История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)

Каждый обитатель дома был предсказуемо занят, предсказуемо скован и напряжен. Растопленное золото в их глазах пропиталось волнением; попытки показать удивление оказались слишком очевидными, и вампир снисходительно усмехнулся, от чего у него свело начавшие каменеть от продолжительного молчания губы. Его товарищи из свиты, напротив, были уверены, в каждом их движении прорисовывались контроль и власть. Феликс оставил напоказ широко открытой входную дверь, снег с тихим шорохом опускался на блестящий паркет, но никто не смел попрекнуть его за дерзость.

Так-то, падшие. Вот как легко разрушить вашу смехотворную попытку дома и семьи.

Лицо главы клана, маленькой и самоуверенной светловолосой женщины, оставалось непроницаемым. Он хорошо знал это выражение, маску, за которой можно было спрятать любые предательские эмоции — но лишь до поры до времени, пока правильно не надавишь. Вампир наблюдал, как она медленно, словно отвлеченная от мирного вечернего досуга, спускается по лестнице. Белоснежные завитки волос трепал врывающийся через дверь ветер. Красивая женщина, достаточно красивая, чтобы ему захотелось схватить ее за горло, припереть к стене жестким коленом, как в старые добрые времена. Но он легко подавил в себе похоть. Не время думать о плотских удовольствиях. Сейчас для него не существует ничего, кроме поиска.

— Вольтури. Чем заслужили ваш визит? — Вопрос был задан сухо, но он все же уловил крошечный диссонанс резкого облегчения. Она рада ему, рада, что он здесь, в ледниках Аляски, а не там, где спрятан его приз. Вот только где это — там? Вот и начался стартовой круг его любимого танца, танца гонки, что скроет правду или сотрет противника с лица земли. Первого еще не случалось никогда — оттого-то вампир и имел слабость к этому жесткому развлечению. Он всегда побеждал.

Отбить человеческий запах в доме было гораздо сложнее, чем на ветреной улице. А уж уничтожить физические следы ее проживания и вовсе невозможно, пусть они и постарались на славу. Ему не нужно было много времени, чтобы найти то, что он искал.

Гостиная. Низкие кожаные софы разместились вокруг огромного камина, в котором догорали несколько увесистых поленьев. Тяжелые плотные портьеры создавали легкий, приятный глазу полумрак и скрывали за собой панорамные окна, за которыми таилась бескрайняя Аляска со снежными склонами и горными реками, что сочатся по промерзшей земле. Его всегда забавляли попытки скрыть искренние чувства, и он с удовольствием наблюдал, как на лицо то одного, то другого Деналийца набегает тень искажения.

Он мог бы закончить все сам, но обстоятельства требовали свидетелей, соратников. Стоит помучать Деналийцев подольше, вволю побродить по дому, пока кто-то наконец не выдаст правды, не выдержав страха перед огнем. По пути в большой дом он видел несколько кормушек для птиц — странное хобби вегетарианцев, — а теперь отыскал и корм, так неуклюже, так по-человечески рассыпанный в темном углу за камином.

Вампир двинулся к длинному стеллажу, где на прозрачном стенде красовались копии автомобилей каждого из победителей гран-при Формулы-1 прошедших лет. Миниатюрные шины, рулевые колеса, раскрашенные рекламными лозунгами блестящие корпуса. Ювелирная работа, что позабавит расстроенного человека. Он чувствовал, как взгляд главы клана подцепил его на крючок, как в каждом его непринужденном движении она будто ищет подсказку. Сейчас каждый ее вздох и шаг зависит он него — непередаваемое, пьянящее ощущение.

Он остановился на краю кухонного островка — ценнейшего атрибута человеческой жизни. Пространство зарябило, воздух потеплел на самых кончиках пальцев. Призраки вернулись. Тонкое облако кофейного аромата вьется от дымящейся на столе чашки, окутывает дом. Она трогательно дует на чашку, боится обжечься. Нежные щеки и налитые прозрачным соком губы розовеют от горячего пара. Она никуда не торопится и вполне может подождать, пока кофе остынет. Она расслабленно вдыхает горьковатый запах жареных зерен, греет хрупкие ладони о стенки чашки и наблюдает, как за окном ровным покрывалом ложится снег, грезя Бог знает, о чем. Она в безопасности.

Он двигался дальше. В кухне стоит пряный запах специй: корица, кардамон, мята, тимьян в стеклянных склянках, но сквозь пикантную смесь остро проклевывался запах малышки. Вот оно. Вид на величественную гору Мак-Кинли открывался прямиком с кожаной софы, что стояла у панорамного окна. Поверхность была истертой, в складках кожи затерялись ошметки долгожданного тепла. Призрак стоял перед ним, совсем, как во плоти. Казалось, подойди ближе, и он сможет прижаться губами к босым ступням, пленить в грубой хватке хрупкие кисти, зарыться лицом в часто вздымающуюся девичью грудь. Спросить, снилось ли ей что-нибудь приятное, прежде чем зажать рот, сгрести в охапку и исчезнуть в ледяном водовороте зимней ночи.

Для него наблюдать за призраком добычи было действием почти что сакральным. Ничто так не завораживает, как недостижимое. С этим не сравнится ни журчащий ручей, полный горной воды, ни языки кровавого пламени, ни бескрайнее звездное небо с миллиардами неизведанных миров, на которое он до сих пор часто заглядывался в знак последних крупиц собственной человечности.

Теперь, когда эфемерный образ обрел целостность на кожаной софе, он видел неуловимые очертания в каждой тени, на каждой ступени лестницы и в высоком дверном проеме. Но вот что-то острое, нехорошее вклинилось в сияние розового золота. Покой был нарушен, безопасность разорвана в клочья. Ее увозят, увозят прочь. Воздух посолонел от мучнистого запаха слез. Он заскрежетал зубами, целясь уловить причину перемены, предельно сосредоточился, и наконец-то перед ним вспыхнула и тут же погасла картинка, повергшая его красавицу в такую печаль. Густая вечнозеленая поросль. Острая, уродливая современная башня за серым полотном моря. Штат Вашингтон.

Истина была настолько очевидной, что не нуждалась в дальнейшем подтверждении.

Он вернулся в реальность, к застывшим вокруг него Деналийцам. Тихо завибрировал телефон, но никто, казалось, не обратил на него внимания. Глава клана устало взглянула на него из-за завесы белоснежных волос, и в складках ее тяжелых век он прочел долгожданную обреченность. Во рту сделалось елейно от предвкушения победы.

Деметрий Вольтури широко улыбнулся, и ощутил, как по позвоночнику Тани Денали пробежал мороз. Она знала, что он знал. Гонка началась, и он мог наконец-то прервать обет молчания.

— У те­бя чу­дес­ный до­мик, прес­тупни­ца, — произнес он. Голос был хриплым и грубым от долгой спячки. — Об­жи­тый. Бес­смертные не уме­ют так при­вязы­вать­ся к мес­там. Ты при­вела сю­да че­лове­ка, да, прес­тупни­ца? Тог­да за­чем же уве­ла об­ратно? Здесь ей бы­ло хо­рошо, а те­перь она тос­ку­ет. Каж­дая стен­ка, каж­дая дос­ка здесь го­ворит, что кто-то про­пал. Дом пла­чет по ней, а она по до­му.

Таня поползла вниз по каминной стенке, словно беспомощная смертная женщина. Он подхватил ее за талию, почувствовав, как она напряглась в его руках. Он наклонился над ней, словно коршун над лебедью, и спокойно произнес утешительную речь. Ей не о чем печалиться. Он будет нежен с ее подопечной. Он питает особую привязанность к тем, кого ищет долго и упорно. И, в отличие от Тани, он ни за что не забудет о ней, не забудет до тех пор, пока еще бьется и зовет его ее сердце.

Деметрий выпустил Таню, расправил плечи. Все его тело пело от предвкушения погони, снег снаружи завывал, как сотня гончих псов. Он с трудом сохранял человеческий облик, но уже совсем скоро можно будет забыть о приличиях. Осталось только попрощаться с обреченными Деналийцами. Он, может быть, и безжалостен, и аморален, но всегда оставался и остается поборником хороших манер.

— От­прав­ля­ем­ся, гос­по­да. Мы яви­лись нез­ва­ными и неп­ри­лич­но за­дер­жа­лись. А хо­зя­евам нуж­но вре­мя и оди­ночес­тво, что­бы дос­той­но оп­ла­кать их че­лове­ка.