Оттенки изумрудных глаз (СИ)

В ответ на мой вопрос поленья вспыхнули изумрудным свечением, заставив вздрогнуть от неожиданности и подтянуть колени поближе к груди.

Наколдовал, значит.

Я слегка киваю плещущемуся внутри пониманию и поднимаю озябшую руку, принимаясь осторожно взывать к своей силе. Чувствуя чуткий сигнал, который предвкушает боль. Нити нервов начинают потихоньку растягиваться, пробуждая уснувший было страх. Он принимается ворочаться в сердце, тискаться, вызывая жар, холодный пот и прожигая еще тлеющие раны.

Магия кое-как повинуется, протискиваясь по тонким венкам в самые кончики пальцев.

Я хмурюсь от легкой головной боли, что рябью подергивает виски. Напрягаю ладонь, представляя, как дрова начинают полыхать живым огнем. Как он лижет их черным языком, обугливая, обращая в пепельную пыль.

Вторая, раненая ладонь против моей воли тоже начинает нагреваться. Жар пропекает рану так, что она, кажется, начинает шипеть и бурлить. Вот-вот разорвется, и из нее потечет свежая кровь.

Я прищуриваюсь, втягивая холодный кислород в стиснутые легкие. Осторожно вытаскиваю обожженную руку из-под теплого плаща и выпрямляю ее в воздухе наравне со здоровой.

Снова мысленно приказываю огню зажечься в руках, протанцевать на кончиках пальцев и перебраться на лакомство в виде сухих дров.

Боль просекает острием ножа ладонь в отпечатках крови. Она содрогается от нее, бьющей навылет.

Я неслышно вскрикиваю в сжатые зубы, машинально сжимая руку в кулак. От этого боль снова хлестко ударяет, щиплет, проедает кислотой кожу аж до мяса.

Черт.

Я жмурюсь, отползая спиной назад, вздрагивая ею, так и держа растерзанную ладонь в воздухе, благо он холодный и самую малость притупляет вскинувшуюся, дерущуюся боль. Которая тянет, ревет, выворачивает, выдавливает соленые слезы над раной, чтобы побольше выесть свежей крови.

Пока эти перебои ощущений не стирают узкие изящные пальцы, накрывшие руку. Прямо внутрь, в разорванную, вскрытую кожу.

— Скажи, я всегда буду зализывать твои раны?

Его голос сладкой патокой вливается во взбитую болью душу. Я позволяю себе облегченно вздохнуть, хотя лоб все еще пересекает морщина не уходящего чувства.

Пальцы умело ведут по вскрытым ранам, и я буквально физически ощущаю, как они мучительно медленно затягиваются. Напряженные скулы свело. Я прикусываю щеку изнутри, стараясь не издавать ни звука.

Тихонько приоткрываю глаза, смотря на неизменное, расслабляющее глаз свечение, рвущееся из-под белоснежной кожи.

— Я и сама бы зализала, если бы умела, — слабо усмехаюсь я, переводя взгляд на лицо трикстера, который склонился над моей ладонью. Он заканчивает, напоследок проводя прохладными пальцами во всей руке, отчего кожу пронзают электрические заряды, один за другим. Выпрямляется и сдержанно смотрит в мои глаза.

— Такая стихия, как огонь, не может лечить. Только причинять боль.

— Это я уже поняла, — бормочу я, выдавливая из себя слабую улыбку и поднимая ладонь на уровень своего лица. Кожа целая, залеченная, ни единой царапинки. Даже пятна засохшей, шелушащейся крови исчезли. — Спасибо.

Благодарность срывается с губ и ускользает в ледяные глыбы, застревая там.

Локи сухо кивает и отходит в сторону, возвращаясь к своим делам. Я снова перевожу задумчивый взгляд на сухие поленья.

Несмело, будто сгущенный воздух вокруг меня умеет обжигать при любом движении, поднимаю обе здоровых ладони на уровень дров. По телу все же прошелся неприятный зуд, заставив кончики пальцев максимально напрячься.

Я опускаю веки, сосредоточивая свои мысли на одной цели. Начиная чувствовать свою магию, сгущающуюся под кожей, бегущую вдоль вен.

Пламя мерцает на ладонях, потрескивает. И перебегает, наконец, на поленья.

Я открываю глаза, ощутив, как нежную кожу на лице обдало мягким теплом. Свежий кипящий огонь принялся энергично изучать дерево, трескать его, жадно поглощать.

И это тепло тянет чуть-чуть, покалывает, приятно фонит. Разливается в груди, покрывая боль, холод и все остальные негативные эмоции. Залечивая зияющие пустотные дыры.

Я обхватываю колени руками, не забыв поправить ускользающую ткань на ссутулившихся плечах. Меня снова поглощают разнообразные потоки мыслей, и я начинаю пытаться воссоединить их в одну линию, исключив лишнее.

Мы победили. Победили, да.

Я энергично смакую это горько-сладкое слово, катая его на языке подобно ириске, что быстро липнет к зубам. Чувствую ноющий жар в виске, гулко бьющий подобно пульсу.

Оттого, что вспоминаю. Как посылаю спасительную вспышку трикстеру из-за своего укрытия, и как она отражается от ледяной кожи, летит обратно… Режет кожу.

Я машинально стискиваю недавно обожженную руку, чтобы убедиться, что все в порядке. Сердце начинает тревожно постукивать под зеленым плащом. Очень чуткое.

И, словно в довершение моим мыслям, низкий баритон рассекает повисшую тишину:

— Почему ты выдала себя, когда я сказал спрятаться и не показываться?

Последние слова Локи особо подчеркивает интонацией, заставив нахмуриться. Я вздрагиваю, переплетая озябшие пальцы в замок и сосредотачивая на вопросе свои мысли.

— Ты был в опасности, — хрипло, слегка подрагивающим голосом отвечаю я, наконец придав своему лицу спокойный вид и развернув его к богу коварства. Он сидел прямо на снегу, вытянув ноги к огню. Я невольно пробежалась по нему быстрым взглядом, облизнув пересохшие губы. Внутри знакомым отпечатком легло тянущее чувство.

— Зависшая в тысячный раз лапа над головой — это не опасность, — возражает мне бог обмана, сверкая изумрудными глазами, в глубине которых виден блеск огня. Я натужно сглатываю, ерзая на месте. Волнение подкатывает к горлу, заставив меня окончательно растеряться.

— Значит, мне показалось, что ты в опасности, — выпалила я, с трудом выровняв свой пропадающий голос. Первые три слова я подчеркнула с особой интонацией и подняла взгляд, наполненный обманчивым равнодушием.

Локи после моей фразы резко подается вперед, заставив мое сердце от неожиданности вслепую удариться о ребра. Я вытянулась, напрягая каждую мышцу. Этот разговор, перетекающий в щепетильный, словно бил меня под дых. Я не знала, что говорить, не могла предугадать следующий вопрос, который ударит в слух совершенно неожиданно.

— Не думай, что я настолько слабый и беспомощный, — шипит трикстер сквозь плотно сжатые челюсти. Его взгляд наполняется злобой. Я сжимаюсь в комок, крепче кутаясь в зеленую ткань. Все внутри начинает медленно скручиваться, а в груди неприятно саднит.

Я поджимаю губы, раздумывая над грамотным и безобидным ответом.

— Я вовсе так не считаю. Каждый, даже самый сильный челов… бог иногда нуждается в помощи. Мне показалось, что ты не успеешь отразить удар, вот я и…

— Мне никогда не нужна помощь, — сухо отрезал бог коварства, потерев переносицу с таким видом, будто ему наскучили мои слова. Я нахмурилась, сосредоточенно рассматривая его отстраненное лицо. В глубине изумрудного цвета глаз еще сверкает долго остывающая ярость.

— Каждому она рано или поздно требуется, — едва слышно проговорила я, утыкаясь пылающим взглядом в блестящий оранжевым снег. Внутри накопилась куча эмоций, и им просто требовался выход наружу. Я едва сдерживалась от того, чтобы не выдать все, что думаю, или громко закричать.

— Рискнула собственной жизнью. Чего ради? Все ждешь, что я отправлю тебя в Мидгард? — не унимается Локи, сверля холодным взглядом мою щеку. Эти слова хлестко бьют мне под ребра. Я на секунду зажмуриваюсь, стараясь отогнать рой воспоминаний о своей жизни на Земле, которые уже закружились в черепной коробке, грозясь проесть или разорвать ее прямо сейчас.

— Ради спасения, — дрожащим голосом слабо возражаю я, низко опустив голову и уткнув нос куда-то в мягкую ткань на плече от накативших чувств, переполняющих и сжимающих грудную клетку, не оставляя места для биения сердца.

— Чьего?

Этот короткий вопрос на секунду что-то дергает внутри, будто крючок, зацепившийся за ребро. Грудь начинает тяжело вздыматься от участившегося дыхания. Я стискиваю плащ с внутренней стороны холодной ладонью.