целовала, как одержимая, с глупой надеждой, что все получится и случится этот самый проклятый поцелуй истинной любви, о которой все так трещат, но – нет. Видимо, злодеям этот самый поцелуй не положен. И где теперь дура Белоснежка со своими проповедями о надежде?

Сегодня Круэлла Де Виль пьяна без алкоголя, опьяненная болью, которая как черный паук плетет на сердце изысканную паутину, перекрывая возможность дышать. Сегодня Круэлле больно, пожалуй, впервые по-настоящему люто и зло больно, и, если бы она умела визжать, то это бы уже услышал весь Сторибрук.

Она смотрит на уже покрывшиеся коркой безжизненные губы возлюбленного, осторожно проводя пальцами по его рубашке, которую лично шила, да так и не успела подарить ему, и которую вчера надевала, целуя каждый миллиметр закрывающейся от нее кожи. Больное воображение, дурацкая фантазия рисовала такие картины, от которых любой другой бы сошел с ума. Румпель лежал перед нею, и она все думала: он живой, просто уснул. Надо же иногда и Темному давать себе передышку. Вот сейчас она его поцелует, сейчас застегнет пуговицы на новенькой рубашке и он очнется. Но этого так и не случилось. Этого просто не могло бы случиться. Потому что мертв, значит, мертв. Спасительница булькала что-то о том, что за воскрешение Крюка Аид запросил слишком высокую цену и что она, возможно, лишилась счастья в будущем, чтобы сохранить его в настоящем, вот только Круэлла ей совсем не верила. У героев что не проблема, то раздутая до катастрофических масштабов драма, на самом же деле, она не стоит и выеденного яйца.

Все просто как всегда – герои победили, злодеям же счастье не положено. Все как обычно.

Круэлла ласково проводит по похолодевшей щеке кончиками пальцев, не удержавшись, слегка царапает щеку. Жаль, Темный этого уже не почувствует. Ему нравилось, когда она царапалась.

- Дорогой, ты говорил, что никогда не оставишь меня. Ты как всегда врал, Румпель. Чертова свинья. Даже в этом меня обманул – горько усмехнувшись, качает головой она.

Она простила ему все: обманы, годы разлуки, последнюю выходку с матерью, психушку, интриги против нее, игнорирование, все до последней капли боли вытянула из нее его смерть, поселив туда боль еще более адскую, невыносимую. Ее дни стали темными, а ночи – еще черней. Ее словно бы поглотила черная дыра. Она простила ему все и готова была простить даже будущие ошибки, но он умер. Убил себя, чтобы, как мямлила Свон, спасти ее, а по сути – снова спас зад всем глупым жителям этого проклятого города.

Ощущение, что его больше нет, пришло сразу, еще в ту минуту, как она, прыгая по лужам, неслась к городской черте – туда, где, распластавшись на земле, лежал он, едва дыша. Понимание того, что он мертв пришло потом, когда она клала его голову, болтающуюся словно у куклы на шарнирах, на свои колени и сидела, сгорбившись, над его телом, показавшимся абсолютно маленьким и больным. Это ощущение было сильнее всех, что доводилось ей однажды испытывать. Как черная дыра, что засасывает в себя все на свете.

Круэлла осторожно достает из-под подушки кинжал, теперь приобрётший почти угольный цвет, бесконечно темный, на котором больше не высечено ни единого имени. Усмехнувшись ему, как старому другу, она крепче сжимает его в руках (кажется, вчера она воткнула этот кинжал в руку Мери-Маргарет, потчевавшей ее своими фирменными разговорами о надежде и глупым утешением), так, что пальцы хрустят и, надев шубу, выходит из лавки.