Игра на двоих (СИ)

— Я не буду просить прощения за «любовь».

— Я не стану извиняться за «ничтожество».

— Мир?

— Мир. Только не такой, как тот, в котором мы сейчас.

Я стою лицом к двери. Пора уходить, но меня что-то останавливает.

— Не допусти, чтобы смерть Примроуз была напрасной.

— Никогда.

— И еще… Она не должна остаться безнаказанной.

— Я убью всех, кто причастен к гибели сестры.

— Все не так просто, девочка. Для того, чтобы уничтожить всех, ты должна победить. Ты должна вернуться.

— Я сделаю это.

— Ты так сильно ее любила?

— Больше всего в этом мире. Больше жизни и смерти.

— Китнисс?

Случайно обернувшись, я вижу то, что явно не предназначалось для моих глаз. Девушка плачет. Прозрачные слезы стекают по узким скулам и, блестя в свете восходящего солнца, бесшумно падают на пол.

— Да?

— Мне жаль. Меньше всего я хотела, чтобы те слова оказались пророческими.

— Знаю. Спасибо, Генриетта.

Осторожно ступая по белоснежному ковру, я неслышно возвращаюсь в свою комнату и опускаюсь в то же кресло, где провела за размышлениями почти всю ночь. Хеймитч крепко спит на неразобранной постели. Я смотрю на мужчину, с жадностью запечатлевая в памяти каждую мелочь: высокий лоб с едва заметным шрамом, хмурую морщинку между бровей, изгиб тонких губ, светлую с проседью трехдневную щетину, сильные руки, расслабленно лежащие на широкой груди. Я представляю, что его вдруг не стало — в моей судьбе и в этом мире. Комната становится странно пустой, а воздух внутри нее — обжигающе-холодным. Меня бросает в дрожь. Где-то глубоко внутри, в сжавшемся от страха сердце, тоскливо воет одинокий волк.

Я качаю головой. Нет, все неправда. Скорее меня не станет, чем я позволю смерти забрать его. Он здесь, рядом со мной. И это тоже неслучайно. Встав с кресла, подхожу к кровати, наклоняюсь над Хеймитчем и, отведя за ухо не послушную прядь длинных волос, целую его так долго и нежно, как умею. Ты была неправа, Китнисс. Я знаю, что за чувство — любовь. Я способна любить. Всю жизнь. И даже после смерти.

========== Глава 37. Мы ==========

Следующим утром я до последней секунды оттягиваю момент, когда нужно будет выйти из комнаты навстречу своей команде и новому дню. Хеймитч просыпается раньше, но вместо того, чтобы разбудить напарницу, молча подвигается ко мне и крепко обнимает. Я делаю вид, что сплю, хотя так и не сомкнула глаз всю ночь. Чувствую, как он зарывается носом в мои распущенные волосы. Его губы чуть касаются моего уха, а шею обжигает горячее дыхание:

— Вижу же, что ты не спишь.

Я накрываю его руку своей и шепчу в ответ:

— Сильнее…

— Что?

— Замолчи и обними меня сильнее. Так, как только можешь.

Мужчина выполняет мою просьбу с таким рвением, что мне становится трудно дышать.

— Кто-то должен сопроводить Китнисс на Арену …

— Может, этим кем-то будешь ты? Нам с ней лучше не оставаться наедине.

— Правда? — недоверчиво приподнимает бровь ментор. — Как вы тогда не поубивали друг друга прошлой ночью?

— Откуда ты знаешь?

— Я все вижу и слышу, детка.

— Хейм!

— Ну ладно, ладно. Передать ей что-нибудь?

— Да. Попроси ее не убивать мальчишку, он еще пригодится и ей, и нам.

— Понял.

Кивнув: «до скорой встречи», он встает с кровати, натягивает рубашку и уходит на крышу, где его уже дожидается Китнисс. По традиции, на Арену нового трибута доставит железная птица.

В его отсутствие мы с Эффи успеваем собраться и переехать обратно в Штаб Игр. Бряк моментально уносится на завтрак в теплой компании щедрых спонсоров, а я устраиваюсь на мягком ковре на полу гостиной и включаю телевизор, чтобы узнать последние новости. Новых смертей пока нет. Профи так и рыщут по лесу в поисках Мелларка, но тот словно провалился сквозь землю. Цеп кружит по краю Арены, почти касаясь защитного поля. Не случись этой абсурдной истории с сестрами Эвердин, Организаторы уже давно бы устроили, к примеру, пожар, чтобы заставить парня держаться ближе к центру, к Рогу Изобилия, надеясь столкнуть его с кем-нибудь из противников. Но сейчас им явно не до него. Рыжеволосая девушка с лисьей мордочкой уже который день пытается подобраться к припасам профи, но, как она ни старается, ей не удается. Руты не видно — наверное, как обычно прячется где-нибудь высоко в ветвях.

Планолет доставляет трибута на место и выбрасывает глубоко в чаще леса. Я невесело усмехаюсь, наблюдая, с какой растерянностью в глазах она оглядывается по сторонам. Без еды и воды, без оружия, даже без четкого плана, — куда идти? что делать? как отомстить? Но обратной дороги нет, девушка сама выбрала путь и теперь должна пройти его до самого конца. Негласный договор был заключен в момент, когда она вышла на сцену и Эффи взяла ее за руку. К сожалению, это не просто бумажка с подписью обеих сторон, которую легко порвать, сжечь обрывки и развеять пепел по ветру. Это невидимая глазу, но тем не менее вполне осязаемая нить, что навеки связывает тебя с Капитолием и подчиняет твою судьбу служению слишком высоким по меркам обывателей целям. Ее не разорвать так просто.

Китнисс в замешательстве. Соваться безоружной в лагерь вооруженных до зубов профи не имеет смысла: убьют раньше, чем успеешь сказать, зачем пришла. Пока девушка решает, в какую сторону направиться, камера берет ее лицо крупным планом. Я видела многое, и еще большее испытала на себе, а потому меня не удивляет произошедшие в ней всего за какую-то ночь перемены. Штиль скорби в ее глазах сменяется яростным и мстительным штормом. Все, что было в ней доброго, мягкого и милосердного, кажется, безвозвратно ушло. Чья-то миниатюрная тень подкрадывается к ней сзади и дергает за рукав куртки. Девушка резко отдергивает руку и отшатывается в сторону. Из-за ее неосторожного движения Рута —, а это оказывается именно она — пугается не меньше Китнисс. Вжав голову в плечи, темнокожая девочка с глазами цвета горького шоколада отступает на несколько шагов назад, но не убегает. Вместо этого она как-то виновато улыбается и не отрывает взгляда от соперницы.

— Что ты здесь делаешь? — прерывает затянувшийся зрительный контакт Китнисс.

— Жду тебя, — просто отвечает Рута.

— Зачем?

Девочка молчит, переминаясь с ноги на ногу.

— Очень жалко твою сестру. Она мне нравилась. Мы могли бы стать подругами, если бы не… ну, ты знаешь.

— Знаю, — шепчет девушка. — Спасибо.

И снова она, точнее, выражение ее лица, меняется. Я уже видела это тепло в подтаявшем льде серых глаз, и мне не составляет труда вспомнить, когда и где это происходило. Китнисс подходит к девочке и опускается на колени. Рута садится на землю рядом с ней и утыкает взгляд заблестевших от слез глаз вниз, на покрытую изумрудно-зеленой травой поляну.

— Я видела, как она погибла. Я пыталась спасти их, но не успела. Прости.

— Тебе не за что извиняться, по правилам ты должна была убивать, а не спасать.

— Я… я не могу.

— Это ты помогла Питу сбежать?

— Да.

— Он с тобой?

— Нет. Он ушел, — грустно вздыхает девочка. — Сказал, что не позволит еще одной Примроуз погибнуть из-за него. А я снова осталась одна.

Внимательный зритель моментально заметит стремительно зарождающееся между ними чувство симпатии. Они не говорят друг другу «я с тобой». Ни одна из них не предлагает другой заключить союз. Но нам и так ясно, что их на первый взгляд ничего не значащий разговор имеет неизмеримо глубокий подтекст. С лица Китнисс не сходит задумчивое выражение. Когда напарница спрашивает, в чем его причина, та несколько минут молча смотрит на нее.

— Я хочу отомстить, Рута. Я хочу убить их всех.