Бумажный тигр и пятнистый древолаз (СИ)

Чародей послушно выполнил просьбу, вытянув вперед руки и закрыл глаза, расслабляясь. В сложенные чашей ладони с легким шорохом посыпалось что-то сухое и брюнет открыл глаза, увидев красноватую почву. От соприкосновения с кожей чудища по комнате разнесся запах пустынных земель. Он улыбнулся, сожмурив глаза.

Росс вернул бутылку в вертикальное положение и с любопытством посмотрел на мага.

— Не переживай, я перелил всю воду в графин и отдал той смешной девушке, что вломилась к нам в номер. Я усвоил твой урок, — он чуть кивнул, — Мне сильно повезло, что я никогда не знал, ни жажды, ни голода.

Стивен с довольством кивнул головой.

— Однако, — продолжил Росс, — Еще за время нашего путешествия я понял зачем ты меня с собой взял. Ты прекрасно осознаешь, что твоя точка зрения не всегда верна. Иногда тебе необходимо напоминать, что ты можешь заблуждаться.

Стрэндж тихо хохотнул, опуская наконец руки и сжал в ладонях почву, трогая ее пальцами.

— Я буду прав, если скажу, что чудищам не свойственно испытывать жалости. Так?

Стивен глубоко вздохнул и согласно закачал головой.

— Поэтому и кажется, что все происходящее тебя не касается. Ты не терпишь сочувствия и жалости к себе, приравнивая это к оскорблению. Оттого и к другим не можешь проявить жалости. Вот зачем я тебе… — он склонил голову вбок, — Я фактор человеческого нутра. Я могу сострадать.

Маг ласково улыбнулся, подмигнув ему.

В точку.

Он взял его чтобы Эверетт показал ему что можно взаправду сомневаться в своих решениях. Сострадание, которое было притуплено и имелось лишь в самом зачатке, проявлялось лишь когда ему это не мешало жить. Притупленное от потерь, гордыни и каннибализма. Человеческая жизнь, положенная на тарелку, сыграла с ним злую шутку.

-Я по природе своей солдат, а не по выбору профессии. Меня учили стрелять на поражение, с одного выстрела. На войне я должен был стрелять лишь в голову. Всегда только в голову, чтобы не брать в плен, — он судорожно вздохнул и закрыл глаза, — Но сейчас…в последнее время я больше не могу заставить себя спустить курок, стреляю только по звонкам. Ты понимаешь, что изменил меня? Ты понимаешь, что если однажды тебе придется рассчитывать на то, чтобы я выстрелил, я возможно не смогу этого сделать?

Стивен коротко моргнул и золото расплылось по зрачку. Росс выдохнул.

— Тебе это и нужно. Ты с самого начала хотел, чтобы я больше не пользовался оружием. Хотел, чтобы я стал беспомощным?

— Нет.

— Хотел, чтобы я стал его бояться?

— Нет.

-Тогда что? Зачем ты толкнул меня на войну? — рявкнул мужчина.

Стрэндж вздохнул и сожмурил глаза.

«5 Мп….и растет. 10 Мп»

«Чудище — это не форма. Это состояние»

Он вспомнил с какой легкостью Стрэндж переломал ногу тому существу, как даже не мешкаясь и не сомневаясь вырвал пальцами глаз Старка и без какого-либо сожаления и брезгливости изжарил до румяной корки своего отчима.

-Ты хочешь, чтобы я научил тебя сострадать?

-Я умею сострадать. Мне лишь нужно чтобы ты напоминал мне о нравственности. Чаще всего я упускаю эту составляющую, и пользуюсь как каждое чудище любыми возможностями, чтобы получить то, что я хочу. Оружие убивает аспект нравственности.

— Ты издеваешься? Я зашел в какой-то бар, надрался и трахнул вообще левых существ! Какая нравственность?

— А теперь представь меня на своем месте. Чтобы я сделал?

— Не стал бы переживать и двух минут, — с осуждением в голосе сказал Росс.

— Точно.

— Это говорит лишь о том, что ты… — он едва зарычал и тут же затих, медленно выдавив, — Гад.

— Гад. Всегда гадом был. Гадом буду и гадом сдохну. Однако двенадцать лет к ряду у меня был человек, который был способен сказать мне что я мерзкий гад, и веду себя тоже как мерзкий гад.

— А теперь ты один. Говорить больше некому об этом. Я не стану Клеа.

— Тебя и не просят быть Клеа. Мне просто нужна внутренняя гармония и спокойствие. Лучше тебя с этой задачей больше никто не справится, по той простой причине, что я больше не готов никого слушать. Остался лишь ты, — он едва махнул рукой на Росса, — Ты последний кто может меня убедить что я заблуждаюсь, я готов к тебе прислушиваться.

Росс сглотнул, ощущая странное волнение и тепло прокатившиеся по телу. Похоже на трепет. В последний раз он испытывал такой трепет лишь когда смотрел на восход солнца в горах во время похода с друзьями. Тогда солнце в Гранд-Каньоне лизало своим светом песчаник, и он не мог оторваться и на секунду, боясь вздохнуть. Ему тогда казалось, что солнце ему тоже лизнуло лицо и шею. Сейчас же солнце не всходило над Гранд-Каньоном, он он ощутил это потрясающее чувство, будто перед тобой лежит весь земной шар и плевать сколь ты при этом мал. Можно попробовать его пешком обойти.

Ведомый этим порывом он потянулся вперед, едва улыбаясь.

— Приступ нежности по левому борту, — хохотнул чародей, отодвигая голову назад.

Эверетт тихо выдохнул, наседая только больше:

— Ты чудесный человек, клянусь.

От такого поворота событий маг едва выкатил глаза, не сопротивляясь прикосновениям. Отчего Росс более жадно впился, с силой утаскивая его на пол.

— Что я слышу? Это восхищение? — Стрэндж улыбнулся чуть шире, — Думаю найдется пяток другой тех, кто тебя бы за это осудил.

-Однако к несчастью столь многих, мне абсолютно насрать.

Чародей едва качнул головой и тихо хохотнул. Росс с нажимом взял его за руки, поглаживая пальцы, перепачканные в красной пыли и подтянул к себе, целуя белесые шрамы.

-У тебя это фетиш такой?

-Не тебе меня судить, — он едва выдохнул, облизывая нежную кожу, — Ты людей связываешь.

— Ну заладил. Только они от этого удовольствие получают, а ты меня своим повышенным вниманием к шрамам ставишь в тупик.

Эверетт со всем нахальством выдернул чужую рубашку из брюк и потащил наверх, открывая себе больше доступа к коже. Он прочертил пальцами движение длинного шрама на боку и мягко забрался в подмышечную впадину рукой.

— В тупик? Почему?

— Потому что ты считаешь это эротичным. Как можно считать шрамы эротичными? — он приподнял бровь, — Они мне то не нравятся, не то чтобы другим.

-Клеа не нравились они?

— Клеа не обращала на них внимание. Это для нее было все равно что пятна на шкуре.

— А твои модели? — он коротко сглотнул, обводя рукой еще один на животе.

— Что мои модели?

— Им они не нравятся?

— Они не говорят, но я вижу, что да, они их отталкивают, особенно тот который ты уже успел отполировать своими лапами.

— Этот? — он снова вернулся рукой к боку, поглаживая кожу.

— Да.

— Шрамы — это история тела. Пережиток прошлых лет. Они им не нравятся только лишь потому что в глубине души бояться тебя и того, во что ты можешь превратить их маленькие тельца, если они откроют рот не вовремя.

— Что ж, похоже на правду.

— Вот и я, о чем. Маленькая, сердитая лягушка. От того как ты рычишь даже меня жуть берет. Того и гляди голову откусишь.

Он едва усмехнулся, скользнув рукой под спину, нащупывая те что он помнил. Едва рельефные, почти незаметные. Росс чуть прикрыл глаза и хмыкнул:

— У тебя богатая история, что гуляет с тобой рука об руку каждый день. Прячется под одеждой и все же остается частично доступной глазам и это единственное чего ты стесняешься. То, что на виду. Они отлично играют на пианино, справляются с палочками и могут даже вязать узлы. Плевать могут ли они удержать на одном месте ручку, пистолет или скальпель. Играют они и правда отлично и за эти десять дней я еще не раз буду ходить за тобой и канючить чтобы ты что-нибудь играл мне.

— Феерически наглый.

— Знаешь, что я тебе скажу, Стрэндж? — он приподнял бровь, убирая руки и мягко хохотнул.

— Я весь внимание.

Эверетт не стал петь, но проговорил это уже как стихотворение:

You should’ve got a better bed

(У Вас должна быть хорошая кровать)

Better for your head

(Лучшая для Вашей головы)