Нетореными тропами. Часть 2 (СИ)

- Что стряслось? Где ты была?

- Задержалась по делам. Мастер Комри должен был отправить к тебе посыльного предупредить, что со мной все в порядке. Он не приходил?

- Приходил, но я ему не поверил.

Микаш ухватил меня за локоть и втянул комнату на свет тускло чадившей на столе свечи.

- Ты плакала? Кто-то тебя обидел? Скажи – я разберусь, - градом посыпались вопросы, которых я так боялась.

- Нет, ничего страшного, просто что-то в глаз попало.

- И губы у тебя разбиты, и одежда порвана, и резерв на три-четверти пуст, потому что в глаз соринка попала? – не унимался он.

Я сбежала за ширму и принялась переодеваться:

- Все в порядке. Я упала. А потом сама надумала всякого и расстроилась. Ты же знаешь, на меня иногда находит. Пустяки не стоят твоего беспокойства.

Я уже натягивала камизу, когда Микаш бесцеремонно ввалился ко мне и развернул к себе.

- Скажи, что случилось на самом деле! Тебе больно – я чувствую. Если не можешь, то я просто прочитаю… - он уже касался моего лба.

Я вырвалась и закричала, чувствуя, что не могу больше бороться с истерикой.

- Нет! Ты давал клятву! – я вырвалась, упала на пол и разрыдалась в голос, свернувшись калачиком и подтянув колени к груди. Будто прорвал нарыв, и гной хлынул наружу. И я могла только плакать и стенать, как маленький ребенок.

Заботливые руки подняли меня, словно пушинку, отнесли на кровать и укрыли одеялом. Я не хотела, чтобы он уходил, цеплялась из последних сил, но не смогла удержать. От боли мутилось сознание. Хотелось утонуть, кануть в небытие, чтобы не чувствовать.

- Выпей, - меня приподняли и приставили к губам кружку с водой. – Тише-тише, - меня баюкали, как ребенка. Но больше успокаивал сам голос, запах, знакомые прикосновения.

- Расскажи – станет легче.

- Не станет, не спрашивай. Пожалуйста, не спрашивай ни о чем. Не спрашивай, если любишь.

- Это жестоко: видеть, что единственному на всем белом свете человеку плохо и не знать отчего. Понимать, что со всеми этими наградами, чинами и почестями я все равно бессилен помочь тому единственному, кому хочется помочь. Твоя боль рвет мне сердце!

- Пожалуйста, - я разлепила горевшие веки и увидела встревоженное лицо Микаша прямо над собой. – Не надо ничего делать – так будет только хуже. Просто обними меня.

Он послушно лег рядом и прижал к себе крепко-крепко. Я уткнулась носом в его широкую грудь и чувствовала, как его рубашка мокнет от моих слез. Но все равно так было намного лучше.

- Пообещай! Пообещай, что мы никогда не расстанемся…

- Мы не расстанемся, пока ты сама меня не прогонишь.

В полной безопасности его сомкнутых рук я обмякла и, устроившись удобнее на его плече, уснула.

========== 17. ==========

Настала тоскливая пора. Даже смены времен года не бодрили и не радовали. Все мои дни были заняты штудированием книг, медитациями, молитвами и выступлениями перед народом. Я наконец-то взялась за голову, по мнению моих учителей, старалась догнать и обогнать Джурию в науках и Торми в упражнениях на гибкость и расслабление, хотя по сути чувствовала, что отстала от них лет на сто и никогда не сравняюсь. Наверное, мастер Жерард был во всем прав, когда требовал, чтобы я занималась только учебой и не отвлекалась на другие вещи. В конце концов ничего хорошего никому моя дружба и помощь не принесла, как в общем-то и всегда.

Джурия научилась слушать мать-землю Калтащ, легко, по своему желанию, в любое время. Для этого она изнуряла себя голодовкой и непосильной физической работой, чтобы на переделе физических сил приблизиться к своему божеству. Странно оно работало, конечно, превратив красивую пышную девушку в изможденное существо – обтянутый сухой пергаментной коже скелет с выпирающими узловатыми суставами, впалые щеки и заострившиеся скулы выглядели жутко, густые волосы большей частью вылезли, оставив лишь куцый мышиный хвост. Передвигалась медленно и плавно, будто сомнабула в глубоком трансе. И речи ее стали странные, певучие, похожие на баллады из глубокой древности, с высокими звенящими словами, полными мрачного тайного смысла. Не похожа на себя, даже на живого человека не похожа, будто ходячий мертвец, и только карие глаза светятся мерцающим потусторонним светом, словно она уже пересекла границу видимого мира и стала бесплотным духом.

С Торми и вовсе творилось что-то невообразимое. Сколько мастер Жерард с ней не воевал, она не прекратила свои похождения с молодыми Стражами. Пропадала по ночам, а иногда и вовсе просила нас с Джурией переночевать где-нибудь в другом месте во время ее очередного рандеву. Потом весело рассказывала нам обо всем этом в таких интимных подробностях, что Джурия затыкала уши, а я стыдливо краснела, словно девица-недотрога. С каждым годом приятелей на ночь становилось все больше, в конце концов она связалась с развеселой компанией, славящейся распутными нравами и буйными гулянками навроде тех диких экстатических оргий, которые описывались в книгах по истории, как мистические религиозные ритуалы древних племен – сумасшедшее буйство первозданных стихий.

И вот однажды, когда мастер Жерард проводил занятия для нас двоих с Джурией, потому что Торми в очередной раз куда-то запропастилась, она ворвалась в лабораторию в небывалом возбуждении. Сильно потрепанная, с неаккуратно расправленной юбкой, растрепанными волосами. Лицо раскраснелось, глаза лихорадочно блестели, и пахло от нее, как от разморенной после встречи с котами бродячей кошки.

- Я слышала! Слышала! – закричала она высоким, исходящем на визг голосом. – Уберите этот гам из моей головы!

Жерард встал из-за стола и подошел к ней стремительной широкой походкой. Не ругал, не просил замолчать, не спрашивал, почему прогуливает – молча обхватил ее руками за голову, вглядываясь в расширенные почти на всю радужку зрачки с зеленой каймой.

- Ба-а-а, ба-а-а, - проблеяла она и высунула язык, широко распахнув рот.

- Ваши развлечения, конечно… - неодобрительно покривился Жерард.

- Она поет и пляшет, как бурливое море. Она зовет и плачет, не-любовь, не-любовь. И людские грехи, сором темным, в волосах застревают. Не грешите – любите, восхваляйте и ждите. Не придет – так забудьте. Со мною танцуйте. Всем-всем я накликаю, бурю столетия, бедствия и смерти. Танцуйте, дети мои, и смейтесь. Ибо скоро всему настанет конец.

Я только и могла удивленно вскинуть брови. Джурия рядом со мной тоже «выпала», взгляд стал пустой, пухлые губы зашевелились в немом шепоте.

- Ну и как тебе это удалось? – Жерард встряхнул Торми за плечо.

- Уберите! Уберите! Мне мешает!

- Мешает что?

- Развлекаться! Когда я уже готова, на пике, этого голос вдруг щелкает и портит мне все настроение. А уж ребят-то как напугал!

Жерард невозмутимо смотрел на нее:

- Тебя озарило во время соития?

Мое лицо горело так, будто кипятком облили. Безумно хотелось сбежать отсюда.

- Уберите это из моей головы! Я так больше не могу! – Торми коротко взвизгнула, рухнула на пол и забилась в судорогах.

Жерард подскочил к ней, нажимая точки на шее, спине и голове, пока она не затихла. Вздохнул и без лишних слов понес ее в смотровую. Джурия молчала, пребывая в собственной прострации. И только мне оставалось мучиться от горьких размышлений, как все-таки достучаться до Безликого. Голодовка и изматывание себя мне никак не помогало. Я просто чувствовала себя разбитой, а приход никак не наступал. А вот теперь и у Торми получилось каким-то невообразимым образом. С Микашем… нет, это было бы нечестно. Я уже однажды поступила с ним подло, так, что сказать даже стыдно до сих пор и боязно, что он когда-нибудь узнает. Должен быть другой способ связаться с Безликим. Видимо, у каждой стихии – свой путь. Нужно думать, вспомнить все, что я успела прочитать о Небесном Повелителе и его семействе, о Благословенном граде на Девятых небесах, о самом Безликом, о единении с материнской стихией… Я ведь столько всего успела об этом прочитать и заучить. И кажется, что ответ где-то на поверхности, но схватить его за хвост и выудить не удавалось.