Кто я? (СИ)

Черкашина Елена

Кто Я?

Death pays all debts

Смерть оплатит все долги

Народная мудрость

Солнце клонилось к земле, но при этом продолжало нещадно опалять все вокруг своими лучами. Облака на западе приобрели багрово-красный оттенок, что обещало на завтра ветреную погоду. Хотя, куда еще ветренее. Сухой сильный ветер дул в лицо, отбрасывая назад непослушные пряди и заставляя глаза часто моргать. Высокая трава пожухлого желто-коричневого оттенка стелилась по земле, изредка перемежаясь невысоким кустарником. Не заметные для неопытного глаза птицы щебетали свою песню, перекликаясь с жужжанием насекомых. И где только они могли прятаться в этой скудной на растительность местности.

Я стояла посреди совершенно ровной местности. Пустошь просматривалась от одного края горизонта до другого, не было ни одного холмика или деревца, заслонявшего обзор. Везде, куда только мог добраться мой взгляд высыхающая трава и скудный кустарник.

Температура явно была выше той, которую я бы назвала комфортной. От палящего солнца спасала ткань моей рубахи, свободными складками спадавшей с плеч. Повинуясь порывам непредсказуемого ветра, она развивалась то в одну, то в другую сторону, плотно оборачивала тело или обвисала балахоном в те редкие мгновения, когда ветер замирал, готовясь с новой силой бросить на меня. Земля под ногами тоже была сильно разогрета. Тонкая подошва легких кожаных мокасин едва ослабляла исходивший от нее жар. Плотные обтягивающие брюки были без сомнения удобными, но явно предназначались не для такой жаркой местности.

Проще говоря, мне было жарко, очень жарко. Но в данный момент не это беспокоило меня больше всего. Все мое внимание было приковано к чему-то лежащему неподалеку в траве. Я присмотрелась. В нескольких шагах от меня прямо на земле лежал человек, мужчина, насколько я могла судить, одетый так же необычно, как и я. Обтягивающие брюки, белая свободная рубашка. Рядом с ним на земле валялся самый настоящий лук. Что-то мне подсказывало, что это была не бутафория, а смертельно опасное оружие.

Но самым странным и страшным было то, что из груди мужчины торчала стрела. Она глубоко вонзилась в грудь, и вокруг нее расползалось багровое пятно. Оно с каждой секундой становилось все больше. Незнакомцу явно грозила серьезная кровопотеря или даже кое-что похуже. Он открыл глаза и посмотрел на меня. Это был удивительный, глубокий и всепоглощающий взгляд. А вместо зрачков язычки ярко красного пламени. Они горели, пылали, кружились, завораживали, но очень быстро тускнели и замедляли свой танец. И если глаза — это зеркало души, то, что за душа у этого человека?

Незнакомец попытался что-то сказать, но тщетно. Ветер относил слова в сторону, и нельзя было услышать ни звука. Это отняло у него последние силы. Огненные глаза закрылись, и его голова упала на траву. Только ветер продолжал трепать длинные белоснежные пряди его волос.

Я хотела броситься к нему, но тут заметила кое-что в руках, что заставило меня остолбенеть. В одной руке у меня был лук, не такое большой, как тот, что лежал около незнакомца, но более изящный. А в другой руке была зажата стрела с зеленым оперением и фиолетовым колечком у его основания. Точно такая же стрела была в груди у раненого. Я огляделась еще раз, вокруг не было ни одной живой души, что позволяло сделать вывод, стреляла именно я. Но как такое могло произойти?! Этого просто не может быть!

Незнакомец не шевелился. Неужели он умер? Я убила его?!

Эта мысль повергла меня в шок. Я убила человека. В моей душе разыгралась настоящая буря. Мысли неслись с неимоверной скоростью, сменяя друг друга. Как я могла? За что? Зачем? Вот он только что ходил, говорил, дышал, а спустя мгновение лежит без движений на твердой каменистой земле. Его тело еще совершенно такое же, как минуту назад, но это всего лишь «тело». Душа, сознание или что-то еще, то, что делает живое существо живым, навсегда покинуло эту оболочку. И виновата в этом я.

Да какое я право имела, на то, что бы этот несчастный лишился самого драгоценного — жизни. Никогда больше этот стройный юноша не оседлает лихого жеребца и не промчится на нем, обгоняя ветер. Никогда его ловкие руки не поднимут лук, и меткий глаз не выберет цель. А она будет продолжать жить, как ни в чем ни бывало, будто и не стало по ее вине в этом мире на одного человека меньше.

Я хотела разрыдаться, но не смогла. Это когда я была маленькой девочкой, все можно было решить слезами. Заплачь — и получишь новую игрушку, тебя утешат, поцелуют разбитую коленку и все в жизни снова станет как прежде или даже еще лучше. Сейчас же я понимала, слезы ничего не решат. Не вернут назад сотворенного, не поднимут мертвого.

Внезапно все эмоции схлынули, оставив в душе лишь пустоту. Огромную черную дыру размером во вселенную. Мне не хотелось ни кричать, ни плакать, ни замаливать свой грех. Я ощущала лишь безысходность и не поправимость содеянного. На меня навалилась такая тоска, а душевная боль стала такой реальной, словно это мне в грудь вонзилась стрела.

Я упала на колени и стала задыхаться. Я хотела закричать, но воздуха в легких не было. Я теряла сознание, свет начал меркнуть, словно жизнь утекала из всего мира, а не из моего хрупкого тела. Последним на что упал мой взгляд, была стрела, украшенная затейливой резьбой, шедшей от наконечника до самого оперения. Зеленые ворсинки трепетали на ветру, отражая блики заходящего солнца.

* * *

A babe in the house is a well-spring of pleasure

Ребенок в доме — это источник радости

Народная мудрость

Я лежала в своей мягкой кроватке и раздумывала, открыть правый глаз или не открывать ни одного. Только ранним утром, когда отбибикал противный будильник и нужно срочно вставать, подушка кажется особенно удобной, одеяло пушистым, а недосмотренный сон интересным. И как было бы здорово перевернуться на другой бок и насладиться продолжением истории. Я в роли средневекового лучника! Здорово-то как! Да и не плохого лучника, скажу я вам. Ведь враг повержен. Лежит на сырой земле, истекает кровушкой. За что это я его так? Не помню. Ну да ладно. Заслужил, видимо. Вот только чего это я так переживала по поводу его смерти? Я, конечно, слышала, что убивать не так легко. И что киллеры, мучаясь угрызениями совести, никогда не спят, а закрывая глаза, видят лица своих жертв. Но ведь я не киллер, и это был просто сон. Да и поверженный мною был какой-то странный, а глазищи у него какие были!!! Прямо огнем горели. Я не преувеличиваю. Брр!!! Так и пляшут язычки пламени. Может демон какой? А сам ничего так, симпатичный. Ладно, не симпатичный, а просто божественно (или все же дьявольски?) красив. Но взгляд… Хм. Может я в этого «демона» втрескалась ненароком. А убивать пришлось, негоже все-таки демонов просто так отпускать, вот и страдала по потерянной любви? Я все же перевернулась на другой бок, и не стала открывать глаза. Нужно разобраться с этой историей.

— Милая, вставай, — это мама. — День сегодня обещает быть просо замечательным!

Замечательным? Может и так. Что у нас на сегодня запланировано замечательного? Поездка на отдых? Чемоданы не стоят посреди комнаты, а спокойно дремлют в кладовке. Поход по магазинам? Вроде нет. Шкаф, в последний раз пополненный пару дней назад, итак ломится. День рожденья у меня тоже не летом. День рожденья! У моей любимой племяшки Даринки! И как я могла забыть. Хоть сестра у меня и была младшая, но замуж умудрилась выскочит первой и даже уже нянчила кроху.

Я резво вскочила с кровати и помчалась наводить красоту. Почистили зубы — раз. Водные процедуры — два. А теперь самое интересное. Прическа. Нет. ПРИЧЕСКА! Так и только так. По крайней мере, в моем случае. Волосы — это мое богатство и мое проклятье. Темные — почти черные, длинные — по пояс, и при всем при этом с характером. Да-да. Именно с характером, причем с очень не простым. Если у них хорошее настроение, то они мягкие и шелковистые, струятся по моим плечам, словно восточный шелк. Бывает, у них просыпается игривость. Тогда они завиваются волнами. Спускаются по спине мягкими округлыми локонами, или превращаются в спиральки от повышенной веселости. А вот если у них настроение портилось, тогда приходилось мне помучаться. Моя голова покрывается колтунами, а кончики прядей торчат во все стороны. И ничегошеньки я с этим поделать не могу, как бы ни старалась.