Побег (СИ)

Она не сбежала – камень свалился с его души. Но потом ярость снова наполнила его: она ослушалась, ушла далеко без позволения, хотя он предупреждал об этом.

Кэйтлин опустила глаза, читая на его лице ярость:

– Я гуляла и зашла далеко…

– Подойди, – перебил её Бартон. 

Девушка быстро поправила волосы, скрывая свое беспокойство, но осталась на месте:

– Я просто забыла…

– Я велел тебе подойти.

Кэйтлин сделала небольшой шаг вперед, не решаясь смотреть на мужа.

– Разве я не говорил тебе предупреждать меня, когда ты уходишь из дома?

– Говорил.

– Смотри мне в глаза.

Она быстро подняла голову и наткнулась на его яростный взгляд:

– Но тебя не было дома, когда я уходила и… – попыталась оправдаться она, но почувствовав, что этим только усугубляет положение, замолчала. – Я виновата.

– В чем ты виновата?

– В том, что ослушалась тебя. Ты накажешь меня?

– Да, – ответил Бартон и обхватил пальцами её запястье.

Мужчина повел девушку за собой к дому. С каждым шагом его ярость уменьшалась, она не пыталась бежать и это главное. Но он не должен спускать этого, она должна усвоить урок послушания.

– Ты купалась? – спросил Бартон.

– Да, – тихо ответила Кэйтлин, покорно идя за ним.

– Вода еще слишком холодная. Ты хочешь заболеть?

– Нет.

Они подошли к дому, но мужчина не повел её внутрь, а направился к конюшне. Он снял со стены какой-то кожаный мешок и повел её дальше, к бане. Зайдя внутрь и закрыв дверь, Бартон отпустил запястье жены и зажег свечку в лампе на стене. Кэйтлин с тревогой поглядывала на кожаный мешок, который мужчина бросил на лавку. Бартон зажег еще пару светильников и наконец повернулся к ней.

– Раздевайся.

Кэйтлин нервно сглотнула и снова посмотрела на мешок:

– Что в этом мешке?

– Я велел тебе раздеться.

Липкий страх покрыл её тело. Отдаленное место, в которое он привел её, этот кожаный мешок с непонятным содержимым и его сдержанно-холодный взгляд сделали свое дело. Кэйтлин медленно попятилась и призналась:

– Мне страшно. Пожалуйста, скажи, как ты меня накажешь.

– Тебе и должно быть страшно. Страх избавляет от глупых поступков. Ты ушла без разрешения, бродила одна в темноте да еще и полезла в ледяную воду. Все это глупо и непозволительно. И я накажу тебя за это, чтобы больше у тебя не было желания делать глупости. А сейчас раздевайся.

Кэйтлин подавила внутри зарождающуюся бурю, признавая его власть и правоту. Девушка медленно положила обувь на скамейку, потянулась к завязкам на платье и распустила шнуровку. Она сняла платье и нерешительно посмотрела на мужа.

– Могу я оставить рубашку?

– Да, – позволил Бартон и указал ей на широкую лавку. – Ложись сюда, лицом вниз.

Порка, наконец поняла Кэйтлин. Он её выпорет за непослушание. Это она выдержит, только если в этом его жутком мешке не какая-нибудь плеть с железными наконечниками. Она видела такую и видела, какие следы та оставляет на теле. Девушка послушно легла на лавку и закрыла глаза. Откуда в ней то послушание, с которым она идет на наказание? Она знала ответ, он был внутри: мужчина и его волк очень сильны, а женщина-оборотень всегда подчиняется сильному самцу.

– Обхвати лавку руками, – был его очередной приказ, и она снова подчинилась.

Мужчина приподнял её за талию и задрал рубашку на спине, оголяя ягодицы. Теперь она была обнажена, и прохладный воздух холодил кожу. Девушка зажмурила глаза и приготовилась к боли.

Но он медлил, как будто специально нервируя её. Кэйтлин собралась уже высказать ему это, но Бартон заговорил первым:

– И что мне делать с тобой? – спросил он тихо.

Она напряглась.

– Я шел сюда с намерением всыпать тебе розгами, чтобы ты не смогла сидеть целую неделю за то, что заставила волноваться меня, Дэрин и плакать Милли. Она переживала, что ты сбежала из-за неё. А ты с таким смирением собралась принимать боль, что весь мой запал пропал.

Кэйтлин молчала.

– Я не хочу делать тебя больно. Но и наказать тебя должен, чтоб ты больше не поступала так безответственно. Все, что угодно могло случиться: сильная волна, дикий зверь, скользкий камень в темноте. Я должен тебя наказать, но моя рука не поднимается, как будто розги весят целый пуд.

Кэйтлин почувствовала теплую руку мужа на своей спине, а затем на ягодицах:

– И как я потом смогу ласкать твоё тело, если сейчас оставлю на нем отметины своей ярости? – он долго молчал, а потом прошептал: – Я никогда не наказывал Улу, никогда. Но возможно, если бы наказывал, она бы не сотворила того, что сделала.

Девушку подмывало спросить, что такого ужасного сделала его первая жена, но она промолчала. Через секунду Кэйтлин увидела, как склонилось над ней его лицо. Он присел на корточки и посмотрел на неё, в его глазах была боль и тоска, и Кэйтлин пленилась этой искренностью и открытостью. Она облизала пересохшие губы и сказала:

– Не наказывай меня, не нужно. Я обещаю, что не буду так больше поступать.

Мужчина прикрыл глаза:

-– Боюсь я не найду в себе сил поверить твоему обещанию.

– Что она сделала? – все-таки не удержалась Кэйтлин.

Бартон распахнул глаза:

– Почему ты бежала из стаи?

Кейтлин все поняла: он не готов открыть свою тайну, так же как она свою. Они оба не готовы поверить друг другу. Замкнутый круг.

Девушка смежила веки:

– Накажи меня и дело с концом.

– И ты сможешь простить мне это?

– А тебе разве нужно мое прошение?

Бартон резко подался вперед и обхватил её лицо:

– Нужно! Я не хочу начинать нашу жизнь с боли, страха и ненависти. Может, мы и не хотели быть вместе, но так вышло, и я не хочу упускать шанс, что дала мне судьба. Кэйтлин, ведь мы можем попробовать быть счастливыми, разве нет? Я не говорю о любви, я не верю в неё больше, но хорошие отношения мы можем построить, почему нет? Ты теперь со мною, так почему бы не относиться друг к другу хорошо, по-доброму, с лаской? Нам незачем быть врагами. Кэйт, ты не враг мне, ты моя жена, я хочу заботиться о тебе и оберегать.  

Она слушала его слова и читала в его глазах, что он не врал, он искренне хотел всего этого. И она хотела этого, но не могла позволить себе верить, что так будет. Как проще было бы жить с безразличным мужчиной, который не замечал бы её и не желал узнать лучше! Она бы жила по своему правилу быть бесстрастной и тихой, и возможно, все было бы хорошо. Но с Бартоном так не получится. Он хочет не только её тело, но и её всю. Он не хочет любви, но его страсть способна её погубить, а она потянет за собою в черноту всех, кто будет иметь неосторожность оказаться рядом. А Кэйтлин больше не хотела невинных жертв никогда. И поэтому решение одно – нельзя, чтобы этот мужчина привязал её сердце к своему, нельзя принимать его ласку и заботу, нельзя быть рядом с ним. Она должна снова решиться, снова готовиться и ждать. И когда представится момент, снова бежать, но на этот раз никак нельзя оплошать…

А сейчас надо отдалиться от него. Можно, конечно, втереться в доверие, а потом предать, но она не сможет поступить так с ним, видя его искренность и тоску. Девушка закрыла глаза и сказала:

– Делай, как решил, мне все равно.

Незримая стена встала между ними после её слов, и они оба это почувствовали.  

Бартон поднялся, не понимая, что произошло, почему она вдруг стала такой холодной. Он был искренен с ней, хотел объяснить, а она отгородилась от него и стала отчужденной. Сердце, которое он давно считал каменным, сдавило. Кэйтлин не хочет его заботы и ласки, ей не нужна его искренность, значит, так тому и быть.

Он поднял руку:

– Семь ударов.

Этой ночью он не трогал её. После того, как наказание было исполнено, и они вернулись домой, Кэйтлин сразу поднялась в спальню, стараясь не замечать обвиняющий взгляд Дэрин, которая встретила их у входа.

Девушка быстро поменяла рубаху и легла в постель на живот, Бартон бил совсем не сильно, но ягодицы все равно горели. На душе было горько, но не от легкого наказания, а от печального взгляда мужа, который она заметила, когда он помогал ей подняться с лавки. Своей холодностью она заморозила первые ростки доверия и симпатии, что прорастали в нем. А её сердце? Оно болело от того, что приходилось так поступать – Бартон был хорошим мужчиной, что бы о нем не говорили. Но девушка не могла иначе. Все это ради него же, убеждала себя Кэйтлин, борясь со своей совестью.