Пленение (ЛП)
Пленение (ЛП) читать книгу онлайн
Одна неделя. Квартира на Манхеттене. Супергорячий бывший парень. Что же плохого может произойти? Прошло девять месяцев с тех пор, как Кэйтлин Паркер видела и слышала что-либо о Мартине Сандеки, девять месяцев и пять значимых этапов. Она пережила жестокое разочарование в первой любви, став сильнее (уже реже прячась в шкафах), чем когда-либо прежде. Но теперь Мартин вернулся. И он хочет быть ее другом. Но он посылает смешанные сигналы горелке Бунзена в трусиках Кэйтлин. Сможет ли Мартин снова пленить сердце Кэйтлин? Смогут ли Кэйтлин и Мартин быть просто друзьями? Или, несмотря на обилие химии, некоторые связи слишком изменчивы, чтобы это выдержать?
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Пенни Рейд "Пленение"
Название: "Пленение"
Автор: Пенни Рейд
Серия: "Элементы химии & Гипотеза" #3
Перевод: Elefant2012
Редактура: VolkovaM, sali
Сверка: sali
Вычитка: VolkovaM
Переведено специально для группы https://vk.com/books_25
Копировать материал без указания переводчиков и редакторов запрещено! Давайте уважать чужой труд!
Аннотация:
Одна неделя.
Квартира на Манхеттене.
Супергорячий бывший парень.
Что же плохого может произойти?
Прошло девять месяцев с тех пор, как Кэйтлин Паркер видела и слышала что-либо о Мартине Сандеки, девять месяцев и пять значимых этапов. Она пережила жестокое разочарование в первой любви, став сильнее (уже реже прячась в шкафах), чем когда-либо прежде.
Но теперь Мартин вернулся. И он хочет быть ее другом. Но он посылает смешанные сигналы горелке Бунзена в трусиках Кэйтлин.
Сможет ли Мартин снова пленить сердце Кэйтлин? Смогут ли Кэйтлин и Мартин быть просто друзьями? Или, несмотря на обилие химии, некоторые связи слишком изменчивы, чтобы это выдержать?
Пролог: Сравнение газов, жидкостей и твердых тел на молекулярном уровне
Спустя шесть месяцев после расставания…
— Я не знаю, как сделать это, Кэйтлин. Ты должна помочь мне.
— Что сделать, пап?
На мгновение в трубке воцарилась тишина, прежде чем он сказал:
— Поговорить с тобой о твоей матери.
Я скривилась, ковыряя неровности на кухонном столе. Четыре месяца назад, когда мы с Сэм переезжали из кампуса, мы обставили нашу квартиру мебелью из комиссионного магазина. Лак местами откалывался от формайки1, а я делала все только хуже.
— Не знаю, что тут сказать. — Я пожала плечами, закусив губу, чтобы подбородок предательски на задрожал. По правде говоря, я скучала по ней. С отцом мы регулярно разговаривали по телефону, но за последние шесть месяцев я не принимала участия в наших воскресных встречах, и мне не хватало связи с мамой.
— Я думаю, что она сделала тебе больно. Я прав?
Я пожала плечами, хотя он не мог меня видеть. Безусловно, одна из причин, почему я не контактировала с ней, — это ее безразличие к моим чувствам после расставания с Мартином.
Другая причина — мой страх оттого, что она была разочарована во мне. Летом во время моего недовольства после расставания с Мартином я решила сменить специальность — с химических технологий на музыку — и после осеннего семестра взять перерыв в учебе.
Взять перерыв в учебе в семье Паркеров было равносильно тому, что я наплевала на свою жизнь. Я приняла это решение весьма легкомысленно, не посоветовавшись с родителями. Тем не менее, у моей решимости сменить специальность были глубокие корни, и она послужила стимулом моей нынешней оплачиваемой работе в качестве пианиста в группе, которая выступала на праздничных мероприятиях.
Неделю я психологически настраивалась и, пройдя прослушивание в июле, официально стала оплачиваемым музыкантом. Группа играла в основном на свадьбах. Еще они играли на Бар-мицва и Бат-Мицва2, шикарных бизнес-фуршетах, всевозможных корпоративах между Бостоном и Нью-Йорком. Мои вечера и выходные проходили очень быстро, особенно, когда нам нужно было ездить на работу в город.
Будучи окруженная музыкой практически ежедневно: или в составе группы, или сочиняя ее в одиночестве — я поняла, чем хотела заниматься. Я должна была жить этим. Это была моя страсть, а игнорирование, которое дарило мне радость и покой, было неприемлемым.
Вместо того, чтобы признаться, почему я избегала маму, я сказала:
— На самом деле, я даже не понимаю, почему так расстроилась из-за нее. Она ничего не сделала. Действительно ничего. И я знаю, что у нее были благие намерения. Просто... такое ощущение, что она иногда вообще не заботится обо мне.
— Ну, ты не права. Она переживает за тебя. Она любит тебя.
— Тогда, думаю, я не понимаю, что такое любовь. Я думала, что знаю. Я думала, это великая вещь, когда два человека поддерживают друг друга и совместно решают возникающие проблемы. Я думала, это доверие и верность, это быть честным, добрым, быть командой. Но сейчас я ничего не понимаю. На самом деле, я даже сомневаюсь, что любовь существует. Может, как общество мы придумали это, чтобы объяснить и оправдать наше нездоровое желание взаимозависимости.
Он замолчал на минуту, и я знала, он задумался о том, что я сказала, обрабатывал это. Самое клевое в моем отце было то, что он прислушивался, чтобы понять, а не для того, чтобы противодействовать.
— На самом деле, в каком-то смысле я могу с тобой согласиться, если я, конечно, понимаю тебя правильно. Люди, большинство из нас, взаимозависимы, и очень часто зависимость граничит с ненормальностью. Оба в паре ответственны за нормальную здоровую взаимозависимость. Но ты предполагаешь, что существует только один вид любви, Кэйтлин. Скажу тебе, что в мире существует столько же видов любви, сколько и звезд на небе.
— Это было очень поэтично, пап.
— Спорим, ты не знала, что я раньше писал для мамы стихотворения.
Это заставило меня вздрогнуть, и я села прямее на стуле.
— Ты писал?
— Да. И довольно хорошо для студента-медика, который был по уши влюблен в недосягаемую Снежную королеву. От этого она растаяла... немного.
Я услышала улыбку в его голосе, и это заставило меня скучать по его милому добродушию.
— Что же произошло?
— Я попросил ее выйти за меня замуж, не ожидая, что она скажет да, но она согласилась. Так что мы поженились, и я был безумно влюблен в нее. Она была так... хороша. Так активна. У неё был талант вдохновлять людей и удивлять их своим умом, потому что она такая и есть, она гениальна. И очень харизматична.
На секунду я задумалась об этом в ужасе оттого, что я привлекала парней, которые были, как моя мать.
Он продолжил:
— Но потом я разочаровался, потому что ей был нужен мир вокруг так же сильно, как нужен был я. И мне не нравилось это.
Я обдумала этот момент, как мой отец ревновал ко всему миру. Я и не могла представить моего отца ревнивым. Он был таким... хорошим. Даже сдержанным. Милым.
— И что ты сделал?
— Я сказал ей, что хочу развестись. Я сказал, что не могу быть с человеком, который всегда ставит меня на второе место, и что я совершил ошибку.
Я резко вздохнула.
— Почему я не знала об этом?
— Это произошло до того, как родилась ты.
— Что она сделала?
Папа вздохнул, словно выпуская давние воспоминания.
— Она умоляла меня остаться, что потрясло меня до чертиков. Она предложила оставить политику, и даже дошло до того, что она бросила борьбу за место представителя в комиссии3, ничего мне не сказав. Она пыталась сделать из себя другого человека, потому что не хотела, чтобы я уходил. Она не хотела потерять меня.
— Это кажется... так не похоже на нее.
— Это и было. Не похоже. Но любовь — та любовь, которую она чувствовала ко мне, заставляет людей делать безумные вещи. Она все искажает и заставляет сомневаться в собственном выборе.
— Итак, очевидно, ты остался. Но тогда, как она вернулась в политику?
— Я понял, что уничтожаю ее своей ревностью. Она пыталась измениться ради меня и не в лучшую сторону. Ту часть ее, которую я любил больше всего: ее блеск, харизму, доброту, неистовое желание исправить несправедливость — была не совместима с моей ревностью. И еще я понял, что она не принадлежит ни миру, ни мне. Она принадлежит только себе самой. Мы все принадлежим только самим себе, пока у нас не появляются дети. Потом мы принадлежим нашим детям настолько долго, насколько они захотят этого.
Я со смехом выдохнула и покачала головой.
— Не сомневайся, что твоя мама любит тебя, Кэйтлин.